— Ты куда, кобель колченогий, поперся? — закричал Володька своим тоненьким голоском и щелкнул бичом у быка под носом. Тот как будто опомнился, еще раз промычал и повернул обратно. У самбистов, надо сказать, полегчало на сердце.
— Ну вот, девки, привел вам подмогу, — сказал Макар. — Смотрите не обижайте молодых людей!
— Хоть бы нас кто обидел, — девушки засмеялись, — ждем не дождемся…
— Ну, мы пойдем! — крикнул пастух, прогоняя мимо них стадо. — Полина, раздай ребятам косы и бруски, все, как положено, и отведи, куда договорились. Помнишь?
Полина, крепкая, веселая девушка, ответила:
— Иди, иди, Макар Васильевич! Мы свое дело знаем.
Она отвела ребят в избу, налила им по кружке еще теплого молока и дала по здоровенному куску свежего хлеба.
— Кушайте, кушайте, работнички, скосите нам соточек по десять на брата, и то хорошо будет.
— Что? — возмутился Женька. — Да мы знаешь как косим? Сколько у вас норма?
— Тридцать соток на косаря, а наши девки иной раз и больше дают.
— Мы больше сделаем! — решительно сказал Женька.
— Вот молодцы-то! — обрадовалась Полина.
А вы знаете, за какое место косу держат, а каким косят?
— А вот увидишь! — сказал Антон. — Пошли, ребята!
Они взяли косы и бруски и зашагали за Полиной, провожаемые шутками доярок. Край чистого голубого неба уже рдел вовсю, когда Полина привела их на большую, незнакомую им лесную поляну.
— И сколько тут гектаров?
— Около двух. Скосите, богатыри, половину, низко поклонимся, — ответила Полина, глянув на Женьку. — Отойдите-ка!
Она взяла косу, поширкала по ней бруском и сделала несколько широких взмахов. Сочная трава валилась ровными рядами. Девушка пошла вперед, делая ровные и сильные движения. Коса в ее руках летала как игрушечная.
«Эх, хороша девка, сама красота и здоровье!» — подумалось всем.
— А ну-ка, богатыри, начинайте, я посмотрю, как у вас пойдет, — сказала Полина, остановившись и заправляя волосы под косынку.
— Ладно, девочка, посмеялись и хватит, без тебя справимся, — сказал Антон. Он понимал, что Сергею и Кириллу, которым из-за уроков плавания приходилось косить не часто, позарез не хотелось срамиться перед насмешливым и симпатичным командиром в юбке. Он подошел к Полине, поднял ее на руки, отнес к лесу, бережно поставил на тропинку и тихонько подтолкнул ее.
— Иди, откуда пришла.
— И впрямь, до чего здоровущий! — Полина рассмеялась. — Чистый медведь. Ну, посмотрим, посмотрим, как косить будете, это вам не с девками воевать. Прощевайте, мальчики! Часиков в двенадцать приду за вами, обедать пойдем. А плохо будете работать — кушать не дадим! — Она опять звонко рассмеялась и ушла.
Самбисты остались одни на поляне. Деревья и кусты делили ее на три неравные части.
— Сделаем так, — сказал Антон. — Валя, возьмешь под начало Сергея. Вам эта часть. Кирилл, будешь у Пильщикова. Вам эта часть. Себе я беру дальний кусок. Согласны?
Возражений не последовало, только Женька буркнул что-то непонятное.
Было уже полпятого, когда они разошлись по участкам. Кирилл быстро схватил Женькин темп, и вскоре с их стороны стал доноситься ритмичный хруст, шаг в шаг, взмах во взмах, трава ложилась у них ровными рядами. Пройдя ряд, они точили косы, докашивали огрехи на полосе Кирилла и начинали новый заход. У Сергея и Вальки сложилось иначе. Смородинцев к Валькиному ритму приспособиться никак не мог. Тогда они разошлись по разным концам участка и стали косить каждый по-своему. Антон работал один. Он находился в углу почти прямоугольного участка. «Метров шестьдесят на восемьдесят», — определил он на глаз.
«А что, если?.. — мелькнула было мысль. — Нет, тут за день не справиться. А впрочем… Попробуем! Нажмем!» Ему приходилось раньше жесткую осоку косить почти ежедневно: пышный их ковер после борьбы сильно приминался, наверх начинали вылезать сосновые ветки, нужно было косить осоку снова и снова. «Современный вариант танталовой бочки, — разъяснял Сергей, — или, говоря иначе, самое рациональное сочетание борцовского ковра и силосной ямы. Надо послать статью в «Сельскохозяйственную газету», чтобы председатели колхозов выписывали к себе самбистов. Прямой доход: выроют яму, накосят в нее травы да еще утрамбуют ее. Представляете заголовок: «Шире распространить ценный опыт новаторов сельско-спортивного хозяйства»?»
Антон снял куртку, поточил косу, сунул брусок за пояс и сделал первый взмах. Хорошо отбитая острая коса врезалась в сочную росистую траву. Он не торопясь начал косить, ведя заглавный ряд. Через несколько минут ему стало тепло, он разделся до трусов, утренняя свежесть приятно охладила кожу. Но одно дело косить полчаса, час, а другое — целый день. «Надо найти самые точные движения. Поехали!» — решил он.
Антон не мог косить просто так, как получится. Он начал анализировать свои движения, экспериментировать, уточнять, строить в мозгу схемы усилий и проверять напряжение мышц. Сначала отметил у себя излишнюю скованность и напрасную трату сил: он разгонял косу так, что ее приходилось к концу тормозить, хотя она могла кончать движение по инерции. Стал напрягаться меньше. Чутко улавливая мышечные сигналы, он заметил, что левая рука дармоедствует за счет правой, и совершенно расслабил правую руку на полпути, заставляя левую работать как следует, а затем в конце движения за счет резкого сгибания в локте чисто срезать траву — так, чтобы край полоски получался ровным. Стал проступать четкий ритм. Так Антон прошел от одной опушки до другой. Поточив косу бруском, вернулся назад — начинать новый ряд. То, что он увидел, неприятно поразило его: первый ряд был скошен совсем нечисто, трава срезана на разной высоте, в некоторых местах коса даже прихватила землю, а кое-где в оставшейся траве могла скрыться ступня. В чем дело? Почему коса ходит на разной высоте? Он опять начал косить медленно, вглядываясь. Ага! Нужно пятку косы вести над самой землей.
«Черт побери, такое простое дело — косить, — думал Антон, — и столько тонкостей… А казалось, помахивай себе косой: размахнись, рука, раззудись, плечо…»
Некоторое время спустя, ряду на четвертом или пятом, работать стало трудно, сердце учащенно колотилось, мышцы обмякли, коса отяжелела. «Понятно, разогревание кончилось, открывается второе дыхание», — решил Антон и усилил темп. Через несколько минут дышать стало легче, вернулись быстрота и сила движений. От избытка энергии Антон как-то иначе, чем раньше, повернулся и вдруг почти не ощутил сопротивления травы. Что такое? Почему так легко? Он пробовал так и этак — нет, не легче. Наконец понял: корпусом сильней сработал, чем прежде. Взмахи стали мощнее, и он, захватывая на срез более широкий ряд, чем раньше, быстрей стал продвигаться вперед. Иногда он делал движение почти за счет одного корпуса, и тогда отдыхали руки, а порой захватывал поменьше травы, и тогда отдыхал корпус. Ряд за рядом ложилась скошенная трава. Возвращаясь к опушке, Антон каждый раз с удовольствием отмечал чистую работу.
Но вот больно начало ломить спину — дело ясное, работал в излишне наклонном положении. Пришлось снова менять все.
«Какой наглядный урок, целая философская поэма, — думал Антон. — Как сложно овладеть даже таким, относительно простым делом. Сколько открытий — и конца им не видно, за одним горизонтом уже виден другой, а там — новые. А что же в более сложных профессиях? А в неизмеримо более сложных? Нет края совершенствованию… Чтобы азы узнать, сколько надо работать, а за азами ведь только чтение по слогам, и когда еще сможешь сказать свое новое слово…»
Не зазнаваться, не зазнаваться, вжик-вжик, вжик-вжик, надо работать, надо работать… И со звоном ложились все новые ряды зеленой травы.
Прошло уже часа два или больше, солнышко, пока еще не жгучее, ласкало загорелое тело, но трава начала подсыхать, и чаще приходилось точить косу. Антон продолжал косить, взмахи его стали автоматическими, в точности похожими один на другой — сильными и широкими.
— Молодец, председатель! — услыхал он голос Макара. — Пришел посмотреть, как вы тут справляетесь. Неплохо у тебя получается. А впрочем, — он оглядел могучего, почти обнаженного атлета, — еще бы да не вышло. Дай-ка мне косу. — Он попробовал лезвие пальцем, молча взял брусок, направил косу и принялся косить.
Вот это была работа! Антон не мог скрыть своего восхищения. Почти не применяя силы, Макар делал косой огромные захваты в полтора раза шире Антоновых. Антон только теперь понял, что значит чисто косить: трава была срезана у самой что ни на есть земли. Макар шел как будто не торопясь, и, когда дошел до противоположной опушки, скошенный им широченный ряд выделялся среди других, как могучий бык Кирька в стаде коров.
«Что значит практика! — думал Антон. — Ведь наверняка Макар никогда не анализировал, что он делает левой рукой, когда правая начинает замах, а поди ж ты, насколько лучше косит, чем я! А мне практику пока заменяет теория. А великое дело все же, когда такой практик покажет, как нужно работать».
