Надо будет как-нибудь взять почитать. Надеюсь, это не советы типа «убейте свою хозяйку и оденьтесь в ее платье».
Издательство «Феликс». Интересно, они вообще в курсе, кто их целевая аудитория?
Я нашла Славу в детской. Она купала в огромном тазу артемовские машинки. Я с интересом посмотрела на нее. И с подозрением. «Деловая стерва».
Слава бросила машинки и отправилась жарить мне шницели из молодой капусты.
Я попросила ее сервировать на улице. Хотя солнца уже не было.
К шницелям она приготовила изысканный соус. Что-то чесночное на сметанной основе. И с базиликом. Сто процентов — «Кулинарная книга стервы».
…делай что хочешь, но пять минут выбирай себе белье
Я сидела в кабинете психолога в отвратительном настроении. Депрессия, которая однажды пустила корни в моем сознании, теперь разрослась буйными цветами. Черными. И колючими.
Я не смогла найти Машку после Анжелиного дня рождения, и мне пришлось приехать сюда самой.
Психолог была крашеной блондинкой с шанелевской сумкой на подоконнике.
«Аферистка, наверное», — подумала я.
Она принимала в обшарпанном кабинете полуподвального помещения.
Когда я зашла, она беседовала с Горой. Я кивнула ей, как кивали завучи в нашей школе, когда заходили в класс посреди урока.
— Возможно, это потому, что у тебя давно не было мужчины, — сказала психолог запросто, словно они с Горой ходили в один детский сад.
— Почему давно? Пять дней назад был, — возразила Гора без всякого хвастовства. Надо отдать ей должное.
— Значит, ты не можешь себя почувствовать женщиной даже во время близости?
— Не в этом дело…
Я почувствовала себя лишней. Хотелось извиниться и выйти. Самое интересное, что они обе не обращали на меня никакого внимания. Как будто я была пустым местом. По-моему, я даже ущипнула себя, чтобы убедиться в том, что существую.
— А в чем?
— Меня никто никогда не носил на руках. Один мужчина однажды попробовал перенести меня через лужу, как в кино, но мы рухнули с ним вместе в эту же лужу.
Глаза психолога были серьезны, без напускного сострадания. Вот молодец.
Я представила себе Гору, лежащую поперек лужи. И под ней — отчаянный храбрец, каких много ходит по нашей земле.
— Почему ты ушла из спорта?
— У меня вывих плеча. При любом ударе оно выпадает из суставов. И приходится вправлять.
— Это было для тебя проблемой?
— Нет. Проблемы начались после. Когда я оказалась самой высокой из всех, кто меня окружал.
Бедная Гора. Мне даже стало ее жалко, уж лучше быть маленькой. Лилипуткой. Наверное. По крайней мере, они могут встать на цыпочки.
— Тебе надо побольше сконцентрироваться на себе и поменьше — на окружающей действительности. Вот, например. На тебе какого цвета трусы сейчас?
Гора задумалась.
Я тоже. Вспомнила. Черные с красным кружевом. Я держала их секунду в руке и прикидывала, будут ли они просвечивать сквозь юбку?
— Белые, — уверенно сказала Гора.
— Почему?
Гора растерялась. Даже в первый раз взглянула на меня. Словно я могла рассказать ей, почему она в белых трусах пришла к психологу. Словно к психологу надо обязательно ходить в зеленых — цвета травки и релаксации. Не в смысле травки, а в смысле травы. Газона.
— Потому что все они у тебя белые? — бесстрастно спросила психолог, и было непонятно: хорошо это или плохо.
— Да нет. Просто они одни сохли на батарее, я и взяла их. Чтобы в шкаф не лезть.
Я представила себе батарею, на которой сохли белые трусы Горы. Огромные, с домиком.
Я такие в «Рамсторе» видела. Представила себе эту батарею в моей гостиной. Ужас.
— Вот тебе задание. Каждое утро ты должна три минуты уделять выбору белья. Через пару дней увеличить время до пяти минут. Примеряй, снимай, смотри на себя в зеркало, делай что хочешь, но пять минут выбирай себе белье.
Гора послушно кивнула.
— Когда ты научишься тратить на выбор белья минут по десять, все остальные проблемы покажутся тебе незначительными.
Я не могла понять, издевается она или говорит серьезно.
Гора взяла ручку и на маленьком листочке записала: «5 минут. Лучше — 10».
— Кстати, ты никогда не пробовала перенести своего мужчину через лужу?
Гора недоуменно посмотрела на психолога.
— Попробуй, — кивнула та, — думаю, тебе это понравится.
— А какое вы напишете для меня заключение?
— А как ты сама считаешь?
Гора на минуту задумалась. Потом уверенно произнесла:
— Закомплексованная. Но исполнительная.
— Еще?
— Дикая. Но надежная.
— Вот так я и напишу.
Мне она понравилась. Гора. Вернее, они обе. До этого я имела очень слабые представления о работе психологов и психотерапевтов. И то со слов моей подруги Насти. В десятом классе она в очередной раз поссорилась с мамой. И попыталась отравиться. Наглоталась, по-моему, седуксена.
Мама вызвала «скорую». «Скорая» сказала, что в таких случаях они обязаны везти девочку в психиатрическую больницу. Был конец перестройки. Но уже тогда давали взятки. Настина мама не дала. Настю увезли. Лечили в основном сульфой. Я увидела ее через месяц, из окна такси, ковыляющую по нашей улице. Я выбежала ей навстречу. Она говорила медленно и ни о чем.
Только пару раз ухмыльнулась озорно и лукаво — так, как только она умела. Как будто дважды в непроницаемой маске образовались трещинки.
Я привела Настю домой. На диване лежал журнал. То ли «Пионер», то ли какой там был? Не помню уже. Настя села, машинально открыла журнал. В нем была напечатана повесть. Про войну. Неплохая повесть. Я помню, мне нравилась.
По ней еще фильм сняли. Настя начала плакать.
Горько и безудержно. Я никогда не забуду ее мокрое от слез лицо.
Оказывается, им в психиатрической с 16.00 до 17.00 обязательно читали отрывок оттуда.
И они все должны были коллективно плакать.
Сработал рефлекс — прочитав несколько знакомых строк, Настя расплакалась.
Вот такое лечение. Маме, кстати, пришлось выкупать в психдиспансере ее личное дело, чтобы Настя могла поступить в институт. Туда психов раньше не брали. Не знаю, как сейчас.
Гора диктовала психологу какие-то свои анкетные данные, и я подумала, может, спросить ее про мои страхи? И подавленное состояние?
Не посоветует ли она и мне трусы мерить?
Я мысленно представила этот разговор.
«Вы знаете, меня по утрам мучают страхи. Я боюсь непонятно чего. Это, наверное, депрессия. Может, мне таблетки какие-то попить?»
«Давно это у вас началось?»
«Да нет, может, пару месяцев…»
«Что этому предшествовало?»
«Да ничего».
«Страхи проходят?»
«Да».
«Когда? После чего?»
«После того, как я понюхаю кокаин».
Ведь действительно. Может, вообще эта депрессия из-за кокаина?
Я вдруг очень ясно осознала, что так оно и есть.
Замкнутый круг.
Я сама себе психолог. Надо поменьше нюхать.
***
Тамара не вышла на работу. Я позвонила ей домой.
— Я не смогла… — промямлила она в трубку.
— А завтра сможете? — спросила я так, как спрашивают душевнобольных: мягко и заранее подготовившись к тому, что ответ может быть неадекватен.
Тамара была моей домработницей два года.
У меня к ней, в общем-то, претензий не было.
— Да, смогу, — ответила она неуверенно.
— Я вас жду.
Не перевозить же мне Славу с дачи?
Надеюсь, она завтра выйдет.
Громко хлопнула входная дверь. Она у нас по-другому не может закрываться.
Рома, наверное. Явился. Я схватила первую попавшуюся губку и принялась самозабвенно тереть кухонный шкаф.
Рома застыл в дверном проеме.
Я сдула с лица прядь волос. Так Тамара всегда делала.
Терла шкафчик, не обращая внимания на Рому. «Знай наших!»
Его молчание я отнесла к восторгу по поводу моей домовитости.
— Нам надо поговорить, — произнес Рома.
Я натирала полки, не поворачивая к мужу голову. «Обиженная и оскорбленная жена за домашней работой».
— Оля!
Он редко называл меня по имени. Наверное, совсем стыдно стало, что он там гулял, а я тут дом драю. И сейчас еще еду ему буду готовить. И — что еще? Точно: стирать его вещи. И гладить. И?…
С собакой гулять! Стоп. У нас нет собаки.
Я обиженно молчала.
— Да брось ты эту тряпку! — взорвался Рома. — Ты все равно не умеешь ничего мыть! Сейчас разобьешь еще что-нибудь…
Я опешила.
Оценив ситуацию, бросила губку в раковину.
Достала сигареты.
— Что?
— В Монако есть клиника, она специализируется на наркоманах. Я думаю, тебе…
— Что-о? — протянула я возмущенно.
— Не перебивай, пожалуйста. Дослушай. Я думаю, тебе надо туда поехать. Ты сама не замечаешь, что уже давно перегнула с этим палку. Я не говорю про наши отношения, подумай о себе.
— Это бред. Ты затеял этот разговор, чтобы не объяснять, где ты шлялся три дня.