Я на секунду задумался.
– Спасибо, тёть Нин, что меня обрадовали, – поблагодарил я, изобразив улыбку, когда она уходила.
– Пошла я в магазин. Когда приедет твоя бабушка, не забудь с ней зайти ко мне в гости. Я вас чем-нибудь побалую.
Что ещё за бабушка? Здесь что-то не так.
– Хорошо.
Я поднялся на пол-этажа. Посмотрел в окошко. Нет ли чужих машин во дворе, если не считать разобранного старого военного ЗИЛа. Двор был пуст.
Стоит ли заходить к себе? Лучше не рисковать. А проверить: есть ли кто-нибудь в квартире? Осторожность ещё никому никогда не мешала в любом деле.
Я нисколечко не сомневался, что вчера уже был известен мой адрес. Я не удивлюсь, если незваные гости сидят у меня дома и ждут моего появления. Обломайтесь! Не на того напали!
Я стоял уже на четвёртом этаже и слабо постучал согнутым указательным пальцем в дешёвую дверь. Как я и рассчитывал, на мой особый стук вышел девятнадцатилетний Стас. Он был повыше меня на голову, с узким детским лицом. Друзьями нас трудно было назвать, просто знакомые.
– Выручай, – сказал я ему, когда происходил особый жест приветствия. – Сгоняй ко мне на хату, проверь, пустая ли она. Если да, выйдешь на балкон, свистнешь. Если не появишься, значит там гости. Наверно тебе не стоит объяснять, как ты будешь выяснять о нахождении посторонних в моей квартире? – он сделал жест, мол, не учи. – Сделаешь дело, заработаешь на пиво. Идёт?
– А что случилось?
– Неважно. Потом... Ну как?
– Две бутылки «Клинского», и не торгуйся.
Я посмотрел ему в глаза: «Наглеет. Ладно, потом проучу».
– Твоя взяла. На ключи.
– Не-е. Сначала дай.
– Не доверяешь?
– Оберегаю себя от...
– Соображаешь.
– Всякое бывало.
Я ему отстегнул на литр пива, после чего лифт поднял его наверх. А я, спустившись вниз, отдалился от дома на приличное расстояние, встав на перекрёстке улочек у колонки. Стал ждать.
Стас на балконе не появлялся, даже спустя десять минут.
– Я был прав, – прошептал я и пропел строчку из песенки группы «Мумий-Троль»: «Уходим, уходим...»
Да, влип я из-за этой чёртовой видеокассеты. Теперь и домой не пойдёшь. И зачем меня угораздило сесть именно в тот вагон. Как же быть с моими цветочками? Без воды их ждёт медленная смерть. Кроме меня о них никто не позаботится. А с другой стороны, жизнь дороже, чем какие-то комнатные растения. Ничего, новые посажу. В крайнем случае попрошу за ними поухаживать тётю Нину, у неё ведь имеются ключи. Блин, знать бы, насколько в моей квартире поселятся незваные гости? Смогу ли я туда на днях без боязни вернуться? Лучше этого делать не стоит до поры до времени. Куда сейчас податься? Надо посмотреть, сколько у меня осталось денег в кошельке.
Я достал из заднего кармана джинсов самодельный кожаный маленький «лопатник». Пересчитал содержимое. Оказалось, всего 536 рублей, не считая копеек. С такой суммой надолго нигде не затаишься. А припрятанные доллары в квартире временно, а может быть и навсегда не доступны. А там их у меня, моя январская зарплата, которую я обменял на валюту, чтоб она когда-нибудь мне пригодилась. Иногда всё-таки надо прислушиваться к девизу сберегательного банка России. Что произошло, то произошло. Не надо отчаиваться и ссылаться на то, да на это. Сейчас нужно было как-то действовать. Так, Лёха, думай.
Мысли и ноги быстро привели меня по истоптанному много раз маршруту к лавочке, что сколотили под раскидистой ивой у речки. Метр от неё, и тут же обрывается берег, омываемый светло-зелёной водой. Сел, закинув ногу на ногу, закурил.
Мужичок на лодке проплыл мимо.
«Так, во-первых, вечером надо выцепить Стаса и расспросить, кто такие и сколько их, и дать ему поручение. Второе, отправить сегодня же тёте Нине срочную телеграмму и попросить, чтобы она завтра утром в назначенное место принесла деньги, что лежат в тайнике. Ночку где-нибудь проведу, благо что на дворе лето. Можно было бы, конечно, через Стаса передать ей об этом, но что-то я ему не доверяю».
Прошёл к городскому пляжу, который находился недалеко, рядом со старым навесным мостом, от которого осталось одно название. Лишь несколько рыбаков скрашивали этот унылый пейзаж.
Заглянув на почту, сделал то, зачем сюда и пришёл.
«Я босяк, бредущий зимней ночью, под мёрзлой луной, и крохи рассыпанных звёзд освещают мой путь по снежной дороге. Я загнанный зверь, не нашедший тепла и просящий его у холодной ночи, мне полнолуние сопереживает в одиночестве. Я бродяга, уставший плакать, теперь смеюсь над жизнью...» – пронеслись мучительные мысли в раздираемой, истерзанной голове Меньшикова.
Он с облегчением осушил стакан холодной водки и с остекленевшими глазами начал зажигать толстые свечи, расставленные повсюду в мастерской, словно в древнем храме; огоньки света, будто щупальца обхватили пространство стен. А за ним большими томными глазами наблюдала роскошная, голая китаянка, походившая на языческую богиню, восседающую на мягком ложе. Евгений, закончив воспламенять языки свеч в её честь, зажёг благовония и по тёмной комнате разнёсся мягкий аромат лотоса и жасмина. Меньшиков подошёл к холсту, и ещё семь дней назад, он помыслить не мог, что такая женщина будет рядом с ним. Ведь тогда сидя в парке Белинского и читая «Илиаду» Гомера, он ничего вокруг себя не замечал и лишь изредка бросал осмысленные взгляды в пустоту. Приятный смех отвлёк его. Увидел очарование. Обомлел... Прелесть шла навстречу в сопровождении двух подруг, щебеча с ними на родном языке. Подул лёгкий ветер, растрепав, странницы его книги, как угольные волосы иностранки, Меньшиков не видел, он уже ничего не видел, кроме этих раскосых глаз с точёными чертами лица. Что-то помутилось в его воспалённом рассудке, сам не помня себя, не обращая внимания на собственный вечно диковатый вид, мужчина поднялся со скамейки и встал на пути девушек. Те непонимающе уставились на странного небритого субъекта, а он, безумными глазами, глядя на свою избранницу, с жаром проговорил:
– Послушай, хочешь остаться бессмертной на века? Чтобы твоя красота была нетленной и сводила с ума целые поколения мужчин? Я могу сделать тебе такой подарок, потому что я – настоящий художник, не тот, кто пишет глупые квадраты, а тот, кто способен отобразить весь блеск твоих чудесных глаз!
Меньшиков схватил ручку опешившей китаянки, вложив в ладошку визитку. Девушки, испугавшись его напора, поспешили уйти.
– Позвони мне! Позвони мне обязательно, принцесса, пожалуйста, позвони! – сполз на колени Евгений, крича ей вслед.
Стоя на коленях, он смотрел им в спины в надежде, что она подарит ему взгляд. Ему было наплевать, что на него сейчас глазеют люди. Но красавица не оборачивалась. Она удалялась от него всё дальше и дальше, отчаяние росло в его душе. Нахал потерял последнюю надежду, прежде чем дождался своего, но китаянка, оглянувшись, кинула ему короткий взгляд, исчезла.
Взяв кисть в руку, творец стал выводить обольстительный образ китайской натурщицы. Донгмэй Цинь смотрела на небрежно одетого художника, ей нравилось наблюдать за красивым мужчиной, ей нравилось чувствовать его влажный взгляд на её прелестях, она ощущала стыд, дававший огромное наслаждение. Она маняще улыбалась мастеру, девушке доставляло сильное удовольствие гадать про себя, какую именно часть тела пишет он сейчас. Евгений тоже думал о ней, впервые за долгое время, отвлёкшись от ядовитых мыслей о неведомой тюрьме. Они настолько въелись в мозг, что как-то даже это таинственное заведение привиделось ему во сне, в виде жуткой беспредельной каторги, где люди потеряли своё право на жизнь. Страдания и мучения пронеслись ураганом перед ним, после чего он проснулся в холодном поту. Евгению очень хотелось, чтоб злой кошмар не повторился, но, к сожалению, люди не умеют управлять своими снами. Наверное, Меньшикову не удалось бы победить сгущающуюся над собой черноту неприятных видений, если б в один дождливый вечер не раздался телефонный звонок.
Хозяин жилища был пьян, пошатываясь, он поднял трубку:
– Вы позвонили в дом измученного жизнью человека. Сейчас вы можете свободно сказать всё, что обо мне думаете... – выдал репортёр в аппарат.
– Привет! Вы Евгений Меньшиков? – проговорил тихий женский голос.
– Он самый, а кто меня беспокоит? – прохрипел журналист.
– Вы не помните, встречу в парке Белинского? – прозвучало на том конце.
Меньшиков протрезвел, сообразив, с кем он беседует.
– Это ты! Я... Как тебя зовут?
– Донгмэй, – представилась китаянка.
– А мне нравится, как звучит твоё имя... – признался Евгений.
– Оно означает цветок абрикоса, – пояснила девушка.
– Я хочу видеть тебя немедленно, давай встретимся прямо сейчас? – взволнованно предложил Меньшиков.
Пауза.
– Хорошо. Где?
– В «Шоколаднице» на Московской. Ты знаешь, где это?
– Знаю. Я буду там, – пообещала Донгмэй.
