— А вы сами бежали?
— Еще как… — сознался Сеня.
«Боже! — подумала Надька. — Неужели таких тоже любят?»
Сеня ушел, не взяв денег за визит.
Надька с Нэлей остались вдвоем.
— Неужели таких тоже любят? — вслух спросила Надька.
— Любят всяких, — объявила Нэля. — Любая кастрюля найдет себе крышку.
Надька задумалась. Ее крышкой может быть только Андрей. Она любила его целиком и по кусочкам. Любила его улыбку, и кашель, и манеру исчезать глазами. Только что был тут — и уже где-то. Инопланетянин.
— А что он говорит? — спросила Нэля.
— Говорит, что не может бросить жену.
— Этот сценарий мы проходили, — заметила Нэля.
Нэля по-прежнему хранила верность своему женатому гению.
— Сколько ты это тащишь? — поинтересовалась Надька.
— Восемь лет.
— Ты смирилась?
— Лучше так, чем никак. Мы нужны друг другу по-настоящему.
— Если по-настоящему, почему он не совершает настоящий поступок?
— Он не может бросить жену. Если только она сама его бросит…
Выход прост, как все гениальное. Зачем нужны эти сложнопостановочные больницы, платить деньги, лицедействовать… Можно привлечь в спектакль Светлану, жену Андрея. Она сидит себе и ничего не знает, а Надька тем временем плавает в соляной кислоте. Пусть Светлана тоже нырнет пару раз.
Андрей позвонил. Проверил голосом обстановку. Надька звучала приветливо. Значит, можно провести вечер без потерь. Левый роман с Надькой начал давать свои осложнения. Но это как обычно. Сначала полное счастье, райское блаженство. В мозгу вырабатываются эндорфины — гормоны счастья, человек не ходит, а летает над землей. Потом начинается драматургия.
Андрей боялся упреков и скандалов, у него просто не было на это времени и сил. День его был плотно занят, мозги забиты. Надо принимать сложные решения, и нельзя ошибиться. Наладить бизнес трудно, потерять легко.
Самый нестерпимый момент для Надьки — тот, когда после полной близости Андрей спускал ноги на пол и начинал одеваться. Это было похоже, как если бы машина тормозила на полной скорости и пассажир влетал головой в стекло. Надька разбивалась об эти его уходы. Но не сегодня.
Сегодня она ловким движением фокусника засунула в карман его пиджака семейную фотографию: Андрей, Надька, Лука. Андрей — счастливый, улыбающийся, Надька — все понимающая, как японская гейша, а Лука смотрит в объектив безо всякого выражения. Эти фотографии нащелкала Грета и прислала по почте.
На заднем плане — дом с немецкой вывеской. Ясно, что заграница, и на заграничном плане — обеспеченная счастливая парочка с младенцем.
Надька рассчитывала, что жена Андрея найдет эти фотографии. Обман вскроется, разразится скандал. Андрей предстанет перед выбором и выберет, конечно же, Надьку с Лукой, поскольку их двое, а жена — одна.
Надькин расчет оправдался, но частично. Светлана действительно нашла фотографию. Она собралась отнести пиджак в химчистку, стала освобождать карманы, наткнулась на фотографию. Стала рассматривать. Женщина — как с японского календаря. Ребенок настолько маленький, что похож на старичка. Андрей настолько счастлив, что похож на пьяного. А может, и пьяный.
— Кто это? — спросила Светлана и положила перед Андреем фотографию.
Было утро. Андрей пил кофе. Он даже не повел бровью.
— Знакомые.
Андрей отодвинул чашку. Надел другой пиджак. У него этих пиджаков — целая секция в стенном шкафу.
— А где это? — спросила Светлана.
— В Женеве.
Светлана знала, что Андрей часто бывает в Швейцарии — по работе и по зубам. Его зубной врач проживал в Женеве.
— Я могу это выбросить? — спросила Светлана.
— Как хочешь.
Светлана аккуратно разорвала фотографию на четыре части и опустила в мусорное ведро. Она ничего не заподозрила. У Андрея не может быть детей — значит, это ребенок японки. Значит, она замужем, недавно родила. Вокруг Андрея всегда людей как мошкары, и все произносят одно слово: «дай». И никто никогда не говорит: «на».
Светлана работала вместе с Андреем. Есть такие отсеки в их бизнесе, где можно доверять только своему человеку. Андрей знал, что Светлану невозможно обмануть, объехать на хромой козе, обвести вокруг пальца. Она видит каждого человека на полтора метра в глубину. Умеет отличить друга от врага. Умеет принять удар на себя, держать удар. Умеет предвидеть, как хороший шахматист. Умеет разумно рисковать. Андрей без Светланы — как без рук. Он не может без нее, не хочет и не будет без нее. Почему? Так сошлись звезды. Она ему спущена сверху. Создатель крикнул: «Лови!» И скинул ему Светлану, и он поймал, и прижал, и не уронит. И не отпустит. Светлана — тыл, в котором он уверен, а она уверена в нем.
Что касается Надьки — это другое. Надька — наркотик, на который он подсел. И не откажется. Андрей никогда не ставил их рядом. Никогда не сравнивал. Каждая женщина исполняла свою партию в общей симфонии жизни. Светлана — главная партия. Надька — побочная. Как младшая жена в семье мусульманина. Количество жен в мусульманском мире — исключительно вопрос денег, но не вопрос нравственности.
Однако Надька не мусульманка. Она не хотела быть второй. Она хотела быть единственной.
Фотография ничего не дала. Слабая артиллерия. Нужен следующий, более ощутимый удар. Но какой?
Надька понимала: если ничего не предпринимать, все завязнет, как телега в болоте. Ей светит участь пожизненной любовницы. Время работает против нее. Через десять лет Надька превратится в сорокалетнюю озлобленную тетку, которая постоянно скандалит и что-то требует.
Существует два пути развития: соскочить с телеги и капитулировать — либо как-то сдвинуть эту телегу из болота. Как? Обозлить Светлану, например. Она бросит Андрея, тогда Андрей станет свободным. А это уже совсем другой расклад.
Надька знала, где работает Андрей. Он как-то показал ей из машины светлый оштукатуренный особняк.
Надька села в свою машину, Луку пристроила сзади в специальном креслице — и двинулась в офис Андрея, непонятно с какой целью. Конечная цель была ясна: приехать, взять Андрея за руку и увезти к себе домой. Возможен скандал. Но скандал — как скальпель. Взрежет нарыв, и ложь выйдет наружу. Сначала больно, потом легко.
Луку Надька взяла с собой как вещественное доказательство. И как средство давления. Лука подрос — беленький, кудрявый, глаз не оторвать. Надька обожала Луку всем сердцем. Но в этом же сердце цвела и ненависть к Светлане. Надькино сердце клокотало от двух противоположных чувств.
Машина остановилась возле особняка. Над дверью красовалась витиеватая надпись, на старинный манер.
Надька вышла, вытащила Луку из машины. Прошла к дверям. Ее остановил охранник:
— Вы к кому?
— К Андрею Петровичу Хныкину.
— Он знает, что вы придете?
— Он ждет, — соврала Надька, глядя на охранника преувеличенно честным взором.
Охранник впустил Надьку. Надька отметила, что помещение — чистое, строгое, элегантное, как в Германии. В правом углу — небольшой бар, столики.
Надька села. Взяла кофе. Луке сунула сухарик, он стал его сосать.
Из глубины офиса появилась Светлана, подошла к лестнице. Потом обернулась. Лицо женщины показалось знакомым. Она вспомнила, что видела это лицо на фотографии. Ребенок не похож, но дети меняются. А может, у нее их несколько.
Светлана дождалась, пока глаза японки пересекутся с ее взглядом. Спросила:
— Вам Андрея? Я его сейчас позову.
И ушла. Ничего не заподозрила.
Андрей спустился вниз. Увидев их, просиял. Обрадовался.
Подошел. Сел рядом. Взял Луку на руки. Бармен тут же принес кофе.
— Что-нибудь случилось? — спросил Андрей. — Что-то очень срочное?
Ему и в голову не могло прийти, что Надька нарывалась на скандал.
— Я… хотела у тебя спросить… мне нужна хорошая бригада для ремонта квартиры.
Андрей достал мобильный телефон, набрал нужный номер.
— Какие бригады у тебя освобождаются? — спросил Андрей. Послушал. — Спасибо.
Андрей поднял незамутненный взгляд на Надьку.
— Лучше всего югославы. Но они дорогие. Если хочешь дешевых, бери хохлов. Но хохлы пьют.
— Заплатишь? — спросила Надька.
Скандал не получался. Хотя бы деньгами.
— Я уже заплатил, — ответил Андрей. Он ничего не боялся.
— Какой-то ты… непоследовательный…
— Я очень последовательный.
Андрей внимательно посмотрел на Надьку, будто гипнотизировал. В самом деле, он сразу сказал Надьке, что женат, и ничего не обещал. Однако Надьке казалось: если он любим и любит… Сказав «А», он должен сказать «Б». Но получилось только «А». Нескончаемый гудок. И если Надька проявит активность, то не будет и гудка. Рот захлопнется.
— Ладно. — Надька поднялась. — Я пойду.
Ей хотелось плакать, но гордость запрещала.
