– Про Марка? Почти ничего. За исключением того, что она его любила и не хотела, чтобы он умирал, – будто мы сами этого не знали.
– Бедная Шарлотта.
– Да уж. Она сказала, что боялась посмотреть нам в глаза.
– Правда?
– Да, потому что она хотела порвать с ним, и он вдруг умер. Она думала, мы решим, что она этого и добивалась, или что она предала его, или типа того. Вот почему она уехала.
– Господи. Бедная Шарлотта.
– Не говори. Впрочем, теперь у нее, похоже, все о'кей. По-моему, здорово, что она вернулась, ты как считаешь? Когда она была здесь, мы отлично веселились.
– Да. Мне действительно ее не хватало. Кстати, она… она теперь гуляет с девчонками?
Люк помнит все эти странные прошлогодние разговоры полушепотом, во время которых Джули постепенно пересказала ему, в чем Шарлотта призналась ей за день до того, как не стало Марка.
Джули пожимает плечами:
– Не знаю. Она об этом ни разу не упомянула. Наш последний разговор… будто его и не было, понимаешь?
– Странно. Знаешь что, Джул?
– Что?
– Я тебя никогда об этом не спрашивал…
– Да?
– А между тобой и Шарлоттой никогда ничего не было? Никаких – ну, это, делишек?
– Делишек? Не глупи. Конечно, нет.
– О'кей. Я просто спросил.
– Мне нравятся парни, Люк.
– Знаю, я просто…
– Пойду сделаю чай. Хочешь?
Пока Джули внизу на кухне, Люк проверяет почту. Пришло письмо от Вэя: «Не высылай информацию факсом – сломался. Пошли электронкой вот по этому адресу». Далее он сообщает адрес, видимо, не сознавая, что без этого можно обойтись, поскольку письмо оттуда и пришло.
– Помнишь, ты меня спросил, не втюрилась ли я в Шарлотту, миллион лет назад? – говорит Джули, поднявшись на верхний этаж.
– Да… мне так стыдно, я просто…
– Нет, не волнуйся. – Джули ставит свою чашку на стол. – Я думаю, в твоих словах была доля истины.
– Я имел в виду совсем не то, что ты подумала, – говорит Люк. – Я вовсе не хотел сказать, что ты копируешь ее, или что-нибудь в этом роде. Я просто чувствовал, что между вами…
– Какие-то делишки.
– Да, типа того.
Джули пожимает плечами.
– Тем вечером, когда она зашла ко мне… она сказала, что между нами существует особая связь. Я тебе об этом не говорила.
– Но между вами ведь действительно что-то было, разве нет? Все это замечали.
– Правда?
– Да, определенно. Э-э… Кое о чем я тебе тоже никогда не говорил…
– О чем?
– Это было тем вечером.
– Да?
– Марк спросил меня напрямую. Он сказал: «Что, Шарлотта трахает Джули?» Вы как раз сидели у тебя дома. По-моему, это последнее, что я от него слышал.
Джули закрывает лицо руками.
– Ужас какой.
– Знаю. Я не хотел говорить, потому что…
Джули сидит неподвижно, но Люк и сквозь ее пальцы видит, что она покраснела.
– Понимаю. Вот ужас-то. Господи.
– Да уж.
– Что-то мне плохо. – Джули наконец отнимает руки от лица и обхватывает живот, словно ей больно.
– Прости, я…
– Нет. Я рада, что ты мне сказал, но… Я не думала, что две девушки могут трахаться.
Люк в полном замешательстве. Зря он завел этот разговор.
– Слушай, это же просто такое выражение, разве нет? Я думаю, он не имел в виду буквально. Он просто хотел сказать, что между вами что-то было. Я тебе об этом говорю лишь потому, что всем было очевидно: вас связывало что-то особенное. Когда вы были вдвоем, в этом было что-то интригующее, будто у вас был секрет, которым вы больше ни с кем не делились.
– Люди говорят это про нас, – произносит Джули. – В смысле про нас с тобой.
– Правда?
– Да. – Джули на минуту задумывается. – Господи, у меня совсем крыша поехала.
– Ладно, забудь об этом.
– Гадость какая. Марк думал про меня такое. Боже.
– Забудь, Джул. Это все ерунда. К тому же Марк всегда был немного сволочью.
– Люк!
– Что?
– Он же умер.
– Да, я знаю. И все равно думаю, что он был немного сволочью.
Джули несколько секунд хихикает, потом перестает.
– Мне и в голову не приходило, что он думал, будто между мной и Шарлоттой что-то есть. – Она смотрит Люку прямо в глаза. – Ты мне веришь? Ничего между нами не было. Мы были просто друзья. И со мной она была лишь чуть менее странной и замороченной, чем со всеми остальными.
– Может, все дело в тех… вещах, которые она говорила, когда тебя не было рядом.
– Каких вещах? Что она говорила?
– О, «Джули такая клевая» и тому подобное. Она постоянно о тебе болтала.
Джули поднимает брови:
– Да ну?
– Честное слово. Я имею в виду, ты ей очень, очень нравилась.
– Правда? – Она вздыхает. – Господи, все это для меня слегка загадочно… У меня раньше никогда не было подруги, так что я на самом деле не знаю, как это должно быть. Я-то думала, что у нас все нормально, ну, насколько может быть нормально, если учесть, что она странная, а я…
– Странная, – заканчивает Люк и смеется. – У вас много общего.
– На самом деле не так уж и много, а? Она – тип тусовщицы, путешественницы, a я… очевидно, нет. Может, меня поэтому к ней так тянуло. Может, я хотела быть немножечко похожей на нее, не в том, что видно невооруженным взглядом, а внутри, ну, понимаешь, хотела перестать бояться всего на свете.
Люк смотрит на Джули.
– Я думал, ты счастлива быть такой, какая ты есть.
– Не поняла?
– Ты постоянно талдычишь о том, что ты одна в своем уме, а все вокруг – психи. По-моему, ты как-то сказала, что все твои страхи логичны.
– Да, это так. – Джули пожимает плечами. – Но если бы я была другим человеком, я не стала бы строить свою жизнь в соответствии с логикой, я бы просто, ну, не знаю, делала разные вещи потому, что это весело, или потому, что все их делают, или еще почему. Не выбирала бы себе занятия исходя из того, гарантируют ли они стопроцентную вероятность выживания.
Люк смеется.
– Я понимаю.
– Не думаю, что другие люди столько размышляют о смерти. Думаю, они просто вроде как убеждают себя, что не умрут, даже если садятся в самолет, прыгают на тросе с моста или еще что-нибудь в этом роде. Они сосредоточиваются на удовольствии, и, может быть… Может быть, они думают, что удовольствие того стоит, а может, им на самом деле типа как все равно, умрут они или нет. Если я не чушь горожу.
Люк взбивает подушки и удобно растягивается на кровати.
– Вроде не чушь. Можешь объяснить?
– Ну, иногда, особенно в детстве, у меня бывало удивительное ощущение – например, когда я каталась на карусели. Она крутилась с бешеной скоростью, и это было жутко до дрожи, но я думала: вот я делаю что-то, отчего вполне можно убиться, – и это почему-то меня возбуждало. Я чувствовала себя смелой, крутой, стоящей на грани жизни и смерти и… Вот что, наверное, значат слова «жить рисковой жизнью». Я понимаю, как это притягательно, но сейчас я просто не могу расслабиться и насладиться этим ощущением. Теперь я ни за что не сяду на карусель, потому что стоит мне на нее посмотреть, как я осознаю, насколько она небезопасна, и оказываюсь просто физически не способна рискнуть. Теперь экстремальные ощущения меня не возбуждают, пугают только. Наверное, это оттого, что теперь я знаю: грань реальна.
– Но тебе хочется вернуться?
– Куда?
– Ну, в те времена, когда ты не задумывалась.
Джули задумывается.
– Не знаю. Я думаю обо всех вещах, которые так легко делала, когда была ребенком. Я ездила в машинах, которыми управляли другие – даже по автострадам! – и никогда не думала, что могу разбиться. С удовольствием ела рыбу из кафешки, где мы покупали рыбу с картошкой фри, и не думала о костях. Конечно, когда ты ребенок, взрослые за тебя отвечают и ограждают от того, что опасно, и ты вроде как им доверяешь. Если машину вели отец или мать, я была уверена, что они никуда не врежутся, потому что они – мои родители, а катастрофы происходят только с другими людьми… И вот еще что: если ты – ребенок и твой отец велит быть осторожнее с рыбьими костями, ты его даже не слушаешь, потому что на самом деле не веришь, будто можно умереть, чем-нибудь подавившись. Не знаю. Может, я просто больше не доверяю взрослым, потому что сама стала такой и знаю: взрослым не очень-то стоит доверять.
Мысли Люка возвращаются к тому лету, когда Джули узнала результаты своих экзаменов. Она собиралась лететь в Барселону с матерью; это был их первый совместный отдых с тех самых пор, как родители расстались. В поезде до Лондона, где ей предстояла встреча с матерью, у Джули началась настоящая истерика. Она позвонила Люку со станции на Ливерпуль-стрит и, рыдая, принялась жаловаться: гроза такая страшная, и поезд едет слишком быстро, и она с ума сходит при мысли о том, что ей придется сесть в самолет. Как Люк ни старался, ему не удалось ее успокоить, и она взяла и вернулась домой – не на скором поезде, а на медленных местных, выстраивая маршрут, как паук – паутину, безопасным и нелепо запутанным кружным путем. Люк тогда подумал, что у Джули стресс по поводу экзаменов – она все время, пока их сдавала, была сама не своя, – а потом она узнала свои ужасные результаты, и все стало еще хуже.
