Пока он говорил, я навострял уши, чтоб не пропустить телефонный звонок. Как же, в конце концов, обстоят дела с этим воздушным мостом?
— Питер, книга, может быть, поначалу плохо продается из-за войны, вот и все.
— Какой войны? — Питер уставился на меня с искренним недоумением. — Ты имеешь в виду в Израиле? Ну и что? Какое это имеет отношение к моей книге?
— Послушай, Питер, большинство твоих читателей — евреи, ты это знаешь. Обычно евреев хлебом не корми, а дай посмеяться над самими собой, и чем злее, тем лучше. В этом секрет твоего успеха. Но сейчас евреи не в настроении смеяться над собой. Они обеспокоены. И я обеспокоен. Я только что вернулся из Иерусалима, и я уверяю тебя, Израилю грозит беда.
Питер не понял, что я ему объясняю. Может быть, из-за того, что он был слишком расстроен, он не очень внимательно меня слушал.
— К черту Иерусалим и к черту Израиль! Моя книга не продается! — Он взмахнул руками в воздухе и затем опустил их к полу, ударив обоими кулаками в персидский ковер, который купила Джен. — МОЯ — КНИГА — НЕ — ПРОДАЕТСЯ, ты понимаешь, Дэви?
— Слушай, сейчас я не могу начать судебное дело, но если ты настаиваешь, я могу порекомендовать хорошего адвоката, который умеет вести такие дела. А я занят.
— Чем? — спросил Питер, скорчив умопомрачительную гримасу. — Попытками спасти этого изолгавшегося преступника, который губит Америку?
— Пока он, главным образом, губит только самого себя. Это очень грустно, и он действительно вел себя недостойно, но мне кажется, что он собирается помочь евреям.
В библиотеке зазвонил телефон.
— Что за узкая точка зрения! — сказал Питер Куот.
— Питер, погоди неделю-другую. Глядишь, книга начнет продаваться.
Я кинулся в библиотеку. Секретарша президента известила меня, чтобы я готовился завтра лететь в Израиль.
— Может быть, будет трудно достать билет на самолет, — сказал я.
— Билет вам едва ли понадобится, — ответила секретарша.
Я повесил трубку в полном недоумении. Как это так: билет мне не понадобится? Или действительно создается воздушный мост? Питер вошел в библиотеку, и я вздрогнул: как это ни странно, я совершенно забыл, что он в доме.
— Дэви, почему ты думаешь, что книга начнет продаваться?
Я заверил Питера, что у него есть устойчивый состав читателей и почитателей, что «Мой хуй» — это очень характерное куотовское произведение и что в конце концов оно не может не привлечь внимания тех, кто и раньше покупал его книги.
— Будешь ли ты первым в списке бестселлеров, это уж воля Божья, — сказал я. — К сожалению, колоссальным успехом сейчас пользуется этот новый боевик — «Вилли Кит». Даже Джен пошла и его купила. Только не вздумай затевать судебное дело. Представляешь, что будет, когда все газеты на первых страницах объявят об этой тяжбе: ты же этим на весь мир раструбишь, что твою книгу никто не хочет читать. Это может тебе очень и очень повредить.
Питер заколебался, потом неуверенно сказал:
— Ладно, я потерплю еще недели две. Но если к тому времени книга не начнет продаваться, я точно подам в суд, и я хочу, чтобы ты вел дело.
— Может быть, к тому времени война окончится.
— К черту войну!
Питер улетел в Нью-Йорк. Его литературный язык отличается богатством словаря, но на его повседневной речи это совсем не сказывается. Боюсь, что со своим домом в Бель-Эйре он может попасть в переплет. Эта книжка про кита — непритязательный анекдот длиной в сто с лишним страниц — продается как Библия. В издательском деле такие курьезы не редкость.
Питер вылез со своим романом в неподходящее время, и, боюсь, его шикарная баба, эта его новая вселенная, развеется, как дым —
И, точно эфемерный праздник,
Исчезнет без следа.
В пятницу вечером у нас с Джен, не под стать нынешнему положению, был необыкновенно спокойный ужин: свечи, вино, гефилте фиш, куриный суп, все как полагается. Когда мы пели субботние песни, я думал о том, что в Израиле уже рассветает и на Синае и на севере, наверное, снова гремят танковые бои.
После этого я пешком, под моросящим дождем, пошел в Белый дом: я был приглашен на церемонию объявления кандидатуры нового вице-президента. Эта церемония тоже была не под стать нынешнему положению: в слепящем свете голубых телевизионных огней звучали бесконечные шутки и поздравления, как будто администрация не на грани краха, а на Святой Земле не идет война. Я пришел и ушел незамеченным. Я мог бы и вообще не приходить, но с нашим президентом никогда не знаешь, что может случиться. Когда я вернулся домой, Джен сказала, что мне звонил какой-то майор ВВС. Обычно в субботу мы на телефонные звонки не отвечаем, но сейчас это правило отменено. Майор сказал, что заедет за мной рано утром; он ничего не объяснил.
Он еще раз позвонил в шесть утра и сказал, что приедет через час.
— Только не строй из себя героя, — сказала Джен. — Ты старая развалина, и израильтяне справятся без тебя.
Когда мы прощались у дверей, глаза у нее были на мокром месте.
— Я тебя знаю, тебе это нравится, — сказала она. — Но только не переусердствуй, слышишь? И когда найдешь Сандру, позвони мне.
Полет до Азорских островов прошел спокойно и приятно, в беседах с разговорчивым пилотом. Когда мы уже снижались, он сообщил неприятный факт. Основой нашего воздушного моста будут менее крупные самолеты «С-141», многие из них уже загружены и готовы к полету. Но в последнее время на Азорах дуют встречные ветры, при которых «С-141» не может приземлиться. Поэтому были срочно загружены несколько самолетов «Галакси», у которых посадочные устройства можно развернуть под углом к оси фюзеляжа. Я доложу вам, это было чертовски неприятное ощущение, когда я сидел в пилотской кабине и видел, что внизу огни посадочной полосы расположены не по курсу снижающегося самолета, а почти перпендикулярно к нему.
— За то нам и платят, чтоб мы это умели, — сказал пилот, спокойно жуя резинку, когда его гигантская машина легко и плавно приземлилась и покатилась по посадочной полосе все еще под тем же углом к огням.
— Дело мастера боится, — сказал я.
— Просто повезло, — сказал пилот.
Но потом, как я уже упомянул, в самолете обнаружилась какая-то неисправность, и мне пришлось просить, чтобы меня подбросили до Израиля на другом «Галакси». Я и понятия не имел, что полет будет рискованным, поэтому прошу не хвалить меня за храбрость. Впрочем, даже если бы я знал самое худшее, президентское письмо в моем нагрудном кармане побудило бы меня все равно влезть в этот самолет.
Только что мне сказали, что пилот просит меня подойти к нему. С чего бы это?
* * *
Ну и дела!
Когда я вошел в кабину, пилот показал мне рукой на окно. По обеим сторонам от «Галакси» нас сопровождало соединение авиационной поддержки: шесть истребителей ВВС военно-морского флота. Пилот жестом указал мне на откидное сиденье и ткнул пальцем вниз. Сквозь облака я увидел под самолетом авианосец и несколько сопровождающих кораблей, выделявшихся крошечными серыми точками на лиловой морской поверхности. Я взглянул на пилота и улыбнулся. Он улыбнулся в ответ и поднял кверху большой палец, но его лицо сразу же снова приобрело серьезное выражение. Итак, мы летим. До Тель-Авива еще три часа. Однако за двести миль до израильского побережья американские истребители передадут сопровождение израильским, которые останутся с нами до самого аэродрома.
Наверно, теперь я смогу немного вздремнуть. За последние два дня я очень мало спал. Шесть американских истребителей за окном оказывают очень успокаивающее воздействие.
Отель «Хилтон», Тель-Авив.
17 октября 1973 года
Я был разбужен от мирной дремоты громким криком:
— Истребители! Истребители! Не наши!
Добравшись до пилотской кабины, я сразу увидел их в окно — четыре «Фантома F-4» в алом свете заходящего солнца, с бело-голубыми звездами Давида на фюзеляжах — шестиконечными звездами, которые я впервые увидел, когда мне было три года, на флажке, с которым я маршировал в Праздник Закона — Симхат-Тора. Я пробормотал на иврите: «БЛАГОСЛОВЕН ТЫ, ГОСПОДЬ, БОГ НАШ, ВЛАДЫКА ВСЕЛЕННОЙ, КОТОРЫЙ ДАРОВАЛ НАМ ЖИЗНЬ, И ПОДДЕРЖИВАЛ ЕЕ В НАС И ДАЛ НАМ ДОЖИТЬ ДО ЭТОГО ВРЕМЕНИ!». Это — стандартное благословение, произносимое при получении хороших известий. Судя по радостным возгласам членов экипажа «Галакси», я произнес эту молитву и за них тоже. Они уже подтрунивали над вторым пилотом, который издал панический вопль, увидев какие-то истребители с незнакомыми опознавательными знаками.
Эти «Фантомы» сопровождали нас до тех пор, пока израильский диспетчер не сказал:
