– Ммо-о-о-о-ло-ко, – раздаётся где-то вдалеке голос дядьки Феди, – Мо-ло-ко-о-о-о-о.
Я с готовностью хватаю со скамейки банку, вслушиваясь в цоканье копыт за углом.
– Тпру-у, – шумно останавливается возле меня серая лошадь. Дядя Федя в толстой фуфайке и шляпе неуклюже выбирается из тележки с гремящими бидонами.
– Давай, хозяюшка, – он берёт мои банки и переливает молоко, – Шесть литров, скажи матери, пусть запишет.
Жители деревни часто называют бабушку моей матерью. А иногда и сама бабушка торопясь говорит мне: «Тань». Таней зовут мою маму. Наверное, взрослые очень давно живут и иногда путаются во времени, им тогда кажется, что оно вернулось на несколько лет назад.
Я несу пустые банки с мутными от молока стенками на кухню, там, у двери на гвоздике, висит разрезанная пополам замусоленная тетрадка. В неё бабушка что-то вписывает каждое утро, когда сдаёт молоко.
– Собирайся, пойдём в Медвежье за ягодами, – говорит Нянька, поднимаясь со стула. В руках у неё палка, пустой бидончик, ведро с водой и миска с варениками. За ягодами я пойду с удовольствием. Я говорю, что уже собрана и прошу бабушку к нашему приходу сварить суп «без чего».
– Ну, это проще всего, – соглашается бабушка.
Хотя она не любит, когда просто. Обычно её суп густой с фасолью, рисом и зеленью, который тоже безумно вкусный. Но сегодня мне хочется прозрачного в жёлтом бульончике супчика без лука и морковки.
Мы с Нянькой заходим к ней во двор. Забор у бабушкиной тёти деревянный, на нём всегда сохнут какие-то банки, суконные носки и старинные кувшины. Возле низкого сарая, который Нянька называет «землянка», растёт крыжовник. Он ещё не дозрел, но я люблю именно такой – кисленький. Пока она заносит в хату воду и вареники, я напихиваю себе в рот всё, что растёт тут же под ногами: шарики крыжовника, стебли заячьей капусты, высасываю цветочки медуницы. Мы идём через огороды, погромыхивая крышками бидончиков. С Нянькой я чувствую себя взрослой и умной. Ведь она ростом с меня, и не училась в школе. Я ей сама читаю книги, которые нам задали на лето. Я не хожу в библиотеку, чтобы взять произведения из школьной программы. У нас на полках есть учебники литературы и русского языка за все классы до самого десятого. С тех времён, когда дедушка с бабушкой работали в школе, у учебников изменились только обложки.
Для того, чтобы ходить за ягодами у нас в деревне много мест: Репное, Ямное, Залес, Ярушка и Медвежье, куда мы сейчас и направляемся. Я прошу Няньку рассказать сказку про Милитрису Кирбитовну, потому что это самая длинная сказка, и можно слушать её всю дорогу.
– Жил был Кирбит Верзивулович, – послушно начинает Нянька, – У Кирбита Верзивуловича была прекрасная дочь – Милитриса Кирбитовна. Так хороша, так хороша, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Посватался за неё князь Дадон…
Я давно знаю все Нянькины сказки наизусть. Даже знаю наизусть все интонации, с которыми она произносит каждое слово, но всякий раз я слушаю с замиранием сердца знакомые фразы:
«И родился у них сын. Дали они ему званье Бува Королеевич…»
Нянька ни за что не уйдёт из лесу, не нарвав бидончик с горкой. Мне надоедает наклоняться, и хочется пить, но виду я не подаю. У нас в деревне не принято жаловаться. И я терпеливо рву землянику липкими пальцами.
Испытания силы воли я не выдерживаю только в одном случае: когда подходит наша очередь пасти коров. Коровы есть почти у всех жителей села, а у многих, даже по две. А дома стоят в ряд, называемый «порядок». И вот все хозяева по очереди, в том порядке, в котором выстроены дома, должны один раз за лето отпасти стадо. Это выглядит так: мы с дедушкой встаём в пять утра, надеваем резиновые сапоги и брезентовые плащи, берём воды во фляжке с пробкой-крышечкой, десяток варёных яиц, хлеб с салом и кнуты и идём к магазину «залучать». Бабушка в это время доит и выгоняет свою корову – Малютку (у нас всегда все коровы всегда Малютки, а их дети телята все – Лысики). А Нянька стоит с палкой возле завалившегося забора крикливой бабки Вали, у бедной старухи нет своей коровы, а чужие всё время лезут к ней на огород. Нянька отгоняет коров палкой и криками: «Гой, пошла, гой».
Это всё мне ещё нравится. Я сбегаю вниз по пригорку, хлопая кнутом по костлявым бугоркам у коровьих хвостов, и сосу сливовую конфету. Но когда заканчивается порядок домиков с треугольными крышами, и начинаются бескрайние просторы лугов и садов с мухами и оводами, мне становится тоскливо. Я смотрю на маленький силуэт дедушки на другом конце поля, на бабушку, сидящую в стогу сена, и начинаю думать. Мне нравится мечтать о чём-нибудь приятном, например, как мама купит мне маленькую, красную мебель для пупсиков из городского Детского мира. Как я расставлю её в коридоре на сундуке, и как удивиться Маринка, когда придёт ко мне в гости. Маринкина мама – тётя Света, сильно похожа на Маринку, у неё такое же детское лицо с чёлкой, к тому же она очень добрая и всегда привозит из города необычные игрушки. Сама привозит – Маринка даже не просит, потому что она никогда не бывает в городе. Тётя Света живёт там с новым папой. Иногда они приезжают вместе. И он дарит Маринке игрушки. Но Маринка папой дядю Колю называть отказывается, тогда тётя Света становится не очень доброй и не выпускает дочку гулять. Я без толку стою на тропинке перед её окнами, пока не выглянет старшеклассница Анька, закутанная в длинный платок. Она очень взрослая и красивая, и тётю Свету – свою тётю, называет Светкой и на «ты». А я вот не знаю, как называть Аньку на «ты», как ровесников, или уже на «вы». Поэтому всегда стесняюсь её.
– Марина сегодня не выйдет, – взрослым тоном оповещает меня Анька, – К ней мама приехала.
Голос у Аньки звенящий, точь-в-точь, как у тёти Тони – её матери. Тётя Тоня тоже живёт в городе, только одна. Она приезжает на выходные к Аньке и к своей маме – бабе Зине. Дедушка рассказывал, что у бабы Зины много детей, пять или шесть, точно не помню. Но все они, кроме двух дочек, живут далеко в разных городах. Дедушка их учил в школе. Тётя Света из детей – самая младшая. Когда-то эти дети съехались на выходные все разом, захватив своих детей и жён. Маринка тогда два дня не обращала на меня внимания, потому что дом у неё был полон двоюродных братиков и сестричек, которые кричали во дворе, а иногда, голые по пояс и в больших комнатных тапках, выбегали на улицу погоняться за котятами. Я тогда сидела с нянькой на скамейке с зарёванным лицом и ждала, что Маринка сжалиться надо мной. Но подруга смеялась веселее, чем обычно, и упорно делала вид, что меня не знает. Тогда я возненавидела всех этих её Ленок, Наташек, Женечек и Алёшек.
– Я никогда её не прощу, никогда – плача говорила я своим на веранде. Мне казалось, что Маринка предала нашу дружбу.
– Ничего внуч, это детские обиды, всё забудется, – улыбался дедушка.
А я про себя думала, что взрослые меня не понимают, и что я уже не ребёнок, и что за такое не забывается.
И, конечно, Маринку я бы не простила. Но как раз в тот день, когда её родственники шумной толпой шли к спецхозу на автобус, а я наблюдала за этим из-за забора, из-за пригорка появился дядя Вася с Нинкой. Ух, и отыгралась же я тогда. Весь вечер, оставшаяся одна, Маринка перед моим двором взад-вперёд каталась на новом двухколёсном велике красного цвета с надписью «Орлёнок», который ей привёз дядя Коля. Само собой, мне было завидно, но я невозмутимо играла с сестрой у колодца, и даже не смотрела на подругу. Только если она поворачивалась спиной. А на следующий день, дедушка достал с чердака настоящий взрослый чёрный велосипед, отпилил на нём высокую раму, а чуть ниже подставил синюю дощечку. Кататься я научилась за одно утро. Я сажала Нинку на багажник, и мы ездили от своего дома к Нянькиному и обратно. Маринка выехала на своём «Орлёнке» и так задирала нос, что упала под ракиту, ободрав коленку. С тех пор она невзлюбила Нинку, и теперь всегда, когда я сообщаю, что приедет моя сестра, подруга обиженно поджимает губы:
– Понятно, придётся сидеть дома одной.
Я уже давно не таю на неё зла, и подолгу объясняю, что Нинкин приезд ничего не меняет, что я выйду гулять, что будем играть втроём, но Маринка всё равно обижается и уходит домой. Она вообще часто обижается из-за ерунды. А Нинка стала очень даже хорошая. Она выросла, и тоже в этом году пойдёт в школу. Она уже не боится коров и кроликов, и вполне по-взрослому играет в пупсиков. К тому же она очень ловко лазит по деревьям и знает много дворовых игр. Я рассказываю ей смешные истории из школьной жизни, она звонко хохочет и просит рассказать ещё раз. Мне с ней интересно, даже интереснее, чем с Маринкой. Потому что, та никогда не слушает меня, а говорит только о себе. Всё-таки чувствуется, что Нинка моя сестра, хоть и не родная. У нас с ней даже волосы одинаковые…
Апельсиновые жУвачки и дядька с магнитофоном
