Не увидев еще Дальневосточный, Игорек его услышал – «Беларусь» без глушителя трещала так, что даже вдалеке хотелось заткнуть уши. На фоне серого кособокого сортира стоял покрашенный красной краской трактор «Беларусь» без дверей и стекол. В насквозь продуваемой кабине сидел, откинувшись, Коля-Вася и с наслаждением курил. «Неужели ему не холодно?» – удивился Игорек, одетый, почти как космонавт на Луне: на нем были теплые ботинки на толстой рифленой подошве и серебристый плотный комбинезон, не хватало только скафандра, а жаль – невыносимое зловоние ударяло в нос. Для чувствительного к запахам Игорька это было хуже холода и ветра, он торопливо вытащил из кармана чистый носовой платок, предусмотрительно смоченный одеколоном «Шипр», и прижал к лицу. Подойдя к трактору, он жестами потребовал от Коли-Васи, чтобы тот заглушил мотор. Жестами же тракторист ответил, что это невозможно, потому что если он его сейчас заглушит, то никогда уже не заведет.
– Где Жилбылсдох?! – закричал Игорек, надрываясь, но Коля-Вася похлопал себя черными промасленными ладонями по лохматым ушам – мол, не слышу, и продолжил курить, наслаждаясь звуками и ритмичностью работы двигателя МТЗ.
– Всё, ты петух! – мстительно приговорил его Игорек, а этого Коля-Вася и подавно не услышал.
В тот же момент из-за дощатой стенки, прикрывавшей вход в уборную, выползла унылая фигура Шиша. Спотыкаясь о замерзшую землю и оскальзываясь, Шиш брел и, как опущенный собачий хвост, тащил за собой по земле штыковую лопату, держа ее за спиной привычно сцепленными руками, и, глядя на него, Игорек подумал, недоумевая: «Зачем живут эти люди? Ведь они уже не люди, давно не люди!»
Накануне вечером, когда Игорек обдумывал детали своего визита к опущенным, Лавруха читал вслух «Апостола». Под такое чтение всегда хорошо думалось, разводки выстраивались легко, без напряжения. Случалось, Игорек так глубоко уходил в свои мысли, что не только переставал понимать слышанное, но даже слышать, а тут вынырнул из глубин сознания, выслушал и попросил повторить.
«…исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы».
Община напряглась после второго прочтения этих слов и выжидающе смотрела на старосту: «Кого имеешь в виду?»
Но Игорек не сказал кого.
Власть должна создавать в массах напряжение, чтобы они, массы, всегда чувствовали себя перед властью виноватыми. Глядя на Шиша, Игорек вспомнил это и сделался снисходительнее. Шиш тоже заметил Игорька, остановился, подумал и, еще не получив приказа подойти ближе, направился к нему.
«Собака хозяина знает», – одобрительно подумал Игорек.
– Какие люди и без охраны, – с напряжением в голосе поприветствовал его Шиш и вопросительно воззрился снизу вверх, всем своим видом готовый ответить на любой вопрос, исполнить любой приказ. Под носом его буднично висела сизая сопля, и, чтобы не раздражать высокого гостя, Шиш слизнул ее большим белым языком.
Усилием воли Игорек подавил рвотный позыв и выдохнул.
– Шиш…
– Я! – с готовностью назвался тот.
– Как жизнь, Шиш? – сдержанно поинтересовался Игорек.
– Да какая жизнь, – махнул тот рукой. – Мы говорили – рано! А начальство – пора! А где пора, если оно сверху только схватилось, а внизу жидкое. Два лома утопили, – расстроенно проговорил чушок и замолчал.
Игорек понял, о чем идет речь, и вновь испытал приступ тошноты, поняв, почему вокруг такое зловоние.
– Где Жил, Шиш? – спросил он, переводя разговор в деловое русло.
– Где жил, там и живу, – застенчиво пожал плечами Шиш и указал на дальняк.
– Я спрашиваю, где Жилбылсдох! – заорал Игорек, теряя терпение, хотя, направляясь сюда, призывал себя терпеть.
– Там… – Шиш испуганно мотнул головой в сторону уборной.
– Позови!
Шиш кивнул, повернулся и, спотыкаясь и оскальзываясь, понуро пошел туда, откуда только что вышел, со своим собачьим хвостом.
…Время шло, а Шиш нет.
Ветер дул, Коля-Вася курил, Игорек ждал, а Жилбылсдох не шел. Шиш пропал с концами со своей привязанной к заднице лопатой.
Игорек усмехнулся в адрес самого себя: культурно удить с бережка не получилось, придется зайти по колено в воду.
Войдя в сортир, Игорек сразу же наткнулся на Жилбылсдоха, который сидел у самого входа на корточках и курил.
– Здоров, Игорек, – проговорил он дружелюбно. – Ты чего здесь? Ищешь кого?
Игорек нахмурился, изображая предельную озабоченность.
– Шиша…
– Шиша все ищут, – с загадочным видом проговорил Жилбылсдох, поднялся, выпрямился, расправил плечи.
Игорек всматривался в темный прямоугольник уборной, где, как смертные тени, замедленно и беззвучно двигались опущенные.
– А там его нет? – Игорек негромко спросил, там никак не могли его услышать, однако услышали.
– Не-ету! – радостно отозвались тени и задвигались быстрей.
– Ну что ж, придется без Шиша поздравлять, – с тем же озабоченным видом проговорил Игорек.
– Кого? – не понял бригадир опущенных.
– Вас.
– С чем?
– С профессиональным праздником.
– С каким?
– С Днем ассенизатора.
В глазах Жилбылсдоха появилось сомнение, но Игорек так серьезно это сказал, что оно тут же рассеялось.
– Думаете, я сам к вам пришел? Хозяин прислал. Хотел унизить, а я с радостью. Потому что справедливость должна быть во всем. У всех свой праздник есть, даже у пожарников, а что они делают, только спят. А без таких, как вы, Россия в дерьме утонет.
Игорек говорил это и наблюдал краем глаза, как приближаются смертные тени, постепенно превращаясь в ничтожных, но живых людей.
– А Шишу почетное звание присвоено, вот указ.
Он раскрыл красную папку, поправил лежащий в ней листок и сделал вид, что вчитывается в написанное. Чушки ждали, что Игорек будет читать вслух, но он читал про себя – с видимым удовольствием и живым интересом.
– Какое звание?! – первым не выдержав, прокричал из толпы невидимый Шиш.
– Почетный говночист России.
Чушки ахнули, ухнули, заржали.
– Сам-то! – запоздало завопил Шиш, проявляя в серой человеческой массе свою красную от возмущения моську. Чушки заржали еще громче, но Игорек даже не улыбнулся.
– Сами перед Хозяином об этом ходатайствовали, заявление ему писали, а теперь ржете…
– Кто? – не поняли вонючие и перестали смеяться.
– Вы?
– Мы?!
– Да вот же – подписи ваши. И первая – Жила.
– Моя? – Жилбылсдох взял листок, подошел к висящей у входа лампочке, глянул и тут же отверг подобное предположение.
– Не моя!
Обиженные приблизились, сгрудились вокруг бригадира, заглядывая в листок, выискивая «свою» подпись.
– Не моя!
– И не моя тоже!
– Я не так расписываюсь! – возмущенно затараторили чушки.
Не нашлось ни одного человека, который бы признал подпись своей. Этому Игорек не удивлялся. Он удивлялся тому, что никто до сих пор не поинтересовался, под каким же текстом стоит его грубо подделанная подпись. Но надо было ковать железо, пока горячо.
– А как вы докажете? – обратился он ко всем обиженным, глядя на их бригадира.
– Что докажем? – До Жилбылсдоха по-прежнему не доходило.
– Что подписи не ваши.
– Да так и докажем…
– Как?
– Можем показать, как мы расписываться умеем?
– Ну давай, – равнодушно пожал плечами Игорек.
В большинстве своем малограмотные, а то и неграмотные вовсе, чушки очень любили расписываться, подписями своими гордились, и, попадись кому ручка или карандаш, а в придачу бумажка, он тут же начинал свою фамильную финтифлюшку выводить, любуясь на ходу и тренируясь на будущее – мало ли где, когда и по какому поводу придется расписаться. (Замечено – чем мизерней человек, тем величественней его подпись.)
Игорек положил папку на чью-то услужливо подставленную спину, дал ручку и велел каждому расписаться напротив подписи в заявлении. Первым расписался бригадир, вторым подошел Шиш, который вконец осмелел, поняв, что Игорьку сейчас не до мести за невыполненное поручение. Кстати, две первые подписи перещеголяли все остальные по числу завитушек и стремительно рвущихся вверх линий – такие фамилии, как Герберсдорф и Шишиморов, требовали к себе творческого отношения. Но, глядя на расписывающихся чушков с вытаращенными от усердия бельмами, открытыми, дурно пахнущими пастями и ржавыми язычищами, Игорек вдруг с ужасом ощутил, что операция «Левит» находится на грани провала. Среди всего этого человеческого сора не было ни одного, кому он мог бы доверить переписывание библейского текста.
– А теперь я вам прочитаю, что здесь у вас написано, – сочувственно проговорил Игорек.
Чушки мгновенно осознали собственную оплошность, восхищенно глядя на Игорька, подобострастно заматерились. Он усмехнулся и, посматривая в листок, заученно произнес текст заявления.
