- Вы? - тихо ахнул Коробейников. - Подполковник Миронов?
- Входите, Михаил Владимирович, - пошел ему навстречу хозяин кабинета. - Я подполковник Миронов Андрей Георгиевич. Должно быть, мне следовало просто позвонить вам домой, по-товарищески. Но в нашей встрече есть некоторая доля формальности, и я счел за благо оповестить вас повесткой.
После рукопожатия Миронов усадил Коробейникова за небольшой столик, примыкавший к тяжеловесному столу, сработанному мрачными столярами сталинской эпохи, своей тяжеловесной эстетикой напоминавшему здание Госплана, гостиницу «Москва», Академию Фрунзе, громадную кубатуру Военного штаба напротив Парка культуры. Сам Миронов, изящный, в красивом костюме, с небрежно и вольно повязанным галстуком, вернулся за этот стол, унаследованный от другого поколения крупных, тяжеловесных людей, с могучими лбами и выпуклыми надбровными дугами.
Некоторое время Миронов молчал, приветливо смотрел на Коробейникова. Давал ему освоиться, приглашал не стесняться, не нервничать. Возвращал к тем дружеским отношениям, какие сложились у них за пределами служебного кабинета.
- Михаил Владимирович, вы, конечно, знакомы с Рудольфом Саблиным. Более чем знакомы. Я знаю, вас связывают мучительные отношения, в которые замешана его сестра Елена, жена нашего бедного и благородного Марка. - Миронов говорил дружелюбно, с легкой печалью, давая понять Коробейникову, что ему известны хитросплетения их отношений, но он ни в коей мере их не осуждает, принимая их как неизбежную человеческую драму, от которой не застрахован никто. - Рудольф Саблин, человек абсолютно незаурядный, быть может, не имеющий себе подобных в нашей среде. Много в своей жизни напутал, наломал, навредил себе и другим. Наше ведомство с ним знакомо, даже помогало ему, когда он попал в безвыходные обстоятельства. Мы, что называется, за уши вытащили его из-под суда, руководствуясь его знаменитой «государственной» фамилией, а также просьбами друзей, среди которых был и наш с вами друг Марк. Пожалуй, я понимаю, что двигало Саблиным, когда он написал нам эту бумагу. - Миронов приоткрыл тонкую папочку, извлек несколько листков, исписанных от руки. - Им двигала жажда мести, неутоленная страсть, слепое желание устранить соперника. Это на него похоже. Аттестует его как безумца, как человека страстей, не нашедшего себя в нашей жизни… Прочитайте… - Он протянул через стол легкие листки.
Коробейников принял листки, склонился над ними. Стал читать, ужасаясь написанному.
Это был донос Саблина в КГБ, в котором говорилось, что он, Коробейников, является создателем антисоветской подпольной организации, ставящей целью свержение советского строя и уничтожение ведущих деятелей государства. Коробейников - разработчик национально-патриотической русской идеологии, на основе которой создается и начинает действовать организация. Уже созданы группы поддержки в Православной Церкви, которыми управляет священник отец Лев Русанов. Действуют законспирированные группы в литературных кругах, направляемые известным диссидентом Дубровским. Работники иностранных посольств подключены к организации, под видом покупок работ у художников-авангардистов снабжают заговорщиков деньгами. Поездки Коробейникова по гарнизонам, на флот, в ракетные войска и авиационные части привели к созданию ячеек среди военных, где обсуждались планы авиационного налета на Кремль, перенацеливание стратегической ракеты на Москву. Особая роль возлагалась на футуролога Шмелева, который во время поездки на Всемирную выставку в Осако должен был установить контакты с японскими и американскими спецслужбами, добывающими информацию о Сибири и Дальнем Востоке. Ему, Саблину, Коробейников отводил роль создателя «боевого крыла» для совершения диверсий и террористических актов. В частности, обсуждались планы отравления партийных лидеров через вентиляционные люки Кремля, устройство вооруженных засад по пути следования правительственных кортежей. После свержения советского строя, по замыслам Коробейникова, значительная часть партийно-советского актива страны подлежала аресту и размещению в концентрационных лагерях, для чего размораживалась и оживлялась законсервированная система ГУЛАГа.
Коробейников испытал ужас. Его стремились убить. Не пулей, не ударом ножа, не щепоткой яда. Обладая дьявольскими знаниями, Саблин натравливал на него непомерную мегамашину государства, заложив координаты подлежащей уничтожению цели. И этой целью был он, Коробейников. Громадное здание Лубянки двинулось с места, как гигантский комбайн, грохоча мотовилом, лязгая цепями, продавливая тяжестью землю. Пошло на него, неотвратимо приближаясь, преследуя по пятам, настигая вращающимися лопастями. Саблин желал его смерти. Нацелил гигантское, неодолимое оружие. И единственной возможностью уцелеть оставалось убийство Саблина. Он должен был умереть сейчас, немедленно, где бы ни находился. Умереть не от выстрела - у Коробейникова не было пистолета. Не от яда - не было заветной ампулы. Не от встречного движения могучего комбайна - Коробейников не знал устройства мегамашины, не ведал, где расположены ее рули и штурвалы, электронный мозг и вечный двигатель. Смерть Саблина должна последовать от удара его, Коробейникова, воли. От разящей ненависти, страстного нежелания умереть, спасти домашний очаг, беззащитных детей, обреченную на гибель жену. И, перечитывая аккуратные, округло выведенные строки, через эти строки соприкасаясь с Саблиным, Коробейников послал ему истребляющий удар. Смертоносный импульс ненависти, который должен был отыскать Саблина в этом заснеженном городе, проникнуть в голову и взорваться, как кумулятивная фаната.
- Все это вздор, клевета, - произнес Коробейников, не глядя на Миронова, сжимая листки, продолжая посылать свои истребляющие удары.
- Нет сомнения, что это оговор. Мне даже понятны причины этого оговора. Но чтобы оставаться профессионалами, мы все-таки направили запросы в особые отделы тех гарнизонов, которые вы посетили. И конечно же не нашли никаких фактов, подтверждающих обвинения Саблина. Мы связались с нашим уполномоченным по Смоленской области, и он сообщил, что священник Русанов живет абсолютно замкнуто, общается с соседским священником, отцом Филиппом, который состоит на учете в туберкулезном диспансере. Недавно получил от церковного начальства нарекание за участившиеся случаи пьянства. Что касается художников-фольклористов, то ими должны заниматься психиатры, а не органы безопасности. - Миронов был доброжелателен, ничем не напоминал беспощадных чекистов прошлого, заседавших в «тройках», выбивавших из арестантов признания, верящих любому навету. - И все же, Михаил Владимирович, чтобы закончить с этим, необходимо соблюсти некоторые формальности. Я дам вам листок бумаги. Вы напишете, что познакомились с заявлением Саблина, отвергаете обвинения. И, если можно, дайте Саблину психологическую и моральную характеристику. Вам, писателю, он понятней, чем многим из нас.
Миронов протянул ему чистые листки бумаги, авторучку. Вышел из-за стола. Встал к окну, спиной к Коробейникову, чтобы не мешать. Смотрел наружу, где белая, с невидимым водоворотом машин, рокотала площадь Дзержинского.
Коробейников стал заполнять листки, опровергая навет, рассказывая, в каких отношениях он находится с отцом Львом, с художником Коком, с покойным архитектором Шмелевым. С какой целью посещал военные гарнизоны, навещал отдаленный приход в селе Тесово. Дал описание своего знакомства с Саблиным. Нарисовал его психологический портрет, мировоззрение. Определил его характер, противоречия, стараясь придать описанию беспристрастный характер, дабы портрет Саблина не выглядел как обличение. Ибо листок заполнялся в кабинете КГБ и мог рассматриваться как обвинение. Но при этом не переставал посылать своему недругу и убийце разящие молнии. Так электрический скат, накопив в плавниках смертоносный заряд, парализует, испепеляет врага.
- Я закончил, - сказал Коробейников, откладывая листки.
Миронов их бережно принял, внимательно прочитал, кивая головой, соглашаясь с прочитанным. Положил листки в тонкую папочку вместе с заявлением Саблина.
- Вот и все. Делу конец. Тем более что заявитель Рудольф Саблин прибыл вчера из Роттердама в дубовом гробу.
- Как? - переспросил Коробейников.
- Умер во время командировки в Голландию.
- Убили?
- Вскрыл себе вены в ванной, как Сенека.
Коробейников пережил потрясение. Смерть Саблина выглядела как осуществленное Коробейниковым убийство. Разряды ненависти, электрические удары возмездия, разрывные пули самозащиты, которые он посылал Саблину, достигли цели и умертвили его. Не важно, что удары посылались только что, а смерть наступила несколько дней назад. Не существовало целостного пространства и времени. Его ненавидящая воля не подчинялась законам бытия, стала причиной убийства. И возникло двойственное чувство вины и освобождения, злорадства и раскаяния, магической мощи и неотмолимого смертного греха.
