— Я еще слишком молода, чтобы вести себя как замужняя матрона, — заныла я.
Он остановился и оценивающе оглядел меня.
— Когда я уезжал в университет, ты вообще была пузатой мелочью с торчащими зубами и в подтяжках!
— За три года ты много раз приезжал, Люк, — парировала я. — Ты просто слишком тащился сам от себя, чтобы обращать внимание на меня.
— Зато я делаю это сейчас, — сказал он, и у меня почему-то заныло в животе. — И вижу, что ты все еще пузатая мелочь, Кэт.
Я попыталась лягнуть его в лодыжку, когда он повернулся спиной. Он догнал меня на лужайке и впечатал в траву регбистским приемом, а я визжала, чтобы он отстал, одновременно представляя, что же о нас подумают местные жители.
— Пожалуй, начнем с жены фермера, — сказал Люк, стряхивая траву с джинсов. — Скорее всего, это будет дама под сотню килограмм с румяными щеками и руками, как у борца. Она наверняка провела здесь пятьдесят лет своей жизни и знает обо всех рождениях и смертях на мили вокруг. Ее дочери — прирожденные доярки, а сыновья расхаживают в рабочих комбинезонах, пожевывая травинки в волевых ртах.
Я уже начала паниковать и даже не улыбнулась.
— Нам ни в коем случае нельзя сесть в лужу. Нужно сначала придумать какую-нибудь легенду. — Он и бровью не повел, продолжая идти вперед. — Эй, Люк! Нам нужно сделать так, чтобы наши истории не противоречили друг другу… я имею в виду, наше вранье…
Он пренебрежительно помахал рукой.
— Доверься мне. Я же журналист. Такие вещи удаются нам лучше всего.
На высоком табурете сидела девушка с иссиня-черными волосами, выбеленным лицом, фиолетовыми губами и густо подведенными глазами. Кожаная мини-юбка, чулки-сеточки и массивные «мартинсы» совершенно не делали ее похожей на доярку, так же как и пирсинг в носу, бровях и щеках. Увидев, как у Люка отвисла челюсть, я едва не засмеялась в голос, и мне пришлось прикусить губу. Девушка не выказывала ни малейшей заинтересованности в том, почему мы здесь оказались, и не отпускала никаких комментариев, вроде «чужаки» и «вы не из здешних мест». Она флегматично оглядела нас сверху донизу и с мрачным видом продолжила читать свою книгу. В уголке помещения я заметила круглый столик и два стула.
— А у вас не продается сэндвичей или чего-нибудь попить?
— Я могу сделать булочки с ветчиной или сыром и горячие напитки, — ответила девушка, переворачивая страницу.
— Нам два с ветчиной, пожалуйста. И чаю. Мы проделали неблизкий путь.
Никакой реакции. Когда она ушла в глубину дома, мы с Люком в изумлении уставились друг на друга.
— Настоящая доярка! — прошипела я, и Люк ногой пнул меня под столом.
— Она похожа на актрису из фильма про зомби, — прошептал он.
Люк не разделял моей любви ко всяческим древностям, поэтому я даже не пыталась выражать энтузиазма по поводу старинных обсыпающихся стен или затейливых поперечных балок. Все было оставлено таким же, каким, вероятно, было многие годы назад, вплоть до резных маленьких окошек. Мы услышали шорох ткани, и я приложила палец к губам, чтобы Люк не сболтнул лишнего. К нам энергично вошла женщина с двумя тарелками в руках, и я умышленно стала избегать взгляда Люка. Она представляла собой карикатурную вариацию фермерской жены и даже затмевала образ, придуманный Люком: широкое раскрасневшееся лицо с ямочками, обрамленное седыми волосами, полная фигура в огромном переднике.
— Так-так, — начала она, ставя перед нами тарелки. — И что же привело вас в наш медвежий угол?
Я едва сдержала улыбку.
— Мы просто проезжали мимо. Хотели поехать какой-нибудь живописной дорогой, посмотреть на загородные пейзажи. Мы из города, дым, смог и все такое.
— Зато мы раньше уже видели коров. — Люк решил поиздеваться над моими потугами.
Я скорчила ему глупую рожу за спиной фермерши.
— А вы давно тут живете?
— С тех пор, как вышла замуж, — твердо ответила она. — Ферма принадлежит семье моего мужа в течение уже трех поколений. Вы сейчас находитесь в постройке, которая раньше была молочной лавкой.
Люк издал какой-то звук, который, по-видимому, должен был обозначать изумление, но я проигнорировала его.
— Значит, вы знаете всех в этом городке?
Она кинула подозрительный взгляд на нас обоих.
— Возможно, что да.
Люк собрался было заговорить, но я опередила его.
— Просто дело в том, что… я пытаюсь организовать что-то вроде семейного воссоединения, и здесь живут люди, которые могут оказаться моими родственниками.
— То есть вы не любоваться на деревенские пейзажи приехали, — заметила жена фермера, с силой размешивая заварку в чайнике. Я умирала от жажды, но она, кажется, не собиралась нести его нам. — А как их зовут?
— Мортон, Джейн и Пол Мортон.
По ее лицу пробежала тень.
— Они приходятся тебе близкими родственниками?
Я почувствовала, как щеки покрывает румянец.
— Нет, просто двоюродная сестра по маминой линии, они переехали, и мама уже давно потеряла связь с ними.
Она пытливо взглянула на меня своими проницательными глазами.
— А ты уверена, что они живут здесь, в Нижнем Крокстоне?
Я заметно поежилась, потому что она, видимо, не собиралась ничего нам сообщать.
— Мама дала мне старую открытку, — пискнула я, — и это последний известный нам адрес.
Фермерша скрестила свои массивные руки на груди и с сожалением покачала головой.
— Ну что ж, очень жаль, что мне приходится сообщать плохие вести. Джейн и Пол действительно жили здесь, но они погибли в пожаре много лет назад.
Я закрыла лицо руками.
— Это ужасно.
Она неодобрительно хмыкнула.
— Все в деревне были поражены этим несчастьем. Это было как раз в сочельник, я никогда не забуду. Никто здесь не смог бы забыть.
— А дом? Он еще стоит?
— Его сравняли с землей, — глухо ответила она.
Голос Люка звучал подавленно.
— Остался ли кто-нибудь в живых? Кто-нибудь смог спастись?
Женщина отошла от нас и сделала вид, что занята чем-то у прилавка.
— Нет. Мне уже пора. Оставьте два фунта в кувшине у двери. И удачного вам дня.
Я была поражена ее внезапным уходом и проговорила ей вслед:
— А как же…
Люк перегнулся через стол и закрыл мне рот ладонью. Я рассерженно стряхнула ее.
— Она ничего не сказала об их дочери. Она же должна была ее знать!
Люк отказывался разговаривать, пока мы не выйдем на улицу. Мне пришлось смотреть, как он молча доедает сэндвич, отхлебывает чай, отсчитывает мелочь и накидывает куртку. Я сердито поплелась за ним наружу с опущенной головой, пытаясь укрыться от ветра.
— Извини. Я просто не хотел, чтоб нас услышали.
— Но зачем ей лгать? Мы прочли все о Грейс Мортон в газетной заметке. Просто невозможно, чтобы эта женщина не знала ее, тем более в таком маленьком городке.
— Мы не можем заставить ее откровенничать с нами, — безропотно ответил Люк.
— Давай лучше спросим еще кого-нибудь, — заявила я, и прежде чем он успел опомниться, я помахала какому-то мужчине, ремонтировавшему домик. Он заметил меня, но как ни в чем ни бывало продолжал шлифовать оконную раму и никак не отреагировал, когда я подошла. — Мы ищем какую-нибудь информацию о семье Мортонов, которые здесь раньше жили. Вы не были с ними знакомы?
Его ответ был резким и почти грубым.
— Нет, не был.
— А кто-нибудь другой? Может быть, кто-то из вашего дома еще помнит их?
— Я уверен, что нет, — проворчал он.
Люк потянул меня за капюшон в сторону машины.
— За время работы я усвоил одну важную штуку.
— Какую?
— По молчанию людей ты можешь понять столько же, сколько и по их рассказам.
Я была рада снова оказаться в машине, но раздражена тем, что вылазка оказалась бесплодной, а теперь еще и Люк заговорил загадками.
— Ты хочешь сказать, что это важно… то, что нам ничего не хотят рассказывать? Но почему?
— Я еще не знаю, но буду рад поскорее убраться отсюда. Еще немного, и мне станет не по себе.
Он надавил на газ, и колеса забуксовали по гравию. С диким скрежетом мы все же двинулись с места.
— Я знаю, что ты имел в виду, — вздохнула я, говоря скорее с самой собой, чем с Люком.
С чувством поражения я последний раз посмотрела в окно и успела только в ужасе поднести руку к лицу. С левой стороны на нас мчалась велосипедистка, и было уже поздно кричать что-то предупредительное, она влетела прямо в бок автомобиля, раздался тошнотворный звук удара.
Бледный как смерть, Люк выскочил из машины. Я поспешила за ним и попыталась помешать пожилой леди встать, боясь, что она сломала себе что-нибудь. Мы были в шоке, когда она резво вскочила на ноги и стала отряхивать от земли свои пышные нижние юбки и верхнюю твидовую, плотные колготки и непромокаемое пальто. Сама она по-видимому едва ли весила сорок килограмм и просто терялась в ворохе одежды.
