Олег Дарк - Смерть в гриме

Ну, и?

Я ей говорил. Но она думает, что я это специально.

Тогда убей, отрежь соски и положи на лоб. Или еще лучше — забудь о ней.

Да, я знаю. Но когда я о ней забываю, то сейчас же вспоминаю.

Не знаю, чем тебе могу помочь.

Ты можешь, ты можешь. Под конец акта, совсем возбудившись, сначала протрещит несколько раз газами, а потом у нее из щели с шумом брызжет и выливается. Я такого никогда не видел. И она употребляет некоторые слова и выражения.

Например?

Она говорит: "выстраданные идеи".

А еще?

Она говорит: "ментальность".

Еще?

"А когда я бываю права?" Но так говорят только между очень близкими людьми.

Знаешь что? поехали со мной. По крайней мере развеешься.

Тамара меня встречает в прихожей в халате на голое тело. Он в желтых кружках, как цветы. Когда она присаживается передо мной, раздвигается на ней, она его запахивает, а он опять раздвигается, а она раздвигает на мне пальто и приспускает штаны. Подносит мою выросшую флейту к губам и перебирает пальцами, делая вид, как будто играет. Она смотрит на меня снизу, как я отреагирую, и мы встречаемся глазами. Я не реагирую никак. Тогда она похожа на девочку-Пана с толстыми ноздрями. Ты же сумасшедший, маньяк, говорит она мне, — у меня таких еще не было. Поэтому она меня к себе еще пускает.

рассказывал серокожий второгодник Сережа, стоя посередине туалета на исчерченных трещинами плиток полу. — А другой все смеется, заливается, и так всю песню. Я потом спросил, это он там, оказывается, какой-то анекдот. Таких песен, конечно, быть не могло, но мы не смели не верить, окружив его.

Он уже курил, ловко гонял сигарету по рту, мял фильтр, зажимал ее между большим и указательным пальцем, прятал в рукав и делал прочие штуки. Кроме того, многое из того, что он нам рассказывал, оказывалось правдой. Поэтому мы не верили молча. Например, в прошлом году он нас повел показывать на стройке за школой, где подвесили и сожгли живую собаку.

И правда, в одной из открытых сверху ям стояли несколько прислоненных стекол, верхнее разбитое ногами собаки, когда она билась, объяснил Сережа. Мне даже показалось, что в форме собачьих следов. Хотя, с другой стороны, могло быть, например, камнем. В этом году мы перешли в пятый класс, а значит, сменили этаж.

На втором пахло из буфета котлетами, а в туалете неуютно, дуло, слабые запахи мочи и известки смешивались с несущейся из всегда открытых окон свежестью. В туалете третьего этажа было тепло и душно, окна закрыты, между толчками — рамы перегородок с вынутыми сердцевинами. Раньше мы сюда только иногда осторожно заглядывали, сторонясь задов старших ребят, где они собирались. В туалете на втором все перегородки были целые. Мы там не собирались никогда.

Много лет спустя, уже молодым человеком, я вдруг понял, что Сергей, скорее всего, имел в виду «Битлз». Это могло бы быть первым их упоминанием в моей жизни. И чуть ли не "Об-ла-ди, об-ла-да", как я думал, где как раз смеются. Потому что ничем другим это, кажется, и быть не могло. Но в пятом классе слова «Битлз» мы не знали. 70-й год, и даже в Англии если и стало уже известно о том, что они разошлись, то все равно было еще и там новостью.

Мой повторяющийся мучающий сон: я купил себе газовый самострел, еду в автобусе, как вдруг входят они. Они меня замечают: о, да это хороший мальчик едет. Сейчас же столпились вокруг. За руки и за плечи хватают по своему обыкновению. А я их руки то отодвигаю, то смело отталкиваю, чтоб они отвязались, потому что мне надоели. Осмелел с тех пор, как в последний раз виделись, замечает один из них. А мой самострел тем временем лежит в сумке. Я говорю, что готов с ними выйти, и поднимаюсь. Они обещают, что будут сейчас учить меня, как себя вести, но я-то знаю, что этого не произойдет никогда, потому что я вооружен. Они меня сзади подталкивают в спину, а я то уворачиваюсь, то смело отталкиваю их руки, представляя, как они перепугаются, когда я направлю на них ствол. Одному снесу полголовы, а остальные разбегутся. Ты возьми у него сумку, чего ему ее зря тащить, говорит один другому, когда мы сходим. — Она же ему будет только мешать. Тот снимает у меня с плеча сумку, расстегивает, достает из нее самострел и на меня направляет. На этом сон каждый раз обрывается, вероятно, по недостатку воображения, и я просыпаюсь. Я и во сне думал о том, как отомстить.

прислала мне сказать. Но это я потом догадался. Представь мои ощущения, конечно, первый отзыв. Да ее и невозможно было не заметить. Смотрела многозначительно из толпы, как мне казалось. Тем более среди всех этих полуженщин. Я отвлекся на что-то, потом оборачиваюсь, а ее нет нигде. Я даже ушел, не дождавшись, раньше. Может, я о ней всю жизнь мечтал. Такой был шанс, ничего не знаю о ней. Может, она больше не придет. Я уже стал о ней забывать, когда на квартире каких-то волосатых, он мне дверь открыл, и жена у него такая же. Мне просто кто-то предложил, что есть возможность почитать с Кибировым и Сухотиным. А я обоих в первый раз вижу. Когда дошла до меня очередь, все расползлись по квартире, переговариваясь. Ну ничего общего, откуда взялась. Я закончил, и она встала. Я побежал за ней, потому что думал, что опять упущу. А она просто на кухне с хозяйкой. Я спросил ну, у этого, он еще

— Да, знаю.

— на выставке был в трусах на джинсы, Сережа, был даже скандал. Тогда это еще производило впечатление. Просто подошел, потому что все равно не знал никого. Кедрова не было. Кто она такая. А он говорит, смеясь, жена такого-то известного советского писателя, не советую, молодой человек, у них все схвачено. Потом будут долго искать. А мне-то что, да хоть людоед, меня уже не остановишь. Мне от этого только пуще хочется. Вот когда первый раз пожалел, что Юрки нет. Он на меня имел очень большое влияние. Может, разве что только обламывал слишком часто. Но он же хотел как лучше. Иногда я думаю, что он во всем виноват, убедил, что я очень талантливый. Ты только держись сначала с нами, а потом, когда и мы все прославимся, и ты будешь уже сам по себе, хочешь, пиши стихи. Ты же личность. Но в тот раз запретила мне себя провожать. А лучше приходите к нам в гости. К этому времени я уже вовсю писал прозу и первой показывал ей. Она приходила в восторг и от моих стихов, и от рассказов. И каждый раз тоже говорила, что ты должен знать, что ты гений, что бы ты ни делал. Но я-то видел, что опять должен выбирать, так как нельзя добиться одинакового успеха. Я подумал, что в прозе у меня больше возможностей. И с тех пор стихов больше никогда не писал.

Стоя на коленях.

Чувствуя вину и ненасытно унижаясь. Прося прощенья.

Услышав сбоку.

Получив в челюсть и ударившись о стену.

Услышав: "Вот так издевательства над человеком".

Услышав: шаги удаляются.

Идя.

Идя с ними и ожидая.

Предав и быв предан.

Встретив и сбежав под предлогом. "А я думала, вы просто."

Избежав.

Услышав в ответ по телефону: "Ничего, просто жить".

Ожидая на другой день и избежав.

Перейдя в другую школу.

Окончив ее.

Поступив окончив поступив

Женившись и разведясь женившись

Изменяя жене и ей не изменяя

Обманывая и обманутым быв

Изнасиловав, убив и съев свою мать

То ли богатея, то ли нищая

Поневоле приходишь к выводу (Н.Байтов), что после всего этого (вследствие этого) ничего не изменилось.

Как и во всех остальных, здесь тоже было небрежно (аккуратно) наспех тщательно схематично подробно по надгробию в конце каждого.

Разогревшись, сковородка затрещала, и я встала к ней. Напоминает случайные записи.

Как будто бы просто присел, когда пришло в голову. Интересно было бы посмотреть, нет, скорее всего черновых не было.

Возможно, что принцип: как получилось, так и.

Поправить бекон под яичницей, чтоб не подгорело. Возможно, что никогда не отрабатывал.

Случайные записи случайных эпизодов. В том и смысл, что каких угодно. Отсутствие единства, в которое не складываются.

Достоевского не любил никогда.

16.02. Поставила чай (в первый раз). Держась за Толстого.

Однажды сказал, что много его читает, а когда не нравится, испуганно начинает говорить себе: "великий писатель, великий писатель"…

Его недостатки — это его достоинства.

Жена известный фотограф.

Боится ее, ее сливочного тела и тех диких чувств, которые оно вызывает. Своей ревности и ее возвращений. Мужской выставочной толпы. Того, что она делает с его телом, откидывая одеяло. Раздевшись, подходит к зеркалу, смотрит, не изменилось ли в нем что-то само, и боится пропустить этот момент. Слышит сзади окрик: "Ну что, нравишься, иди скорее сюда." Узнает, что влюбилась в Илью, на семь лет моложе. Радуется этому. А он уже все придумал. Настаивает, чтобы тот жил с ними, а сам тем временем узнает через знакомого врача. Илья спит в прихожей на сундуке. Ложится в больницу. Тамара радуется, что теперь может ничего не скрывать. То заставляет гоняться за собой и прыгает голая по комнате, как белка, сбивая стулья, то приляжет руками на один и говорит запыхавшемуся Илье: "Сделай мне больно, сделай скорее". "Ты даже этого не можешь", — говорит она ему, когда не получается, вставая. Считает его во всем виноватым. Боится, что в нем действительно все изменится, и она не будет ему нужна, когда вернется. Не верит, что так может быть. Приподняв больничное одеяло, долго любуется ловко вклеенным новеньким, с иголочки, влагалищем. Она ему теперь не страшна. Влезает жирными коленями на подоконник, под окном его бывшая с Илюшкой. Рыжий Серафим, некогда женщина, гонится за ним по коридору, а она отбивается. Возвращается. По дороге следит за взглядами прохожих, она нарочно оделась понейтральнее. Но они не смотрят на нее. Приготовили ей комнату. Тамара рвется в закрытую дверь, когда Илья уходит с утра в театральный институт. Затаилась, не отзывается. Выходит в город в цветастом платье, чтобы проверить впечатления. На танцплощадке встречает рыжего, который за ней погнался. Убегает. Приглашает к себе немолодого симпатичного таксиста, чтобы поскорее проверить. Превозмогая боль, долго скрипит под ним кроватью, запершись. А ведь ей говорили, что пока будет нельзя. Утром, прощаясь, упрямо говорит ей, что он опять придет, потому что Вы замечательная женщина. Приятно, она все больше самоутверждается. Раздевшись, подходит к зеркалу и с удовольствием рассматривает свое свежее тело. Ах, ах, она забыла накинуть крючок, и Тамара врывается. Гонится за ней. А она от нее убегает, падает на кровать и убегает по кровати, прикрываясь. Я давно, давно хотела, запыхавшись, говорит Тамара, — ничего так больше. Поймав ее, ласкает до одурения. Стонут обе. Теперь ты будешь меня любить, спрашивает. Да, да, шепчет Стас