— Ее надо пересадить. Не возражаешь, если я сделаю это?
Эксли прямо-таки уронил мою руку, кинулся к растению и начал собирать землю в горшок
— Она никогда раньше не падала. Однажды опрокинулся кротон, но райская птица никогда.
Я взяла его за руку и тянула, пока он не поднялся. Обняла его за шею и прошептала:
— У меня есть земля и садовые ножницы. Я знаю, что такое земляной ком на корнях. И я обещаю тебе, что сделаю это утром.
— Прости. Это у меня в крови. Она — мой ребенок.
— Я не собираюсь оставлять ее без присмотра и не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось.
— Знаю.
Эксли поднял меня и отнес на кровать. Его руки, испачканные землей, выглядели теперь намного лучше. Не такие бледные. Этими руками можно делать все, что угодно: строить дома, рисовать картины, сажать деревья и выразить все, что нужно и хочется. Он нежно гладил меня, как я обычно гладила листья райской птицы. Он разговаривал со мной руками, и я понимала, как сильно соскучилась по такому общению.
Он взял щетку с туалетного столика. Она была очень мягкая, для маленьких детей. Сел на кровать за моей спиной, поднял волосы с плеч и провел по ним щеткой. Не передать, до чего приятно.
— Похоже на низ грибной шляпки. Она как бы сдвигает верхний слой эпидермиса, и кожа в большей степени обнажена для прикосновений. Становишься более чувствительным и более чувственным.
Он провел щеткой по плечам, груди, а затем медленно по волосам.
— Я заново выращиваю тебя и обновляю: убираю все старое. Делаю тебе новую кожу, новые волосы, клетки, новую тебя.
— Я не растение.
— Да нет, именно растение. Твои волосы растут из корней, как растения. При хорошем уходе они вырастают длинными и блестящими. Я забочусь о тебе на клеточном уровне. Все лишнее убираю и отскребаю. — Он пробежал пальцами по моей спине. — Это просто сумка для тела, упаковка, чтобы сохранять форму, чтобы ты выглядела собой. Мне бы хотелось не просто прикоснуться к твоей коже, а сделать это изнутри.
Он занялся со мной любовью, проник внутрь. Было что-то совершенно особенное в такой тесной связи с мужчиной, а может, вовсе и не с мужчиной, а с растением, которое приняло образ человека. Как-то настолько естественно, что напоминало слияние с природой. Нечто заходившее за пределы и обыденность современной жизни, настолько за ее рамками, что для этого еще не придумано точного определения.
На следующий день Эксли не позвонил. И еще через день. И через два. Я скучала по нему. На следующий день, и через час, и даже через минуту, скучала по-настоящему.
Он был первым мужчиной, с которым после развода я занималась любовью. А из-за того, как он любил меня, я чувствовала себя так, словно он вообще был у меня первым. Даже в глазах Карлоса, нашего портье, вместо обычной жалости наконец появилась некоторая надежда. Мне надо было найти Эксли. Я не могла опять видеть жалость в глазах Карлоса.
Через три дня я решила, что ждала достаточно, чтобы соблюсти принятые в Нью-Йорке приличия, и пошла на овощной рынок.
Была суббота, самый оживленный день недели, и на рынке было людно. Я огляделась в поисках Эксли, но на привычном месте его прилавка не было. Я поискала знакомые соседние ларьки, чтобы убедиться, что я в нужном месте. Осмотревшись, я увидела «Барнс энд Ноубл» прямо справа от меня, а немного сбоку индийский магазин с подарками для кошек. Продавец апельсинов из Калифорнии был на своем обычном месте, но Эксли нигде не было видно.
Перемещаться с одного конца рынка на другой в поисках, как они говорили, «удачного места» для продавцов не было чем-то необычным, и маловероятно, что он пропустит субботу, самый прибыльный день недели, поэтому я знала наверняка, что он где-то здесь, в толпе.
Я прошла рынок из конца в конец, вглядываясь в каждого продавца. Я заглядывала за каждый прилавок, даже в задних рядах. Больше половины были уставлены растениями и оставляли лишь узкие тесные проходы, что чрезвычайно затрудняло движение, но даже после того, как я обошла все дважды, я все еще не нашла Эксли.
Я вернулась обратно к Джимми, чей прилавок с яблоками сорта «Гренни Смит» теперь стоял на месте Эксли.
— Вы не знаете, где Дэвид Эксли?
— Парень с тропическими растениями?
— Да, блондин с тропическими растениями, который обычно стоял на этом месте.
— Не-е. Я знаю только, что он разрешил мне поставить прилавок на его место. Обычно я торговал с кузова грузовика, а это как заноза в заднице. Его нет уже пару дней, так я и установил здесь прилавок.
— Как долго?
— Что «как долго»?
— Он сказал вам, как долго вы можете использовать его место?
— Всегда. Он сказал, что уезжает и не вернется обратно.
— Когда он это сказал?
— Ну, не знаю. Четыре, может, пять дней, может, неделю назад. Думаю, в прошлую субботу.
— В прошлую субботу он сказал, что больше не вернется?
Я не стала ждать ответа и помчалась прямо в прачечную. Я уже давно не бегала и, пробежав всего один квартал, ужасно запыхалась, но продолжала бежать, задыхаясь, как девяностолетняя старуха.
Я свернула за угол между Двенадцатой и Первой авеню. И с облегчением увидела, что на улице начинается традиционная субботняя уличная ярмарка. Десятки людей толпились на площади, выбирая самые хорошие места для своих лотков и киосков с майками для взрослых и ползунков с надписью «Я люблю Нью-Йорк». Через час повсюду от жаровен поднимется запах итальянских сосисок, зеленых перцев и лука, а детские рожицы будут покрыты сахарной пудрой с вафельных трубочек. Все выглядело нормально, и я присела, положив руки на колени, чтобы немного перевести дыхание и утереть пот, заливающий глаза.
Я уже подходила к прачечной, когда внезапно наступила на что-то острое. Прыгая на одной ноге, я выдрала из подошвы кроссовки крупный осколок стекла. Я утерла стекающий по лицу пот и посмотрела на прачечную. Вся улица сверкала бриллиантовым блеском. Повсюду валялись осколки. Я поняла, что опоздала.
Из-за спин толпящихся людей мне было видно, что огромное центральное окно прачечной разбито и дыра заклеена желтой лентой. Я протиснулась сквозь толпу, чтобы увидеть все поближе. Меня охватила паника при мысли, что Армандо пострадал. Люди из соседних домов заполонили всю улицу, и, распихивая их локтями, я тщетно пыталась заглянуть внутрь помещения.
Наконец я добралась до дыры. Острые осколки стекла торчали из металлической рамы. Я посмотрела на потолок, медленно задирая голову вверх, страшась увидеть то, что случилось с нежными тропическими растениями, выставленными на весенний ветер и холод.
Все было хуже, чем я предполагала. Флуоресцентные лампы треснули или были полностью разбиты. Разорванная леска свисала с потолка. Повсюду была земля. Должно быть, она высыпалась из горшков, когда они падали с лески.
Растения, свалившиеся с потолка и со стиральных машин, валялись на полу, растерзанные, затоптанные ногами, покрывая вывернутый мох
Вьющиеся и штамбовые розы лежали под сушками, похожие на пятна крови. Армандо говорил мне, что их надо всегда держать около сушек, потому что тепло способствует их благоуханию. Распотрошенные стебли душистого табака валялись на столе для упаковки. Он говорил, что мускусный запах табака единственное, что может перебить запах отбеливателей.
Яркая фуксия, которую для Армандо опыляли домашние пчелы, беспомощно лежала на полу. Над ней жужжали пчелы в тщетных поисках цветков для опыления.
И лишь фикус стоял нетронутый в центре комнаты как одинокий свидетель кровавой бойни.
Теперь, когда растения были уничтожены, я беспрепятственно могла видеть секретную заднюю комнату. Дверь была сорвана с петель. В центре зияло идеально ровное круглое отверстие, которое можно сделать только циркулярной пилой. В отличие от основного зала задняя комната была безупречно чистая и абсолютно пустая. Ни на полу, ни в углах ничего не валялось. На полу ни пятнышка.
Девять растений исчезли.
Фикус и все мертвые растения, лежавшие на полу, не представляли никакой ценности. Только знающий человек мог так безошибочно знать, что выбросить, а что оставить без внимания.
Я спрятала лицо в ладонях. Из прачечной украли только девять растений. Даже старая медная касса стояла в углу нетронутой.
Я видела, как Армандо вышел из полицейской машины. Приподнял желтую с черными точками ленту, окружавшую прачечную, словно рой пчел, и вошел внутрь. Я с облегчением перевела дух. По-видимому, я подсознательно все время подавляла в себе страх при мысли, что Эксли как-то навредил Армандо.
— Мне надо с ним поговорить! — прокричала я полицейскому.
— Подойдите! — крикнул он в ответ.
Армандо обернулся, перегнулся через ленту и, схватив меня за руку, сильно дернул к себе.
