Мать Салюма с гордостью сказала матери Хамды:
— Мой сын самый красивый парень в деревне.
— Клянусь аллахом, моя дочь самая скромная, — ответила мать Хамды. — До сих пор еще ни с кем не целовалась.
На следующий день все опять вышли в поле. Салюм попросил свою мать помочь матери невесты кормить жнецов. Он хотел, чтобы Хамда немного отдохнула. Но девушка не согласилась. Ей непременно хотелось показать родителям мужа все свое умение и любовь к работе.
Снова приехал в деревню бек, и управляющий вместе с ним отправился на поля.
— Слушай, Джасим, — обратился бек к управляющему, — что нового с Софией?
— Мой господин, я сейчас от зари до зари в поле, слежу, чтобы не пропал ни один колосок, чтобы скотина не вытаптывала урожай. Но вчера я заглянул к Софие, а поговорить не удалось — она была занята, хлеб пекла.
— Что же будем делать дальше?
— Клянусь аллахом, мой господин, я делаю все, что в моих силах, и надеюсь, что ваше желание исполнится. Вот только закончим уборку, я с ней опять поговорю. Во мне не сомневайтесь, более верного слуги у вас не было и не будет.
— Какой из тебя управляющий? — презрительно бросил бек. — Вот Урсан из восточных деревень — так тот все делает как надо. Стоило одной из крестьянок заупрямиться, он выкрал ее и привез ко мне в дом. Такие люди мне и нужны.
Черные глаза бека, прикрытые короткими ресницами, лихорадочно блестели.
Джасим с обидой в голосе ответил:
— Я всегда готов вам служить. Но за спиной Урсана стоит целое племя. Если даже он кого-нибудь убьет, ему это сойдет с рук. А у меня родичей мало, да и те разбросаны по разным деревням. Заступиться некому. Но все же я постараюсь…
— Ладно, хватит болтать! — грубо перебил его бек. — Знай, что разбойники, похитившие девушку, скрылись благодаря Урсану. Девушку они продержали пять суток, а Урсан привез ее к родителям и всем сказал, что вернули на следующий день. Теперь она в знак благодарности готова выполнить любое повеление Урсана. Он с одного взгляда угадывает все мои желания. С него и надо брать пример. Я, пожалуй, отдам под его начало все восточные деревни.
Несколько минут они ехали молча. Затем бек спросил:
— Сделал ты надсмотрщиком отца той блондинки?
— Да, мой господин. Все сделал так, как вы велели. В тот же день привел его к вам, но вас не оказалось дома. Знаете, что он сделал? Выдал свою дочь за Салюма, сына Халиля.
— Что ты сказал?! Он отдал свою дочь за Салюма?!
— Да, мой господин. Свадьбу сыграли сразу же после уборки ячменя, — ответил управляющий.
— Почему ты не сказал мне об этом сразу?! — рассвирепел бек. — Хочешь, чтобы я каждую новость вытягивал из тебя? Тут что-то неладно, — размышлял он вслух. — Почему они так быстро сыграли свадьбу? Наверно, согрешили, и Салюма заставили жениться.
— Мой господин, я не могу плохо думать о людях. Знаю лишь, что они поженились и свадьба была довольно скромная. От шариата не отступили ни на шаг, — ответил управляющий.
— Подумать только, за одну неделю познакомиться и жениться! Что-то не верится, — не унимался бек.
— Именно так и было, мой господин, все, как вы говорите…
— Нет, нет, тысячу раз нет, — в раздумье произнес Рашад-бек. — Надо все выяснить. Сколько лет этому мальчишке?
— Точно не знаю, мой господин. Когда заключали брак, его мать сказала, что он родился в год засухи. Значит, ему чуть-чуть больше двадцати, но утверждать точно не могу.
— Это позор для деревни. Что станут говорить люди, которых мы пригласили на уборку урожая? Что крестьяне Рашад-бека во время уборки только тем и занимаются, что играют свадьбы? А работают за них пусть другие?! Куда смотрели староста, шейх и ты?!
Управляющий недоуменно вскинул глаза на бека.
— Я думал об этом, мой господин. Но мне казалось, что все по закону. На свадьбу пришли наш шейх и шейх соседней деревни, староста… Шейхи читали фатиху. Я тоже читал фатиху, как велел нам аллах и его пророки, — как мог оправдывался управляющий.
— Пусть аллах сотрет вас с лица земли! Ну и тупой же ты! Я никому не позволю обижать жнецов. Их женщины должны быть в безопасности. — И холодно добавил: — Я не хочу, чтобы мне кто-либо мешал.
Увидев бека, жнецы разогнули спины и, держа в одной руке серп, а в другой — колосья, приветствовали его.
— Спасибо, крестьяне! — отвечал бек. — Я прибавлю к вашей норме фиников и бургуля.
Когда подъехали к полю Абу-Омара, бек позвал его. Абу-Омар со всех ног бросился к своему господину и еще издали заговорил:
— Да, господин бек, что прикажете? Поле убираем начисто. Ничего не оставляем, ни колоска. Все работают как надо, слава аллаху. Еще день-другой — и все закончим. Урожай в этом году на редкость хороший. Зерна крупные, одно к одному, и сухие.
Абу-Омар говорил, словно читал по книге перед учителем заранее хорошо подготовленный текст.
Бек терпеливо выслушал его и спросил:
— А как поживает бедный Камель?
— Мой господин! Вы только подумайте, аллах помог ему. Нашелся стоящий парень, работящий, он и женился на его дочери. Салюмом его зовут, — отвечал Абу-Омар.
— А где сейчас Камель?
— Жнет на поле Халиля.
— Обижать женщин жнецов — позор, Абу-Омар! — гневно произнес бек.
— Спаси нас аллах, мой господин! В этом году не было никаких происшествий. В деревне женились лишь трое, но все было по шариату, как велел аллах и его пророки, — сказал Абу-Омар.
— По шариату, говоришь?! — заорал бек. — Какой же здесь шариат, я спрашиваю, если все прокрутили за десять дней?!
Абу-Омар ощутил, как в его душе шевельнулась неведомая сила, о существовании которой он и не подозревал.
— Клянусь аллахом, мой господин, — громко прозвучал голос Абу-Омара, — я могу поклясться всеми святыми, что Салюм и Хамда женились по закону аллаха.
— Замолчи, негодяй! Ты просто осел!.. Что ты можешь знать о законе аллаха? Скотина!.. Долой с глаз моих! Проклятый пес Салюм нападает на бедную девушку, а ты спокойно спишь и ничего не знаешь! Убирайся отсюда поскорее, пока я не затоптал тебя копытами моей лошади!
— Как прикажете, мой господин, — испуганно ответил Абу-Омар и отошел от бека, бормоча: — О аллах, не допусти, чтобы позор пал на головы людей. Ты же знаешь, что все было по закону.
Бек с управляющим поскакали дальше. Но вдруг бек на ходу обернулся и крикнул вдогонку Абу-Омару:
— Не забудь подкинуть жнецам на ужин килограмм фиников!.. Понял?
— Слушаюсь, мой господин, — ответил тот и, не оборачиваясь, медленно побрел прочь.
Бек в ярости вернулся домой. Такая девушка ускользнула из рук! Ну ничего, никуда она от него не денется. И София тоже. Обе в его власти. Он из-под земли их достанет.
На душе у него еще долго оставался неприятный осадок. Бек принял душ, пообедал жареными голубями. Выпил арака и лег спать. Разбудила его свирель Хам-дана, который шел к дому Ибрагима.
Бек приказал управляющему созвать крестьян. Сторож, услышав о сборе, побежал готовить кофе, затем принес три стула и побрызгал водой площадь, на которую уже постепенно стекались крестьяне. Жнецам было интересно узнать, где бек будет рассчитываться с ними. Здесь, в деревне, или в городе, у хаджи? Тяжелая страдная пора давала себя знать. Это особенно заметно было по серым, изможденным непосильным трудом лицам людей. Рабочий день казался им вечностью. Не все успели переодеться — так и пришли в рабочей одежде. Хусейн с начала уборки ни разу не брился и весь оброс. Борода его была покрыта густым слоем красной пыли, точно он выкрасил ее хной. Платок, прикрывавший голову, который еще утром сверкал белизной, теперь тоже был красным от пыли. Абу-Омар пришел в желтой галябии, подпоясанной красным ремнем. Он и остальные крестьяне так же, как и Хусейн, сильно обросли. Цирюльник обычно во время страды в деревню не приходил. Абу-Омар едва держался на ногах от усталости.
— О аллах! Дай силы! — сказал он, привалившись к своему другу Юсефу.
— Аллах поможет, — ответил Юсеф. — После мучений непременно приходит радость.
— Так-то оно так, и шейх Абдеррахман то и дело твердит об этом. Но я уже успел состариться, а радости так и не испытал.
— Жнецы требуют, — сказал Ибрагим, — чтобы им заплатили здесь, в деревне. Мы должны поддержать их и не спасовать перед беком.
— Что верно, то верно, — проговорил Хусейн, — нечего брать грех на душу и срамиться перед жнецами.
— Работали они добросовестно. Мы теперь всегда будем звать только их. К тому же и люди они хорошие, — сказал крестьянин, стоявший рядом с Хусейном.
В это время распахнулись ворота и появился бек с кнутом в руке. За ним семенил управляющий. Бек без всяких приветствий сел на приготовленный для него стул… Лицо его, чисто выбритое, было красным от выпитого арака. Усы лихо закручены. Ворот рубахи расстегнут, брюки для верховой езды заправлены в черные сапоги. Он откинулся на спинку стула и сидел, медленно похлопывая кнутом по левой ладони. Крестьяне притихли. Было что-то необычно настораживающее в поведении бека. Раньше он никогда не обходился без приветствия. Первым заговорил староста. С виду он ничем не отличался от крестьян, разве что чистым платком на голове.
