Его детеныш лежал рядом, плоть от плоти и кровь от крови. Дотронувшись губами до плеча мальчика, Роб снова пообещал — правда, не вслух, — не забывая при этом, сколько раз уже нарушал свои обещания. Затем отвернулся и через минуту уснул крепким, освежающим сном без сновидений.
Хатчу снились дети, настоящие дети, чуть младше его — они сидели на большом расстоянии один от другого в голом поле в Нормандии, и их пожирал настоящий огонь — и ни одного человека поблизости, ни мужчины, ни женщины. Настоящий кошмар!
10
В восемь утра они все еще крепко спали. Приглушенные звуки, доносившиеся из кухни, где уже с семи утра возились Элис и Делла, не разбудили их, но сейчас, когда дверь из коридора медленно приотворилась, Роб вдруг открыл глаза. Еще толком не проснувшись, он испуганно сел в кровати — что это, мистер Хатчинс восстал из гроба? На пороге стоял незнакомый молодой негр, хорошо одетый, в темно-синем летнем костюме, в чистой белой рубашке, аккуратно застегнутой доверху. Ни кивка, ни улыбки; он не видел Роба — взгляд его был прикован к Хатчу. Кто-нибудь из Деллиных родственников?
Но тут юноша взглянул на Роба и поманил его длинной левой рукой — бессловесный призыв следовать за собой.
Несмотря на наготу, Роб чуть было не повиновался, но этот жест, замедленный, как будто в жидком воздухе, а не в газообразном, окончательно разбудил его — Грейнджер! Грейнджер Уолтерс в выходном костюме, всегда казавшийся моложе с утра, до того как провернет всю дневную работу (однако же он всю ночь провел в поезде). — Заходи! — сказал Роб полушепотом, чтобы не разбудить Хатча. Затем он сел, прислонившись к высокой спинке кровати, подсунув под спину подушку.
Грейнджер вошел в комнату, закрыл за собой дверь и шагнул к койке. Остановившись около нее, он повел головой в сторону Хатча. — Как он? Ничего?
Хатч лежал на животе, лицом к Робу, закутавшись до ушей; во сне он распустил губы, дышал беззвучно.
Роб сказал: — Отлично. Во всяком случае, вчера вечером все было хорошо. Я приехал поздно, но он проснулся и поговорил со мной. А сейчас спит мертвым сном.
— Делла рассказала мне про ваши дела.
— Насчет мистера Хатчинса?
Грейнджер кивнул, нагнулся, застелил койку покрывалом и сел. — Ты останешься с ним?
— Делла говорила тебе, что он задумал?
Грейнджер ответил: — Я и так знал.
Роб сказал: — Еще надо подумать. Тут можно и с голоду подохнуть. Не пришлось бы листьями питаться.
— Ну, это ему нипочем. — Грейнджер с улыбкой посмотрел на Хатча.
Роб сказал: — Это-то да. Такой пустяк, как поддержание жизни, его не остановит. Он на бога надеется. Но я-то должен сначала выяснить обстановку. Я ведь приехал только на один день, убедиться, что он цел и невредим. Он уехал от меня из Ричмонда. Мне надо кончить там дела.
— Он написал мне, что ты пьешь.
— Пил. Но только одну ночь, а с тех пор ни капли. Кое-какая причина у меня была, но теперь я убил этот нерв. Или, во всяком случае, заморозил на время.
Грейнджер ткнул пальцем себе за спину, через стену во двор. — Тебе бы задержаться здесь и хоть через силу из источника попить — все твои нервы излечит, а нет, так навсегда от всякого питья отвратит. Я когда-то давно один раз рот пополоскал — до сих пор помню. — Он показал стиснутые зубы и весь передернулся от одного воспоминания. — А крыша моя все держится.
Роб сказал: — Я и не сомневался. Она тебя переживет.
— И тебя тоже, — сказал Грейнджер. — Так ты, значит, собираешься обратно в Ричмонд?
— Сегодня же. А может, в воскресенье. Там еще не все дела приведены в порядок. Полли собирается уезжать. Я просмотрел все отцовские ящики до последней бумажки — завещания нет. Она очень обижена.
Грейнджер кивнул. — Ничего, она не пропадет. Я тебе буду нужен в Ричмонде?
— Нет, спасибо, — ответил Роб. — Она сейчас укладывается. А все остальное я продам, если сам там не останусь.
— Для меня ничего?
Роб не понял. — Нет. Я же говорю, завещания нет.
Грейнджер мотнул головой. — Грейси не видел?
— Видел. Она в Ричмонде.
— Мне об этом писали из Брэйси.
— Я видел ее как-то. Живет у своей двоюродной сестры.
— Как она?
— Пьет, — сказал Роб. — А так все в порядке. На ногах не тверда, но еще не падает. Не хуже прочих твоих знакомых.
— Ничего мне не просила передать?
Роб поспешно мотнул головой и тут только вспомнил, что просила: он был ее посланцем, никуда не денешься. Безо всякой задней мысли, не подумав, от кого оно досталось непутевой Грейси, он поднял левую руку, стянул с мизинца широкое кольцо и протянул его Грейнджеру.
Грейнджер какой-то момент смотрел на кольцо, тускло поблескивавшее в неярком утреннем свете, потом нагнулся и, взяв его, зажал в узкой ладони. И опустил голову: словно понял все, понял всех тех, кто владел кольцом и передавал его дальше.
Роб ужаснулся собственному поступку, но, увы, дело было сделано. Чтобы загладить неловкость, он спросил: — Что дома? Все хорошо?
— Как всегда. Скучают без Хатча. Сильви вот уж неделю глаз не осушает.
— Из-за Хатча?
— Из-за родственника. Погиб какой-то ее родственник.
— Не Элберт?
— Флорин сын.
— Тот, что в армии?
Грейнджер кивнул. — В машине разбился. Возвращался в лагерь, голосовал на шоссе. Старик какой-то подобрал его и пустил за руль. Десяти миль не проехали, как обоих не стало — хотел объехать мула и перевернулся. Сильви уже целую неделю ревет.
Роб громко захохотал.
Хатч приподнялся. — Что такое? — Лицо у него было напряженное и бессмысленное со сна.
— Доброе утро! — сказал Роб.
Хатч протер глаза. — Над чем ты смеешься? — спросил он.
— Над Сильви, — сказал Роб и прибавил, указывая на койку. — Посмотри-ка!
Не поднимаясь, Хатч вытянул шею и расплылся в широкой улыбке. — А ты как сюда попал?
Грейнджер улыбнулся. — На крылышках. — Он погладил плечо сжатой в кулак правой рукой.
— И нарядный какой! — сказал Хатч. — А рабочую одежду ты захватил? Здесь работы невпроворот.
Грейнджер утвердительно кивнул.
Мгновение все молчали; в кухне что-то разбилось.
И тут Грейнджер наклонился над кроватью. — Смотри, что я привез… — сказал он и потянулся к Хатчу, но, даже приподнявшись, не достал до мальчика.
Голый по пояс, с отпечатавшимися на груди складками накрахмаленной льняной простыни, Хатч медленно сел, повернулся и посмотрел на тянущегося к нему Грейнджера. Хатч придвинулся ближе и подставил руку. Он никогда прежде не видел этого кольца, не знал его истории, но оно пришлось ему как раз впору на левый безымянный палец.
«Иностранная литература», 1977, № 9, с. 273.
С необходимыми поправками (лат.).
Оноре Бальзак. Собрание сочинений в 15-ти томах, т. 1. М., Гослитиздат, 1951, с. 16.
Contemporary Novelists. Ed. by James Vinson. St. James Press, Lnd., 1972, p. 1011.
К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2-е, т. 8. М., 1957, с. 119.
Перевод А. Фета.
Я люблю тебя (лат.).
Глас человеческий, глас божий (лат.).
Славлю бога (лат.).
П.-Т. Барнум — создатель первых в Америке музеев всяких диковин, передвижных выставок.
Перевод И. Квашнина-Самарина.
