— Самое место для митингов, старики! — сказал Рафа. — Мудрец этот Дани.
— Откуда Дани мог знать?
— Но полюбопытствовать-то заранее можно было, старик.
Виктор хранил молчание. Окинул взглядом двойной ряд построек вдоль ручья, задрал голову и оглядел углубления в скалах, где бешено орали галки. Глубоко вдохнул полной грудью и улыбнулся:
— Знаете, что я вам скажу? Стоило проделать путь только ради того, чтоб увидеть все это.
— Черт побери, если ради этого — молчу.
С другого берега до них долетело негромкое, учтивое и сердечное:
— Доброго здоровья…
Все трое вздрогнули. Грузный старый мужчина в нахлобученном черном берете, залатанных брюках из серого вельвета стоял под навесом и глядел на них. Виктор, переступая с камня на камень, решительно направился к нему через ручей.
— Добрый день, — сказал Виктор, перебравшись. — Скажите, пожалуйста, где нам найти сеньора алькальда?
Мужчина смотрел на него голубыми выцветшими глазами, в которых то загоралась, то гасла искорка замешательства.
— Я алькальд, — сказал он не без хвастовства.
В правой руке старик держал корзину, а в левой — лестницу. Виктор смутился.
— Ой, простите, — сказал он. — Мы по поводу выборов…
— Ясное дело, — сказал старик.
— Вы ведь знаете, что пятнадцатого выборы, так?
— Так, сеньор, слыхал разговоры в Рефико.
Виктор смотрел на видавший виды берет и слушал размеренную, осторожную речь мужчины. Решился не сразу. Но в конце концов резко обернулся, указал на Лали и Рафу:
— Это мои товарищи.
Бесстрастное лицо мужчины тронула непонятно что значившая гримаса. Словно в оправдание он вытянул вперед обе руки — с корзиной и лестницей.
— Очень приятно, — сказал он. — Простите, что руки не могу подать.
В дверях дома показалась дворняга — правое ухо торчит, левое повисло, хвост поджат — и бочком, бочком стала подбираться к Виктору.
— Цыц, Кита! — сказал мужчина, энергично тряхнув головой.
Пес повернул назад и занял позицию позади мужчины.
Старик опустил лестницу на землю, повесил на нее корзину. Виктор спросил:
— Скажите, пожалуйста, а найдется помещение, где собрать народ?.
— Какой народ? — спросил мужчина.
— Из селения.
— У-у-у!.. — Старик улыбнулся не без лукавства. — За народом вам пришлось бы отправиться в Бильбао.
— Вы что — тут одни остались?
— Как один, — сказал старик, лестницей указывая в сторону улицы, — еще этот остался, только учтите: либо вы с ним имеете дело, либо со мной. Стало быть, выбирайте.
За спиной Виктора Рафа вполголоса сказал Лали: «На сей раз точно вляпались». Вынув из кармана пачку сигарет, он протянул старику.
— Спасибо, не перевожу добра.
Виктор продолжал свое:
— Значит, вас всего двое осталось?
— Как видите, и притом из нас двоих один лишний. Чем меньше нас, тем хуже.
Виктор поставил правую ногу на порог дома и уперся в нее руками. Испытывая неловкость, сказал принужденно:
— Мы-то, собственно, хотели немного поговорить, просто проинформировать.
В глазах старика снова мелькнуло удивление.
— Ясное дело! Пожалуйста, информируйте меня.
Виктор мотнул головой.
— Вообще-то, — сказал он наконец, — вот так, под открытым небом, носом к носу, как-то неудобно, поймите меня… Но, с другой стороны, главное, что мы хотели сообщить: эти выборы пятнадцатого числа имеют для страны первостепенное значение.
— Ясное дело, — лаконично сказал старик.
— Другими словами, это возможность, я бы даже сказал, единственная возможность, и если мы ее не используем, то пойдем ко дну раз и навсегда.
Старик помрачнел. Поморгал. Выждал немного и спросил:
— Как это — пойдем ко дну, простите за вопрос?
Виктор потер подбородок.
— Ну, это… — ответил он, — долго объяснять. Времени много отнимет.
Он сделал шаг назад и, обескураженный, выпрямился, руки повисли как плети. Лали подошла к ручью, опустила руку в воду. И отдернула, будто обожглась.
— Холодная, — сказала она.
Мужчина поднял глаза на грот.
— А как же — родниковая.
Лали подошла к нему.
— Водопад, что внизу, у въезда в селение, — из этого ручья?
— Грива-то?
— Я не знаю, как он называется, может, и Грива.
— Да, эта вода падает, — рассудил мужчина.
В черном дверном проеме, окаймленном поверху виноградной лозой, показалась старая женщина, сгорбленная, в трауре, черном платке, завязанном под подбородком, и с консервной банкой в дрожащих руках. Мужчина кивнул в ее сторону и сказал, как бы знакомя:
— А вот и моя — она у меня немая.
Лали и Виктор улыбнулись женщине:
— Добрый день.
Старуха коротко поклонилась в ответ, подошла к верстаку под ореховым деревом и принялась издавать резкие, гортанные звуки, разбрасывая горстями зерно из жестянки. Рыжие куры, клевавшие выжимки, поспешили на зов и застучали клювами вокруг старухи. Рафа посмотрел вверх, на галок, сидевших по уступам.
— А эти стервятники кур не трогают?
Рот старика сложился в презрительную гримасу.
— Галки-то? — насмешливо спросил он. — Галка, она ведь не хищная.
Разбросав все зерно, женщина перевернула жестянку и забарабанила костлявыми пальцами по дну — из грота выскочили и заспешили к ней две запоздавшие курицы. Виктор потряс кистями рук. Сказал старику:
— Мы, видно, не вовремя.
— Да нет, ничего, — сказал старик. И добавил словно в оправдание: — Я шел снимать рой, если хотите, пойдемте вместе…
Лицо Виктора осветилось.
— А не помешаем, если пойдем с вами?
— Почему вы должны помешать?
— Кстати, — продолжал Виктор, делая еще одну попытку подойти ближе, — мы ведь еще не представились. Меня зовут Виктор, это — мои друзья, Лали и Рафа. А как ваше имя?
— Кайо, Кайо Фернандес, к вашим услугам.
— Ну что ж, сеньор Кайо, позвольте, я помогу вам, — Виктор взялся за перекладину лестницы.
Сеньор Кайо улыбнулся. Острый взгляд облагораживал слабую беззубую улыбку, не то снисходительную, не то ироническую. Старик отдал ему лестницу:
— Пожалуйте, коли охота.
Виктор взял лестницу. Удивленно воскликнул:
— Легкая, как пробковая, из какого же она дерева?
— Из черного тополя. Тополь легкий и прочный.
С сеньором Кайо во главе они свернули за дом. И ступили на тропинку среди травы, забрызганной розетками маргариток. Слышно было, как по левую руку, в зарослях, бежит вода. Лали подошла к кустам и сорвала цветок — множество мелких белых звездочек, собранных в соцветие, похожее на раскрытый зонтик.
— Что за цветок? — спросила она, вращая стебелек пальцами.
Сеньор Кайо взглянул на него:
— Бузина, цветок бузины. Отвар из цветка бузины всякую глазную боль снимает.
Лали показала цветок Виктору:
— Представляешь?
Сеньор Кайо, покачивая на ходу корзиной-роевней, поднялся по тропке меж кустов кизила и остановился на небольшой площадке у входа в каменную ограду, над которой высились старые дубы. За оградой в углу виднелся сарай для инвентаря, а вместо задней стенки стояло в ряд с дюжину колод-ульев. Повсюду, куда ни глянь, сновали пчелы. Сеньор Кайо подошел к первому дубу и поднял руку, указывая на крону.
— Глядите, — сказал он и улыбнулся довольно. — Лет пятнадцать, а то и поболе такого роя не снимал.
Лали, Виктор и Рафа смотрели на крону дуба. Вверху с ветки свисал большой темный мешок, и вокруг него суетились, сновали туда-сюда пчелы. Рафа догадался первый:
— Черт побери, да это же все — пчелы!
— Что значит — все? — спросила Лали.
— Все, черт побери! На ветке не мешок, а пчелы. Не видишь разве?
Виктор радостно закричал:
— И вправду, надо же! Друг на дружке. Видишь, шевелятся?
Старик наблюдал за ними, довольный как ребенок. Пчелы ползали друг по другу — одни выбирались наверх, другие оказывались под ними, но с копошащегося клубка не слетали. Сеньор Кайо приподнялся на носках, отломил ветку от нижнего сука и сунул ее в корзину-роевню, продев концы меж прутьев. Пошел к навесу, взял дымарь и набил его соломой. Осторожно чиркнул спичку и поджег солому. Солома курилась, словно жаровня с дубовыми углями. Старик поставил дымарь на землю, взял на кончик пальца меду и смазал выбившиеся наружу листья ветки. Захватив роевню и дымарь, вернулся к дереву. Лали, Виктор и Рафа как завороженные следили за пчелами.
— Каково, а?
Виктор спросил, не отводя взгляда от пчел:
— Скажите, пожалуйста, а почему они держатся вместе?
— Пчелы там, где матка.
— А если матка улетит?
— Они — за ней, так водится.
Виктор сыпал вопрос за вопросом:
— А если вы их сейчас не снимете, они так тут и останутся?
