Она отвела его в свою комнату, не сомневаясь почти, что Евгения Сергеевна наложила на себя руки, дала ему попить, погладила, и он немножко успокоился.
— Побудь здесь, — велела она. — Я сейчас, я мигом. — И поспешила в комнату Воронцовых.
Евгения Сергеевна лежала на полу полураздетая, громко всхлипывала, скребла пальцами половик и бормотала что-то бессвязное. У Анны Францевны отлегло от сердца. Слава Богу, самого страшного не случилось. Она присела возле Евгении Сергеевны и попыталась привести ее в чувство, но поняла, что это бесполезно: тут не обыкновенная истерика, а глубокий обморок, а может, и что-то похуже.
Оставив ее, Анна Францевна вернулась к себе. Андрей тихо сидел в кресле и даже не плакал.
— Вот и молодец. Ты посиди еще чуточку один, а я вызову доктора. Мама заболела.
— А что с ней?
— Я не знаю, детка. Приедет доктор и разберется.
В их доме, в соседней парадной, была стоматологическая поликлиника. Анна Францевна объяснила регистраторше, в чем дело, сказала, что с больной остался ребенок, и попросила вызвать «скорую». Подумав, уточнила, что, наверное, нужен психиатр. И бегом вернулась домой.
Евгения Сергеевна сидела на полу. Лицо у нее было какое-то просветленное, даже одухотворенное, обратила внимание Анна Францевна.
Она пела, раскачиваясь в такт мелодии:
А он надсмеялся, нахал.
И медного гроша не дал
За ласки и шутки.
Конец проститутки…
Голос у Евгении Сергеевны был мягкий, грудной и чистоты необыкновенной. «Какое дивное колоратурное сопрано!» — удивленно подумала Анна Францевна.
— А зал кругом хохочет,
А зал кругом гремит.
И как эхо раздается:
«Рыжий, браво, Рыжий, бис!»
— Кто тут?.. — обрывая пение, настороженно спросила Евгения Сергеевна, прислушиваясь, и лицо ее мгновенно преобразилось, глаза потухли, кожа на лбу собралась в морщины.
— Это я, милая. — Анна Францевна подошла к ней, поправила задранную рубашку, положила руку на голову и спросила ласково: —Ну что же с вами такое? Нельзя же так…
— Господи, это ты, Вася?.. — вздрогнула Евгения Сергеевна и поймала руку Анны Францевны. — Вася, Вася!.. Где же ты был так долго, бессовестный?.. Я ждала, а ты все не приходил и не приходил. Нет, ты нисколько не думаешь обо мне, ты эгоист. А теперь мне уже все равно… Ты любишь меня, Вася?.. Почему ты молчишь? Скажи хоть слово!.. Я сойду с ума от твоего упрямства!..
У Анны Францевны выступили слезы. Слушать этот явный бред было невыносимо.
В квартиру позвонили. Она поспешила открыть дверь. Приехал врач. Анна Францевна тут же начала объяснять, что произошло.
— Посмотрим, разберемся, не надо волноваться раньше времени, — сказал врач. — Где больная?
Евгения Сергеевна по-прежнему сидела на полу и гладила пустоту вокруг себя, все повторяя:
— Ах, Вася, Вася…
— М-да, — пробормотал врач, присаживаясь на корточках рядом с нею. Он похлопал Евгению Сергеевну по щекам, вывернул веко, попытался разжать зубы, потом, взяв под мышки, поставил ее на ноги.
— Я хочу домой, — отчетливо, требовательно сказала Евгения Сергеевна. — Я очень устала, Вася. И с меня хватит. Ты меня слышишь?..
— Слышу, слышу, — ответил врач. — Сейчас поедем домой, вы отдохнете, и все пройдет. Давайте ее в машину — махнул он двум санитарам, пришедшим следом.
Санитары подхватили Евгению Сергеевну под руки. Она не сопротивлялась, шла спокойно, послушно. Врач огляделся, пожал плечами и спросил:
— Больная — ваша дочь?
— Нет, соседка, — сказала Анна Францевна, глотая слезы.
— С кем она живет? Кто такой этот Вася?
— Живет с сыном, он сидит у меня в комнате. А Василий — это ее муж.
— Он что, в отъезде? Или они в разводе?
— Скорее, в отъезде, — вздохнула Анна Францевна.
— Что значит «скорее»? Мне нужно знать…
— Его нет, доктор. Он арестован. — Она не знала, — должна ли говорить правду, но предпочла все-таки сказать.
— Но жив?..
— Этого я не знаю. По-моему, и она не знает.
— Сколько мальчику?
— Восьмой год.
— И живут они вдвоем?..
— У них есть родственники, — поспешила объяснить Анна Францевна. — Много родственников, так что мальчика возьмут. Я тотчас позвоню, и за ним приедут. Он такой хороший мальчик, большая умница…
— И все-таки я обязан поставить в известность…
— Доктор, я уверяю вас, что его немедленно возьмут родственники. Не надо его отправлять в приют, доктор! Послушайте, ведь вы могли и не знать, что здесь есть ребенок, так?.. Могло случиться, что он находился бы как раз у родственников, он часто у них живет по нескольку дней. Да и я тоже ничего, в сущности, не знаю. Соседи и соседи. А кто они такие, откуда переехали сюда… Нет, я этого не знаю. Случайно зашла, попросить соли щепотку, а она сидит на полу и поет, вот я и подумала, что лучше вызвать вас…
— Понятно, понятно. — Доктор покивал головой. — А фамилию соседки вы хоть знаете?
— Знаю, знаю. Воронцова Евгения Сергеевна, лет ей, кажется, тридцать. Она как-то говорила, помнится, в кухне…
— Может быть, случайно знаете, и где она работает?
— У меня такое впечатление, что она не работает. То ли устраивается, то ли уволилась… Они недавно здесь живут, а я как-то специально не интересовалась. У каждого своя жизнь.
— Пожалуй, — задумчиво проговорил врач. — В конце концов, вы действительно не обязаны знать. Но я прошу вас немедленно сообщить родственникам, чтобы забрали мальчика. Надеюсь, что вы не подведете меня?..
— Как можно, доктор! Спасибо вам.
— Мальчика здесь не было, когда мы приехали и увозили больную. Во всяком случае, я никого не видел. Предупредите об этом родственников.
— Я все сделаю, доктор. А с ней это серьезно?..
— Трудно так сразу сказать. Обследуют, понаблюдают. Всякое, знаете ли, бывает.
Пообещать-то Анна Францевна пообещала, что немедленно сообщит родственникам Евгении Сергеевны о несчастье, но как сообщить, кому именно и есть ли вообще у нее родственники, которым стоило бы сообщать, она не имела понятия. Она знала, что какие-то родственники живут за городом, но этого мало. А действовать нужно быстро, без промедления, понимала она. Так или иначе, из больницы сообщат в НКВД — да ведь и врач дал ясно понять, что так оно и будет, — и тогда явятся оттуда и заберут Андрея в приют…
В коридоре она столкнулась с другой соседкой, с которой прожили несколько лет, но вряд ли обмолвились и двумя-тремя словами. Соседка явно спешила.
— Какое несчастье, — сказала Анна Францевна.
— Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала и не хочу ничего знать, — пробормотала та и быстренько прошмыгнула в кухню. Открывая наружную дверь, обернулась и недовольно сказала: — Не было меня дома, вот и все.
И слава Богу, подумала Анна Францевна и вздохнула с облегчением. Со страху ли соседка предупредила, что ничего не знает и что ее не было дома, или приняла участие, не имело значения. Главное — решить, как быть с Андреем. Только не в приют.
Она объяснила ему, что Евгению Сергеевну увезли в больницу, у нее, оказывается, сильный жар, простудилась, должно быть, поэтому и бредила — при высокой температуре часто бредят.
— Ты знаешь, где живут ваши родственники? — спросила она.
— Баба Клава живет в Колпине, — сказал Андрей.
— О, это совсем близко! И ты нашел бы дом, где живет бабушка?
— Да. Это около церкви, сразу за мостом. Но я не хочу к ней, она сердитая. Можно, я лучше побуду у вас, пока мама придет из больницы?
— Конечно можно, мой мальчик. Но, видишь ли, я должна сегодня уехать, — солгала Анна Францевна, устыдившись этого. — И я никак не могу отложить поездку…
— А как я доеду один? — потухшим голосом спросил Андрей.
— Я отвезу тебя. С вокзала дорогу найдешь?
— Найду. А вы мне дадите что-нибудь с собой? — попросил Андрей и отвернулся, затаив дыхание.
— Разумеется дам, мой мальчик. Что бы ты хотел взять?
— Ну…
— Ты хочешь бирюльки? — догадалась Анна Францевна.
— Да, — прошептал Андрей.
— Я подарю их тебе.
— Насовсем?!
— Дарят всегда насовсем, — улыбнулась Анна Францевна. — Или не дарят вовсе.
КЛАВДИЯ Михайловна увидела Анну Францевну с Андреем в окно. Она любила сидеть у окна, наблюдая за улицей. Летом, когда окна открыты, она не пропускала никого из знакомых (а в Колпине едва ли не все знали друг друга), чтобы не остановить, не обменяться хоть несколькими словами. Поэтому все колпинские новости как бы сами стекались к ней, и при этом никто не мог сказать, что Клавдия Михайловна сплетничает. Анну Францевну она не знала и, увидав Андрея с чужой женщиной, решила, что племянницу арестовали.
