Время шло, летнее солнце припекало, и я не выдержал. Когда она проходила мимо, окликнул, не особенно рассчитывая на ответ:
– Извините…
– Да? – отозвалась женщина тут же. Отозвалась обыденно, как будто я окликнул ее на улице, в магазине, в автобусе.
– Вы не могли бы присесть вот здесь на минутку. Я хочу, что б ваш портрет получился самым лучшим образом…
– Мой портрет?…
– Да, видите ли, я – художник…
Она понятливо кивнула:
– Это я давно заметила… Но зачем вам мой портрет?
– Вы очень красивая женщина. Весьма выразительная натура…
Она улыбнулась:
– Пожалуй, есть немного… И…
– И именно поэтому мне хотелось бы зарисовать вас.
Ее брови несколько приподнялись:
– Я уважаю искусство. Но так вот сразу…
– Вас что-то смущает?
– Немножко, – покачала головой она, – Мне нужно подумать над вашим предложением. Конечно, в этом нет ничего предосудительного… Но прямо сейчас… Это невозможно…
– Хорошо, – закивал я, утирая пот со лба, – Тогда может быть завтра?
– Завтра? Может быть, завтра… – ответила женщина эхом и тут же оживилась, – А вы рисуете красками?
– Нет. Пока делаю наброски карандашами…
– Мне это близко.
Женщина пристально смотрела на меня, и я понял, что она не против продолжить наш разговор. Пришлось тактично удивиться:
– Действительно?
– Да, – брови ее дрогнули, – мою графику в одно время весьма хвалили. И я продолжаю рисовать, когда могу… Увы, здесь рисовать нечем…
– У вас нет карандашей?
– К сожалению…, – развела она руками.
Я глянул на свой арсенал:
– Возьмите мои…
Зрачки ее глаз мгновенно сузились:
– Принять подарок от незнакомого человека? А что я должна дать вам взамен? Я буду обязана позировать?…
Я покачал головой:
– Нет, что вы. Это просто подарок. Как коллега коллеге. А позировать, если не захотите, не нужно. Возьмите, пожалуйста, карандаши…
Она по-прежнему пристально, и как мне показалось, совсем не мигая, глядела на меня:
– У вас честные глаза…
– Я действительно не обманываю вас. Возьмите.
– Благодарю вас, – кивнула она и протянула руку.
Я сунул карандаши сквозь сетку. Женщина взяла их и довольно улыбнулась, разглядывая. Уходя, вновь повторила эхом:
– Может быть завтра…
Она ушла, оставив меня без рисунка, без карандашей, но с еще больше разгоревшимся интересом. Я не видел в этой женщине ничего болезненного. Она рассуждала достаточно здраво. Жесты были продуманы и спокойны. Ровные голос и дыхание. Речь воспитанного человека. Если бы я встретил эту «натурщицу» где-нибудь вне больничных стен и заговорил с ней, то вряд ли бы принял за пациентку лечебного заведения.
На следующий день она вышла во двор последней. Когда уже все гуляли. Когда мне подумалось, что какие-то причины удержали ее внутри. Женщина появилась, как только я, вздохнув, начал складывать мольберт.
– Здравствуйте, – приветствовала она меня с улыбкой, как старого знакомого.
– Здравствуйте. Ничего не случилось?
– Нет. Просто я рисовала и так увлеклась, что не заметила, как подошло время прогулки. Искусство захватывает, не так ли?
– Да… Совершенно верно.
Женщина смотрела на меня уже знакомым пристальным взглядом:
– И вы все еще хотите меня рисовать?
– Да, конечно.
Она не отводила глаз:
– Я много думала об этом. Видите ли, ведь это очень интимное дело – рисовать. И потом – я не знаю, что вы будете делать с моим изображением. Как вы меня нарисуете, кому будете показывать…
Этот взгляд ее практически немигающих глаз был мне в тягость. Я засуетился:
– Могу все рассказать…
Она остановила меня:
– Ну, что вы, я не хочу устраивать вам допрос. Давайте просто поговорим об искусстве. Я хочу, чтобы мы обменялись взглядами на разные аспекты…
Женщина присела на скамейку со своей стороны сетки. Раскрыла принесенный солнечный зонт.
Я подумал, что под видом вопросов о картинах, она попытается узнать о приходящем художнике побольше. Скрывать мне собственно было нечего, и потому приготовился отвечать прямо и быстро.
Однако ее, похоже, совершенно не интересовала моя биография. Женщина больше спрашивала о современных модных течениях, о стоимости картин, о художниках, с которыми я знаком, о моих однокурсниках и преподавателях. Слушала очень внимательно.
В конце своей лекции я так и сказал ей об этом:
– Вижу, что вам рисование действительно интересно и близко…
– Да, благодаря моей матери…
– Она была связана с искусством? – спросил я из вежливости.
– Нет. Но она привила мне любовь к красивым вещам и людям… Я столькому у нее научилась. Научилась, в том числе, жить красиво, не имея наследства или теплого местечка в большой компании. Мама всегда говорила: «Чтобы жить красиво, не обязательно тратить много сил и денег. Достаточно иметь голову…»
Она замолчала. Чтобы поддержать разговор, я посетовал:
– У меня вроде и голова на месте, но красивой жизни, увы…
– Разумеется, имеющейся головой нужно с умом распорядиться, – то ли улыбнулась, то ли облизнулась она. – А это уже – искусство…
Женщина просто преображалась у меня на глазах. Расслабленная спина ее выпрямилась. Спокойное лицо напряглось. В зеленых глазах зажегся холодный огонек:
– Ну, как, казалось бы, жить красиво мне – рядовому референту муниципального бюро? Не бог весть какая должность. Можно просидеть до конца дней своих на хлебе и воде, света белого не видя. Но, – она гордо, как-то по-змеиному повернула голову, – я живу так, что кому-то и не снилось. Практически ни в чем себе не отказываю. Многим о такой жизни только мечтать…
– И как вам это удается? – вновь подбодрил я ее.
Она вздохнула:
– Да, не все не понимают… Потому и живут абы как. А я из ста процентов возможности делаю двести, триста, пятьсот процентов…
– Как это?
Женщина повела плечами:
– На работе мне оплачивают полную медицинскую страховку – раз. Дают небольшую зарплату – два. При этом я на своем рабочем месте абсолютно ничего не делаю – три. Могу свободно отлучаться, когда мне нужно – четыре. Пользуюсь служебным телефоном, сколько захочу – пять. То есть, получаю гораздо больше, чем отдаю. Понимаете?
Я кивнул, и она продолжила:
– Но это не все. Такая работа мне позволяет быть в курсе того, что у нас в городе происходит: где, когда и какие события намечаются. В смысле – презентации, показы, вечеринки…
Женщина качнулась всем телом:
– До обеда я прозваниваю соответствующие точки, уточняю детали. И после обеда – вперед туда, где проводят интересные в материальном плане мероприятия. Магазины, торговые центры, бутики, кафе, рестораны… Все они время от времени устраивают маленькие праздники жизни, раздавая бесплатно всякие вещички, продукты. Где-то тебе мыло подарят, где-то кусок сыра. Там – платочки, здесь – колготки… Смешно смотреть, как теряется большинство посетителей. Если они дегустируют продукты, то пытаются как можно больше съесть, запихать в себя. Если получают в подарок одну вещь, то пожирают глазами все оставшиеся. Им и невдомек, что значительную часть показанного можно действительно унести с собой…
– Действительно?
Мой интерес ей определенно пришелся по вкусу. Она быстро крутнула головой, откинулась на спинку стула:
– Действительно… Но получить больше, чем предусмотрено организаторами, может только профессионал. Только тот, кто искушен во всех тонкостях… Профессионал за день обходит три-четыре лучших точки, действует быстро и эффективно. К месту демонстрации образцов или раздачи подарков он ведь подойдет не один раз. И не с пустыми руками: у меня и у моих коллег есть специальные сумки и сумочки, пакеты, особенные карманы, в которые можно класть подарки так, что их не будет видно. Я например, за один раз могу запросто унести несколько бутылок вина, десяток банок консервов, несколько мягких вещей, кучу коробочек всех размеров и дюжину бутербродов в придачу. Никто и не заметит. Каково, а?
– Да…, – выказывая восхищение, покачал я головой.
– Не поверите, – она просто впилась в меня взглядом, – но у меня ни в гардеробе, ни в холодильнике нет ни одной купленной вещи. Это правда. Этого нелегко добиться, но у меня получилось. Меня уважают самые искушенные коллеги. Некоторые, правда, завидуют. Сплетничают. Но в целом все признают мои достижения в нашем искусстве. Я ведь могу достать такие вещи или продукты, какие никому из наших заполучить не под силу. Шелковое белье, сапоги на меху, икра, шампанское…
– Как вам это удается?
– Секрет фирмы, юноша… Тс-ссс, – женщина довольно приложила палец к губам, замолчала, вспоминая, видимо, что-то приятное.
Воспользовавшись паузой, я потянулся было к карандашам, но она тут же глянула на часы:
– Сколько времени? Увы, увы. Мне, к сожалению, пора…
– Но…
– Может быть, завтра, – сложила она зонт, и, не прищуриваясь, глянула на солнце, – Вы же будете здесь завтра?…
