– Дайте мне работу!
Свою правнучку она выучила читать.
Когда бабушка умерла, мы были в Москве. Мы долго скрывали это от своей дочки. Оберегали ее от горя.
Она говорит, что помнит, как бабушка чистила картошку и, опуская уже чищенную в воду, говорила каждой:
– Иди купаться!
И в этом тоже была бабушка – она все делала весело!..
Думала ли она о смерти? Наверное. Но никогда не докучала нам, молодым, мрачными мыслями. Только, бывало, глядя перед собой сквозь стекла очков на высокую старую акацию в садике, – липы были ей не видны, – скажет, как выдохнет:
– Эхе-хе-хе-хе!..
И все.
Тогда я была совсем молодым писателем, мне часто говорили – надо изучать жизнь. Но как изучать? Валентин Петрович Катаев, мой учитель в Литературном институте, пригласил меня написать что-нибудь для журнала «Юность», – он в то время только что начал выходить. Катаев сказал, что журналу просто необходима повесть о молодом рабочем классе.
Это было почти задание. И я взялась за него с истинным рвением.
Воскресенск – город химиков. Химии он обязан всем. Все хорошее и плохое здесь – от нее. Наверное, хорошего все же больше. Благодаря химкомбинату Воскресенск из села Кривякино превратился в город. Хоккейные комментаторы, ведя передачу из Воскресенского Дворца спорта, неизменно говорят: «Мы ведем репортаж из этого уютного города»…
Когда мы сюда приехали, в городе не было его нынешней главной улицы, и просторной площади перед Дворцом культуры, и самого Дворца, закрывающего своим портиком с шестью белыми колоннами полевую заречную даль. И конечно, не было построенного позже Дворца спорта с искусственным льдом, на котором тренировались приезжавшие для этого из Ленинграда звезды фигурного катания, – у них еще не было искусственного льда…
Что же было, когда мы приехали сюда? Несколько зданий из старого темного кирпича, закопченные желтые коттеджи у станции и бараки возле химкомбината, где остро пахло сернистым газом, и воздух от окислов азота был желтоватого цвета, словно смотришь сквозь бутылочное стекло.
При южном ветре запах сернистого газа долетал и в самый город. И от него слезились глаза и першило в горле…
Да, химия есть химия. Химический цех никак не назовешь курортом!
На химкомбинате мне выдали суконную спецовку и бирку с номером для проходной. Каждый день я бодро вышагивала по гудку в ногу с первой сменой, проделывая путь в четыре километра. Черные спецовки сернокислотчиков, как матросские бушлаты, окружали меня со всех сторон. По плиточному тротуару, под молодыми еще тополями, мимо базара, туда, где над трубой вился лисий хвост желтого дыма и валил белый пар из труб заводских цехов. В моем кармане лежали блокнот и карандаш – непременные спутники «изучения жизни».
Я толклась в цехах, разговаривала с рабочими под несмолкаемый скрежет транспортеров. Сернокислотный цех гранулированного суперфосфата, контактный цех… Люди в респираторах, в мучнистой пыли не очень охотно говорили о себе. Охотней о своем цехе, о технологии производства. Это было царство химии, которую в школе я не любила и знала на тройку.
Прошло два месяца. Новенькая спецовка моя была прожжена в нескольких местах и порыжела. Со мной уже многие здоровались. К моему блокноту и ко мне привыкли, как привыкли к грохоту и запаху серы. Побывала я и в управлении, в длинном кабинете, у Николая Ивановича Докторова. В прошлом инженер, потом главный инженер, он в ту пору лишь недавно стал директором химкомбината.
Я спросила его о роли молодежи в жизни комбината, о комсомольских делах. Он сказал, что молодежи много, а требование одно, главное – чтобы хорошо работали. Это общее требование, основное, ко всем. И основное комсомольское дело.
– Пусть хорошо работают, – сказал он. – А отдых мы обеспечим. Строим Дворец культуры, водную станцию, стадион… Большое внимание мы уделяем спорту.
Не помню, носил ли он тогда очки. Помню, что голос звучал резковато, а глаза посверкивали молодо – глаза болельщика и рыболова.
Приходили люди с бумагами, иногда он прерывал их, бросая:
– Короче!..
Потом, в своей повести, я вывела его с этой фразой. Приписала ему от себя несколько сентиментальных мыслей о доверии к молодым. Вывела коротко, в полстранички. Можно ли узнать человека в длинном кабинете за какие-то полчаса?..
За лето я написала повесть. Осенью я принесла ее Катаеву. Он меня похвалил. В журнале «Юность» она появилась в первых зимних номерах, а после вышла отдельным изданием.
В этой повести было все, о чем мог мечтать редактор молодежного журнала, – ребята, пришедшие на завод со школьной скамьи, первая любовь, комсомольские дела и трудовые будни. Были там удачные страницы и даже удачные главы.
И все-таки в конце ее, как после записок Юричева, с полным правом могло стоять:
«По поручению редактора журнала „Юность“ В. П. Катаева – Инна Гофф».
С тех пор я никогда не писала по заданию.
Изучила ли я тогда жизнь? Нет. Я только подучила химию. Надышалась окислами азота, наглоталась фосфоритной пыли. Прониклась уважением к людям в черных, похожих на матросские бушлаты, спецовках.
И за все это я благодарна той своей книге.
Но способ «изучения жизни» с блокнотом в руке с той поры я отвергла для себя навсегда.
Недавно я снова пришла к Докторову. Я позвонила ему из редакции Воскресенской газеты «Коммунист» и сказала, что пишу записки о нашем городе и хочу его повидать.
– Может быть, вы помните, я когда-то была у вас…
– Помню очень хорошо, – прозвучал в трубке густой голос. – Я даже помню содержание вашей книги…
Он сказал, чтобы я позвонила в управление завтра в десять утра, к этому времени он уже пройдет по цехам и будет у себя.
Я позвонила.
– Если ненадолго, приезжайте сейчас, – сказал он. И я вспомнила знаменитое: «Короче!..»
Лил дождь, стучал по красной кабинке автомата. Я добежала до автобуса и поехала.
Давно я не была на площадке химкомбината. Какое множество разнообразных дымов, как элегантны удлиненные цеха. Если раньше это выглядело как железнодорожный узел, то теперь скорее напоминает морской порт. Может эти сдвоенные трубы, сифонящий пар, белый на сером.
– Вы по личному вопросу? – осведомилась секретарша.
Я не знала, является ли мой вопрос личным. Она сказала, что у Докторова «есть народ», но все же пошла докладывать. Вскоре она появилась и разрешила:
– Войдите.
…И снова длинный кабинет. Ковровая дорожка и огромный стол в глубине. Докторов здоровается со мной и предлагает сесть в одно из двух старых кожаных кресел по эту сторону стола.
Он занят. «Народ» – начальник технического отдела и главный механик решают с директором назревшие вопросы. Они решают их по порядку – первый, второй, третий… Вопросов много. Звонит телефон. Москва. Министерство. Снова телефон. Тамбовский химзавод, Уварово. Просят прислать специалистов, – суперцех остановлен. Стали обе системы серной кислоты.
– Скоро мы все к вам переселимся, – говорит Докторов. Держа трубку, он низко склоняется над столом, и я вижу в стекле его отражение. Очки. За очками суровые глаза без прежней задоринки. Или просто усталость. Густой тембр начальственного голоса.
Директор крупнейшего в стране производства. Человек, с именем которого связано почти все в этом городе, где главенствует Химкомбинат.
У меня есть время привыкнуть к огромности кабинета и собраться с мыслями.
Еще дома я приготовила листок с вопросами к Докторову. Не знаю, дойдет ли до них черед. Впрочем, я рада своей роли зрителя. Обо мне словно забыли, и, утонув в глубоком кожаном кресле, я вся превращаюсь в слух и зрение. Приходят новые люди. Проблемы дня не истощаются.
Опять телефон. Разговор о коллекторах, изготовленных на комбинате, – нет футляров, чтобы их отправить заказчику.
– Заберите их как можно скорей, – строго говорит Докторов, – оне нам мешают.
Он произносит по-старинному – «оне». И опять об Уварове.
– Кого же мы туда пошлем? Надо опытного, энергичного человека. Там простых вопросов нет, все сложные…
Звучат фамилии. Наконец выбор сделан. Докторов нажимает кнопку селектора. В кабинет является розовощекий крепыш лет тридцати. Русые волосы его мелко кудрявятся от дождя. Инженер суперцеха.
Происходит следующий диалог:
Докторов (сдержанно). Какое у вас семейное положение? Вы женаты?..
Инженер. Женат… (Он не ожидал этого вопроса и несколько удивлен.)
Докторов (так же сдержанно). Дети есть?
Инженер (все больше настораживаясь). Есть… Один!..
Докторов (так же). Ваша семья сможет обойтись без вас?.. Мы хотим вас командировать в другой город…
Инженер (нервно). Надолго?..
