— Просветлись, — сказал он. — Великие дела не за горами.
Паркер вошел плетущейся походкой — большой, толстый, немногословный как всегда, поглаживая персональные барабанные палочки, и Фукс поприветствовал его:
— Эй, брат.
— Эй. Гитариста нашли?
— Да, ага, — сказал Фукс мрачно. — Спроси Джина. Нашел какого-то [непеч. ] хонки, мужик. Не нравится мне это, мужик.
Вместо ответа Паркер залез на стул и ударил в барабан.
— Надеюсь, он будет вести себя прилично, мужик, — добавил Фукс.
С гибсоном в кожаном чехле на плече — как двустволка охотника — бумажная чашка кофе в руке, Джульен вошел величественно, стремительно, безжалостно, в облаке яростного напускного добродушия — в момент, когда Юджин начал бояться, что он не придет.
— Добрый день, господа, — сказал Джульен с узконаправленной веселостью. — Вижу, что немного опоздал. Нижайше прошу меня простить и сказать мне, что я должен совершить, дабы исправить оплошность.
Фукс отвел глаза, удивленный и еще более расстроенный, чем прежде. Паркер поднял голову и брови и ухмыльнулся. Ухмылка тот час же пропала.
— Какие новости, друзья? Что делать нам? К чему готовы мы? — вопросил Джульен. Баритон его грохнул, размножился, отлетел от поверхностей инструментов. — Ну-с, посмотрим. Так. Вот здесь я подключу Мою Жемчужину Кастильских Ночей, если, конечно, никто не возразит мне гласно. А? Возражений нет. Хорошо. Зовут меня Джульен.
Он косо посмотрел на Фукса.
— Ага, — сказал Фукс.
— На самом деле, — объяснил Юджин, — этого парня зовут Фукс-басист, а не Ага. А который вон там в углу, большой такой жлоб, неприветливый — так он Паркер.
Джульен приблизился к Паркеру и протянул ему руку. Последовало рукопожатие. Джульен переместился к Фуксу. Не поворачиваясь к нему, Фукс сказал,
— Да, хорошо.
— Следует пожать хонки руку, — наставительно сказал Джульен. — У меня, конечно, веснушки на лице, но это еще не повод меня игнорировать. Ближним следует быть благожелательными по отношению друг другу. Так сказано в справочнике.
— Каком справочнике? — неприязненно спросил Фукс.
— В Библии, конечно же.
Еще немного подождав, чтобы сохранить лицо, Фукс пожал Джульену руку.
Некоторое время они настраивались. Затем Юджин, сидя за клавиатурой, махнул рукой и сказал:
— Ля-бемоль, четыре четверти. Остальные аккорды — си-бемоль минор, до-минор-семерка, и ми-бемоль-шесть. Вот так…
Он сыграл мелодию, объявляя каждый аккорд вслух.
— Паркер, — сказал он.
— Да.
— Стучи мудро, а не дико.
— Ладно.
— Фукс?
— Ну?
— Сечешь?
— Секу.
— Джульен?
Вскоре выяснилось, что Джульен не имеет понятия, где на его гитаре находится ля-бемоль. Чтобы спасти ситуацию, Юджину пришлось дать ему быстрый урок, который сопровождался презрительным хмыканьем Фукса. Паркер смотрел и ничего не говорил. Джульен знал, оказалось, немалое количество аккордов, и перебирал струны неплохо. После примерно десяти минут ошибок и нереализованных амбиций, он понял, как именно следует играть то, что хотел играть Юджин. Опус сыграли четыре раза, а затем Юджин объявил пятиминутный перерыв. Джульен выключил усилитель и стал тренироваться тихо в углу, прислушиваясь к струнам. Юджин развлекался, играя немецкую песенку тридцатых годов двадцатого века. В его дневнике комментарии по поводу немецкой музыки той эпохи нестандартны и слегка бестактны по отношению ко многим.
В конце концов Джульен перестал бренчать и начал слушать. Паркер тоже, вроде бы, прислушивался к тому, что играет Юджин. Фукс ерзал и ерзал на своем стуле.
Четыре часа спустя свежесозданная группа проголосовала за поход в реднековый бар напротив. У Юджина вечером был ангажемент, и долго он торчать в баре не собирался.
— Ангажемент? Думаю, что ты против того, чтобы я составил тебе компанию, — предположил Джульен, ухмыляясь в свое пиво.
— Одного раза мне хватило, — сказал Юджин.
— Эй, — Фукс повернулся к Джульену. — Уши у тебя смешные очень, мужик.
И в самом деле уши у Джульена были маленькие и чуть вогнутые.
— Ты моего [непеч. ] не видел, — сказал Джульен.
Немыслимое свершилось — Паркер засмеялся. Юджин не знал, что Паркер умеет смеяться. Смех его звучал искренне и приятно, почти музыкально.
Фукс надулся и слез со стула. Джульен положил руку на плечо Фукса и без усилий водворил его обратно на стул.
— А ну-ка я тебе кое-что скажу, дружок, — сказал он медленно и ровно, и театральные ноты исчезли из его голоса, а калифорнийский его акцент вдруг проявился очень отчетливо — и слегка зловеще. — Слушай, чадо. Хорошо? Будешь слушать? Слушай. Я, может, не великий гитарист. Может, я вообще не гитарист. Но, видишь ли, это в данный момент не важно.
— Ай! — запротестовал Фукс, потирая плечо. — Ты держи свои руки при себе, мужик.
— Спроси меня, почему это не важно.
— Ай… [непеч. ]… Хорошо. Почему? Ай!
— Потому что, — сказал Джульен веско, усиливая хватку на плече Фукса, — Юджин не просто ведет шоу, Юджин и есть — шоу.
Он выдержал паузу, чтобы до Фукса дошло. И не только до Фукса.
В этом рыжем что-то было, больше, чем казалось на первый взгляд. Хвалил ли он Юджина в этот момент, или просто льстил ему — какая разница. Юджина не часто хвалили, и льстили ему тоже не часто, особенно в собственном его окружении, за одним исключением, а она была слишком молода и глупа, чтобы воспринимать ее всерьез.
Совершенно не важно, объяснил Джульен, станут ли в результате напряженной тренировки и упрямого стремления к совершенствованию — станут ли Фукс и он, Джульен, достаточно умелыми, чтобы производить впечатление профессионалов. Не имеет значения, насколько духовно удовлетворительны и общественно полезны будут их вклады, Фукса и Джульена, в музыкальную историю мира в будущем. Абсолютно несущественно — достигнут ли они, Фукс и Джульен, благодаря помощи Юджина, известности в этой области человеческой деятельности, смогут ли они занять место среди любимых и почитаемых публикой музыкантов. Ибо, вот, если смотреть на дело с того недосягаемого плато, с которого смотрит Юджин, стоя там в величественном одиночестве, разницы между умением Фукса и умением Джульена, или между умением Фукса и любого исполнителя, когда-либо слышанного Фуксом, настолько смешно мала, что ее, разницу эту, можно запросто перепутать с окулярным расстройством, вызванным легким похмельем. Музыка составляет (по мысли Джульена) неотъемлемую часть структуры вселенной, и ее передвижения во времени и пространстве полностью совпадают с передвижениями души Юджина. Навыки можно развить и уточнить. Однако, в случае Юджина, уровень профессионализма играет лишь малую роль. Его, Юджина, музыкальный дар превосходит любые навыки.
Просто тот факт, что он находится в компании Юджина и его небесного дара, представляется Джульену огромной честью и редкой привилегией. Он, Джульен, намерен сохранять честь и привилегию так долго, как это только возможно, даже, если уж на то пошло, против воли самого Юджина. Может, никогда больше ему не представиться случай участвовать в работе такого человека, как Юджин. Касательно же тех кто, по мнению Джульена, склонен подрывать его, Джульена, позиции, и саботировать его, Джульена, место в группе, действуя ему, Джульену, на последние оставшиеся у него здоровые нервы, что ж, таким людям следует представить себе возможные последствия их поведения. Прямо сейчас. Не вдаваясь в детали, Джульен пообещал, что некоторые из последствий могут стать весьма неприятными для тех, кто вмешивается.
— Просто представь себе, — сказал он, уставясь глубоко посаженными зелеными глазами на Фукса, — представь, хорошо? Представь себя, лежащего на спине, в невыносимой боли, совершенно беспомощного, и меня, двести тридцать фунтов веса и все такое, наступающего безжалостно и неотвратимо подошвой ботинка на твое лицо. Нет, не уходи пока что, и не говори ничего. Давайте выпьем по-дружески, как положено целеустремленным художникам, работающим над одним проектом.
Он привлек внимание бармена и объявил, что платит за всех.
В своем дневнике Юджин отмечает, что «Из Джульена получился бы неплохой политик, если бы у него не было чувства юмора».
ГЛАВА ВТОРАЯ. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
I.
Два месяца спустя они были готовы играть на публике.
Джульен играл теперь намного лучше на своей гитаре. Также, неожиданно выяснилось, что он неплохо умеет дудеть в саксофон. Это произвело впечатление на всех, включая Фукса, который нехотя признал, послушав исполнение Джульеном «Каравана», что — да, умеет. Паркер стучал значительно лучше. О Фуксе Юджин сказал, что лучше играть он не научится никогда, но — сойдет.
Нужен был ангажемент. Никакая банда не может репетировать месяцами без того, чтобы не выйти на концерт хоть раз. Отсутствие выступлений ведет к бунту. Будучи, благодаря Джульену, лидером группы, Юджин знал, что ему следует искать решение проблемы. Поскольку страдала мораль его солдат. Трения усилились.
