Он затормозил на рулежной дорожке, не обращая внимания на бурный водопад, аккуратно сложил карту; молния ударила где-то совсем рядом, от грохота грома самолет подпрыгнул на колесах.
На полях карты, печатными буквами:
Я глубоко благодарен моему высшему «я» за родительскую заботу и руководство в моем путешествии.
В безопасности среди разбушевавшейся стихии он впервые обратил внимание на слово «родительская».
Из-за съезда коннозаводчиков Юго-Востока в соседнем Гейнсвилле свободных мест в мотелях Кросс-Сити не было. Все служащие отелей были вежливы (Люди всегда так же добры ко мне, как я к ним), но все говорили, что мест нет – ни обычного номера, ни апартаментов, ни чулана, ни собачей конуры – и не будет до понедельника.
Он решил, что переночует, расстелив свое походное одеяло под крылом самолета, молясь, чтобы было сухо, и о южном ветре поутру.
С сухой погодой почему-то не материализовалось, зато с москитами – вполне. Не успело стемнеть, как они вынудили его отказаться от мысли ночевать под крылом. Он сбежал в кабину, закрыл фонарь от этих кровопийц поплотнее и устроился на заднем сиденье слева, вытянулся, насколько это было возможно, упираясь ногами в нишу педали руля направления.
Чтобы скоротать время, стал с ручным фонариком читать «Руководство пилота Бич Т-34», двести четырнадцать страниц захватывающего текста с фотографиями. Успел прочитать тридцать три страницы, пока свет не потускнел и батарейки не сдохли окончательно.
Один, тесно, жарко, влажно, темно; десять часов до рассвета. Ты это имел в виду, когда принимал установку изменить мир вокруг тебя?
Ты не давал установку на удобную постель каждую ночь, сказал кто-то. Ты давал установку на другой мир, – мир, который был бы, по-твоему, настоящим. Получи. Если не хотел трудностей, надо было так и сказать. Если не хотел неудобств, надо было это уточнить.
Он подумал, не поискать ли запасные батарейки для фонарика и не добавить ли к списку установок «Я не буду испытывать неудобств». Один, в жаре, в тесноте, взмокнув и почти задыхаясь в закрытой кабине, он улыбнулся при мысли об изменении списка установок самогипноза.
У Меня Всегда Будет Полно Прекрасной Еды, и, кстати, Я Всегда Буду Спать По Утрам, Сколько Хочу, Мне Никогда Не Нужно Будет Выносить Мусор и Оплачивать Счета.
Тот, кто расположился бы на ночевку поблизости, услышал бы в ночи, как он смеется.
Он почти запомнил сон, но не совсем. За час до восхода пилот заснул. Он снова ходил в школу, во всяком случае, он был в пустом помещении, уставленном классными досками.
На досках были тысячи слов, но все затертые, ряд за рядом следы стертых, написанных мелом слов. Прежде чем проснуться, он увидел одну доску, с одним словом, но не написанным мелом, а высеченным в камне: ЖИЗНЬ.
У него было полсекунды, чтобы увидеть его, прежде чем доски закружились и исчезли, а он проснулся с началом рассвета, слегка окрасившим чистое темное небо на востоке.
Джейми Форбс был человеком, который не помнит своих снов, поэтому он вцепился в этот последний фрагмент и держал его в памяти, пока тот не растворился в рассвете.
Сон – ответ на мой вопрос. Наконец-то!
Теперь, удерживая ответ, он стал искать вопрос. Жизнь, думал он. Жизнь-жизнь-жизнь… Мне записать? Чувствуя себя глуповато, Форбс разложил карту на консоли правой панели и вывел на ней:
Жизнь.
Казалось очень важным помнить это. Минута за минутой, это выглядело все глупее. Жизнь. Ладно. Секунды тикали. «Ладно» стало «И что теперь», а потом «Ну и что?». Жизнь. Хорошее слово, но немного не хватает контекста.
Он выбрался из кабины на свежий воздух, москиты исчезли, кренделек превратился в сухарик. От крыла до земли было два фута, ему показалось, все четыре.
Уф, ну и ночка. Боже, как сковало и как ноет все тело!
На рассвете, прежде чем принять свои оковы за реальность… НЕТ! Я не стану повторять за тобой! Я отвергаю твою дурацкую установку насчет моих ощущений я не стану убеждать себя будто я болен ограничен несчастен. Вовсе я не скован… наоборот. Я идеальное выражение идеальной жизни, здесь и сейчас. Этим утром я гибок, как змея. Ноль боли, ноль дискомфорта. Я прекрасно себя чувствую, полон энергии, умен, бдителен, отдохнул и готов к полету!
С одной стороны, он отдавал себе отчет, что играет в разгипнотизирование, с другой – надеялся, что это сработает.
К его изумлению, сработало. Одеревенение исчезло, испарилось в первую же половину первой секунды, когда он отогнал установку вместо того, чтобы прижать к своей шее, как какого-то приятеля-вампира.
Перед самым восходом он попробовал как обычно пройтись, и словно произошло какое-то чудесное библейское исцеление – он мог идти легко, свободно и естественно.
Аплодисменты с внутренней галерки. Результат поразительный, все произошло рефлекторно: почти мгновенное отрицание негативной установки, утверждение истинной природы, установка растворилась в лимбе отрицания, способность ходить восстановилась за секунды.
Этот мир и вправду не такой, как кажется, подумал он, делая пробежку по рулежной дорожке и наслаждаясь победой. Если установок все равно не избежать, почему бы не воспринимать радостные, а не мрачные? Или здесь что-то не так?
Посмотрим на это таким способом: я себя переключаю. Каждый раз буду менять негативную энергию на позитивную и посмотрю, что получится. Бог знает, за свою жизнь я накопил достаточный опыт падений, настала очередь взлетов.
Ощущение странное. Неужели такая простая вещь…
Он резко оборвал себя. Вовсе ничего странного! Естественное восприятие, нормальное, очень правильное!
Он улыбнулся себе. Не будем слишком увлекаться…
Нет! Я уже увлечен переключением себя. Это работает! Пропускаю через свои врата только позитивные жизнеутверждающие установки!
Оставляю за собой право отклонять негативные установки, откуда бы они ни поступали.
Ну, рявкнул этот отважный злюка-оптимист внутри него силам тьмы, какую еще гадость вы мне приготовили? Выкладывайте. Не тяните!
Джейми Форбс посмеялся над борьбой, происходящей у него в уме, сделав ставку на нового игрока.
Спасибо, мысленно сказал он, обращаясь к учителю внутри себя. Я надеюсь, ты увидишь большие перемены, и начнутся они прямо сейчас.
После гроз небо распахнулось во всю ширь. «Строго чистое», как говорят пилоты, на всем юго-востоке.
Можно ожидать небольшого скопления кучевых облаков ближе к двенадцати, подумал Джейми Форбс, планируя полет. Кучевые облака снова соберутся в грозовые к середине дня.
Когда солнце расчистило горизонт на востоке, Т-34 был уже в небе и набирал высоту, держа курс на юг. Воздух прохладный и гладкий, как намазанный маслом лед. Он визуализировал обратный перелет домой, идеальную посадку, руление в ангар.
Высота три тысячи пять, ехидная часть его ума стала выступать как адвокат дьявола, и он вытолкнул его на сцену.
Мягкая посадка? Что-нибудь наверняка пойдет не так, двигатель заглохнет, проводка погорит, маслопроводы прорвет, шасси в нишах застрянут.
Он ждал, когда оптимист внутри него ринется в атаку на эти темные мысли, отметая их все. Ничего не произошло.
Маслопровод может выйти из строя.
Может.
Разве ты не скажешь «Невозможно»? Разве Негативные разрешены?
Что негативного в том, что мотор может отказать? Отчасти ты любишь летать потому, что любишь неожиданности. Выход из строя маслопровода – это событие, испытание. В этом не больше негативного, чем в диктанте.
Конечно. Ты прав.
Хочешь знать, что негативное на самом деле, Джейми? Вот, пожалуйста:
«Я болен».
«Я в тупике».
«Я онемел».
«Я боюсь».
«Я отделен от своего высшего Я».
Негатив – испытание, негатив – это то, что получаешь, его не выдержав.
Почему бы не принять установку «Никаких Испытаний», спросил пилот, не настроиться на благополучный полет?
И вовсе ты не хочешь знать почему.
Почему?
Потому что тебе нравятся испытания, нравится проверять себя.
Пилот рассмотрел это. Испытания не только для самолетов.
Не только. Любые испытания.
Почему ты так уверен, когда я – нет?
Да потому, что ты только что купился на установку, не уверен, вот почему. Я уверен, потому что не сомневаюсь: все, что я вижу вокруг, – это мои собственные верования. Я знаю, что это так. Я знаю, что я вызываю это на себя, потому что для этого есть важные причины. С твоего разрешения я займу на игровом поле клетку «Уверенность», пока ты не научишься делать это сам.
