Он обогнул верхушку облака, водяная пыль С шипением сорвалась с конца крыла.
Что-то ведь реально. Бог, чем бы Он ни был. Любовь?
Нет нужды знать, что вечно, в эту минуту. Придет время, и я это узнаю.
Что важно сейчас? Если не надо выводить себя из гипноза и покидать эту планету в стиле Сэма Блэка, может, перегипнотизировать себя? Я могу выбирать, в каком трансе я хочу жить. Со временем могу поместить себя в любой рай или ад, в который захочу верить, прямо здесь, на земле.
Топлива осталось на час сорок. Облака раздвинулись, обнажив внизу аэропорт Марианны. Джейми еще больше наклонил нос машины, скорость возросла до 210.
Интересно, как это будет, как я захочу жить? Пока это будет благополучная посадка в конце полета, еще один перелет до дома, а затем…
А что затем?
Долгая тишина в его уме.
Чего бы я ни захотел, что бы я ни наимаджонил, жить будет интересно.
А что самое лучшее, самое счастливое?
У меня и сейчас все это есть. Прекрасный брак, отличные ученики, самолеты, чтобы летать, никаких аварий, приличный заработок. Да достаточно уже одного неба!
Все скоро изменится, и вдруг я думаю, что знаю, как устроен мир, что все это меняет во мне?
Он поднял солнцезащитный щиток на шлеме, заглянул в зеркало на перемычке фонаря кабины и увидел себя, не слишком изменившегося по сравнению с утром.
Знание – это изменение. Кто-то проводит жизнь на земле, однажды отправляется в летную школу, получает лицензию пилота. Что изменилось? Заглянув в зеркало, сказать трудно, но теперь этот кто-то способен творить то, что раньше считал чудом.
И я тоже, подумал Джейми Форбс. И я тоже.
В аэропорту Марианны он купил сэндвич и пинту[15] молока. После того как баки аэроплана были залиты и заправщик уехал, он сел под крылом и развернул сэндвич.
Итак, я знаю, как это работает. Я могу изменить все, что кажется существующим, когда захочу. Но что именно следует изменить? Какие установки я должен дать самому себе? Должен ли я принять их, признать реальными в своем трансе и просто наблюдать за сдвигом мира вокруг меня?
Он развернул аэронавигационную карту Джексонвилла, зеленым цветом со штрихами обозначены небольшие возвышенности, просто голубым – Мексиканский залив. Он достал из кармашка на рукаве ручку и занес ее над голубым.
Если бы я себя гипнотизировал, какие установки мне хотелось бы осуществить? Он написал на карте аккуратными печатными буквами:
♦ Пусть все, что будет происходить вокруг меня, будет всем во благо.
♦ Пусть люди будут так же добры ко мне, как и я к ним.
♦ Пусть совпадение поможет мне встретиться с теми, у кого есть урок для меня и для кого у меня есть урок тоже.
♦ Пусть у меня будет все необходимое, чтобы стать тем, кем я выберу стать.
♦ Я буду помнить, что создал этот мир и что могу изменить и улучшить его, изменив свою установку, когда пожелаю.
♦ Пусть снова и снова буду я видеть подтверждение тому, что мир меняется согласно моим планам, и эти перемены даже лучше, чем я представлял.
♦ Пусть ответы на любой вопрос приходят ко мне изнутри по возможности в ясной форме, быстро и без задержек.
Он поднял ручку, перечитал написанное. Ну что ж, подумал он, для начала неплохо. Если бы я был своим собственным гипнотизером, мне бы эти установки понравились.
Потом он сделал нечто странное. Закрыл глаза и представил, что высший дух в эту минуту сидит рядом с ним, под крылом самолета.
– Есть что-нибудь еще, – прошептал он, – что хорошо бы добавить?
Ручка словно ожила у него в руке и начала писать сама, более крупным, чем его собственный, почерком:
♦ Я идеальное выражение идеальной Жизни, здесь и сейчас.
♦ Каждый день я узнаю все больше о своей истинной природе и силе, которая мне дана над миром явлений.
♦ Я глубоко благодарен моему высшему «я» за родительскую заботу и руководство в моем путешествии.
Потом она замерла. Пока ручка продолжала двигаться, ему казалось, будто он стоит в научном музее рядом с каким-то гигантским генератором Ван де Граафа, электричество пробегало по его телу, волосы шевелились. Когда ручка замерла, энергия исчезла.
Уфф… подумал он, что это было?
Посмеялся над собой. Ответ на вопрос «Что-нибудь еще надо добавить?».
Глубоко из подсознания тихо прозвучало:
Ответы существуют до того, как ты задаешь свой вопрос. Ты ведь сам хотел, чтобы было быстро, без задержек. Если надо помедленнее, пожалуйста, отметь это в своем запросе.
Он выбрался из-под крыла самолета.
Казалось, мир был не совсем таким, как минуту назад.
Он не совсем понял значение странного выражения «родительская забота», и он забыл поблагодарить того, кто писал эти слова, кем бы он ни был.
Рожденный в воздухе на юге от Марианны, грозовой фронт свирепо сверкал молниями. Темно-красной индикацией опасности они вспыхивали впереди по курсу. Бортовой навигатор GPS показывал верхнюю границу фронта на высоте сорока двух тысяч футов.
Джейми Форбс на время забыл об установках. Под гипнозом или без него, когда летаешь на маленьких аэропланах, грозы – дело нешуточное, и эти монстры занимали все его внимание.
Маленький Т-34 не мог забраться выше грозового фронта, и Джейми выбрал тысячу футов. Маленький самолет летел быстро, маневрируя между темными колоннами дождя.
Тяжелые капли ударялись о корпус самолета все сильнее, вымытые под давлением крылья и фонарь чистые и блестящие, когда он повернул назад в направлении чистого неба.
Никаких слепых полетов сегодня, подумал он. У него чудесный маленький GPS, но летать по приборам в грозу, когда экран вдруг в самую неподходящую минуту гаснет… тут уж не до смеха.
Почему приборы почти никогда не выходят из строя в погожие дни, когда они вообще не нужны? Не то чтобы всякий раз при непогоде нельзя было на них рассчитывать, но такое происходит слишком часто, чтобы перестраховаться и иметь запасной вариант.
С запасным вариантом именно сейчас у него было плоховато. Внизу, куда ни бросишь взгляд, обширные леса вирджинских сосен, путь назад в Марианну преграждают серебристые кольчуги облаков. Не везде облачность ужасная, видимость около мили – лететь можно, но на быстром самолете делать это небезопасно.
Он потянул с пола карту, определил свое местоположение. Ближайший аэродром в шести милях на юго-запад. Он посмотрел в ту сторону и увидел, что там все окутано завесой дождя.
Как-то во времена молодости он попытался сесть во время грозы, и с тех пор у него стойкая установка больше никогда не пытаться.
Следующий ближайший аэропорт в Кросс-Сити, пятнадцать миль на юго-восток, небо заволакивается облаками, гроза надвигается с запада. Он полетел в том направлении, летел не прямо по курсу, а зигзагами от одного аэродрома к другому, как лягушка, которая скачет с одного листа кувшинки на другой.
Когда все аэропорты впереди закроются из-за грозы, решил он, сяду в последнем, который будет открыт, пережду на земле, пока гроза не уйдет. Пора.
За десять миль до Кросс-Сити он увидел грозу, черную как полночь.
Успеешь, если поторопишься.
Газ на полную, самолетик опустил нос и понесся вниз со скоростью 190.
Он сказал вслух без улыбки: «Мое высшее „я“ на этот раз чуть меня не подвело…»
Через восемьдесят секунд он увидел взлетно-посадочную полосу Кросс-Сити и грохочущую раскатами грома стену дождя, которая, словно тысячефутовая приливная волна, надвигалась с запада. Внизу в темноте сверкали и ветвились молнии.
– Трафик Кросс-Сити как слышно Бич три четыре Чарли полтора километра северо-восток.
Прием – полоса два один Кросс-Сити трафик разрешаю.
Разрешают. Будто есть сейчас хоть какой-то трафик на посадку. Только сумасшедший в такое время может играть с бурей на грани фола.
«О-хо-хо… – подумал он. – Это я, Джеймс Форбс».
Т-34 ринулся вниз к полосе на скорости около 200 узлов.
Газ на холостые, нос приподнять, довернуть на ветер, убрать лишнюю скорость небольшим набором высоты, шасси, закрылки выпустить, теперь нос вниз, крутой финальный разворот… полоса внизу ходит ходуном, ловя его, чтобы встретить, серая от ливня.
Через несколько секунд после того, как индикаторы подтвердили выпуск шасси, шины брызнули по мокрой бетонке.
А еще через минуту, руля[16] к ангару, Джейми стал похож на золотую рыбку в прозрачном воздушном аквариуме. Потоки с ревом барабанили по стеклу так, что он не слышал, затих ли двигатель. Лопасти еще вращались, дальше винта не видать ни зги.
