Виктор Дьяков - «Тихая» дачная жизнь

— Ничего… заходи, — Антон схватил сестру за руку и рывком затащил в комнату. — Папа сказал, чтобы все дома сидели, свет не включали, и если стрелять начнут… чтобы на пол ложились, — виновато говорил он, в то время как его щека после материнской пощёчины начинала "гореть".

До Лены, наконец, дошла вся серьёзность ситуации. Она опять кинулась к окну и пристально всматривалась в контуры противоположного дома. Оттуда глухо доносились голоса и светились светлячками карманные фонарики.

— Ты можешь мне объяснить, в чём дело… отец там!? — голос Лены слегка дрожал.

— Да, — сын опустил голову.

— Господи, надо же как‑то узнать… там же стреляли, — на лице Лены обозначилось растерянность и отчаяние.

— Я схожу мам… я сбегаю, узнаю. Только вы никуда не выходите.

Антон повернулся к двери, но мать с неожиданным проворством подскочила и уже сама вцепилась в него:

— Стой… нет… никуда не ходи.

У матери были слабые руки. Нежные, пухлые… объёмные в предплечьях и локтях, такие же мягкие, но небольшие ладони. Антон не раз в шутливой борьбе сжимал эти ладони, и мать не выдерживала, вскрикивала… Но сейчас эти руки вдруг обрели несвойственную им силу, она так крепко держала, что Антон не мог вырваться…

Минут через пятнадцать с улицы кто‑то негромко присвистнул и позвал Антона. Это был голос Володи, сына Хромого.

— Я выйду, — Антон просительно взглянул на нервно теребящую носовой платок мать, который она то и дело подносила к глазам.

— Иди. Только больше никуда. Узнай, что там и сразу назад, — даже в тусклом лунном свете было видно, что лицо матери бледно как простынь.

— Володь ты… что там? — тревожно и нетерпеливо спросил Антон, едва закрыл за собой калитку.

— Взяли… скрутили, — возбуждённо поведал гонец.

— Кого?

— "Чёрного"… Твой отец сказал, что чеченец. Пистолет у него забрали. Тофик гад… его тоже взяли. А этот, который на чердаке сидел, стрелял, но не попал ни в кого. Когда его с чердака сняли, твой отец ему как звезданул, с него аж сопли с кровью полетели.

— А папа… где он сейчас?

— У нас сидит… выпивают. Того "чёрного" и Тофика на станцию в ментовский опорный пункт повели, участковый, дядя Паша и те двое, что с Москвы приехали. Здоровые мужики. Они что с отцом твоим работают вместе?… Фаинка проблядь опять без хахаля осталась… Так её и надо, не будет с "чёрными"…

Тофика вскоре выпустили, ибо ничего, что бы тянуло на срок за ним не обнаружили. А может и земляки с рынка «подмазали» следователей. Но к Фаине он уже не вернулся, ибо в посёлке после того случая поставили вопрос ребром: если опять будешь приваживать «чёрных» — съезжай с посёлка. Съезжать ей было некуда. Чеченец, что взяли на чердаке, оказывается успел «отметиться» и в первую войну, и потом уже в Москве. В общем, срок ему светил уже не только за незаконное хранение оружия. Участковый кроме благодарности получил командирские часы и, наконец, очень долго ему задерживаемого «капитана». Тот другой чеченец, с которым говорили через перегородку Хромой и его сын… О нём больше никто нигде не слышал, он как в воду канул.

Володя лазил через пролом на соседский чердак ещё до милицейского шмона. Он обнаружил валяющийся в пыли маленький бинокль и взял его себе. Потом, когда всё успокоилось, он уже на своём чердаке сделал маленький, незаметный с улицы пролом в крыше и наблюдал за соседским домом. Он мог часами неотрывно подсматривать за чужой жизнью, такой не похожей на жизнь его семьи… Конечно, его прежде всего интересовала младшая сестра Антона. Он мечтал о том, что и у него, когда вырастет, будет такая же семья… и жизнь.

После всех перипетий Сурин всё же набрался храбрости и задал жене мучавший его вопрос. Что же произошло тогда… там в тесной будке летнего душа?

— Да ничего… Антон просто схватил меня за руки, чтобы я не могла его ремнём лупить.

— Но ты же кричала: пусти меня

— Ну, а что было делать, у него же руки как клещи, он мне так ладони сдавил, что я чуть не села и ремень выронила. Он его схватил и убежал. Вот и всё… А ты что подумал?

Лена долго смеялась, представив, как муж из зарослей подсматривает и мучается в догадках. Но о том, что в ту тревожную ночь сын буквально внес её из коридора в комнату и не выпустил из дома… Это она решила мужу не говорить. Мало ли чего ему ещё в голову взбредёт, какие фантазии. Благоразумно умалчивал о том и Антон. Они не сговаривались. Просто они оба дорожили своим внутрисемейным миром, и не хотели подвергать его даже небольшой опасности из‑за каких‑то пустяков…