— Оля, подумай об Артеме. То, что у него был перитонит, и эти спайки потом…
— Об Артеме? — закричала я. — А ты часто думаешь об Артеме? Ты забыл его поздравить с именинами! Хотя моя мама позвонила тебе, напомнила! А родительское собрание? Ты приехал? А он ждал! Тебя это волновало? Ты когда с ним последний раз в кино ходил?
Рома вышел. Я бежала за ним по квартире, продолжая свою обличительную речь.
Через несколько минут я иссякла.
— Что? Молчишь? Тебе нечего сказать?
— Просто с тобой стало невозможно разговаривать. Ты сразу начинаешь кричать.
— А где ты был эти три дня? — снова закричала я.
— А ты где ночевала вчера?
— Я была на дне рождения. У Анжелы!
— Ты не заметила, что уже давно ходишь на дни рождения одна?
— Рома, чего ты хочешь?
— Уже ничего. Я ухожу.
— Куда? — В моем голосе не было испуга. Скорее издевка.
— Сначала в гостиницу. А там посмотрим.
— У тебя появились лишние деньги? На гостиницу?
— Попроси Тамару собрать мои вещи. Я пришлю за ними водителя.
— Убирайся! Пожалуйста! И сам проси Тамару о чем хочешь! Я не собираюсь опускаться до такого позора!
— Ты понятия не имеешь, что такое позор.
— У тебя девка!
— Если тебе от этого легче.
Я замерла на секунду. А потом кожа на голове как будто бы отделилась от черепа. Наверное, это то, что называется «волосы зашевелились».
Я подскочила к Роме в два прыжка.
Я давно этого не делала. Руку надо слегка расслабить.
Рома получил отличную пощечину.
Я замахнулась для второй, но он схватил меня за запястье.
— Успокойся. У меня никого нет.
— Пошел вон отсюда!
Он думает, что это он уходит? Это я его выгоняю!
— Ты не представляешь, как ты меня достала.
Рома вышел.
Эта была первая грубость, которую он мне когда-либо сказал.
Я села на диван. Щелкнула пультом телевизора. «Достала».
Может, я и вправду его достала?
Я подумала о том, что от меня ушел муж. Хм.
По идее, я должна плакать, рыдать и царапать лицо.
У меня было ощущение проигранной партии.
Реванш — впереди.
Куда он уйдет? И зачем? Чтобы меня повоспитывать? Он же хотел, чтобы я поехала в Монако.
Если только у него нет девицы.
Без девицы никто из мужчин никуда сам не уходит. По крайней мере, никто из моих знакомых не смог довести мужа настолько, чтобы он просто так все бросил и ушел в гостиницу.
Мысль о девице показалась мне абсурдной. Говорят, жены всегда все чувствуют. Я ничего не чувствовала.
Если только проститутка какая-нибудь.
Но Рома слишком хорошо воспитан, чтобы бросить семью ради проститутки.
Надо что-то делать. Что?
Я позвонила Кате.
— Меня муж бросил, — сообщила я, с интересом ожидая реакции.
Хотя, конечно, такой я не ожидала.
— Да? — Без всякого удивления.
— Такое впечатление, что я сообщила тебе, что ела яичницу на завтрак. Из двух яиц.
— Ну, вообще-то этого можно было ожидать.
— Можно было ожидать, что меня бросит Рома? — возмутилась я.
— Ну, вообще-то да. Все-таки у вас были такие свободные отношения в последнее время. Мужики этого не любят.
— Кать, я не понимаю: ты собираешься меня жалеть?
— Хочешь, я к тебе приеду? — опомнилась моя подруга.
С чего я взяла, что она — моя подруга?
— Нет. Не хочу.
— А что ты делаешь?
— Кухню мою. У меня домработница не вышла.
— А.
И опять она не удивилась. Как будто я каждый день что-нибудь мою.
Я обошла всю квартиру по кругу. В голове была какая-то каша.
Достала из книжного шкафа пудреницу. На самом деле это была не пудреница. Это была стилизованная под пудреницу коробочка из-под клеточного крема Yves Rocher. Очень хороший крем. У них и у Cell Cosmet.
На самом деле это была даже не коробочка из-под крема. Это было мое ИЗ.
С кокаином каши в голове не бывает.
Я залезла в кровать и тихонечко всплакнула.
Пожалуй, лучше поехать к Анжеле.
***
В «Елисеевском» я взяла две бутылки Chardonnay и подошла к кассе.
— Две тысячи двести восемьдесят, — объявила приветливая кассирша в форменной косынке.
Я положила карту, любуясь лепниной на потолке.
— Не проходит.
— Попробуйте еще раз, — равнодушно посоветовала я ей, не отрывая взгляда от замысловатого узора.
— Нет.
Я посмотрела на кассиршу. Ее улыбка показалась мне насмешливой.
— Позвоните в банк, — бросила я высокомерно.
В банк мне пришлось позвонить самой. Я заметно нервничала. Я решила, что Рома перекрыл мне карту. Конечно, он вряд ли на такое способен, но мне рассказывали, что мужчина, когда уходит, становится совершенно другим.
Оказывается, я превысила в этом месяце лимит.
Это из-за «Колеса Фортуны», конечно. И кокоджанго.
Его всегда не хватает.
Было только двадцатое число.
Я чувствовала злость и растерянность одновременно. В сумке лежало 500 рублей.
Я гордо купила несколько бутылок пива.
Роме звонить не буду. Не дождется. Одолжу деньги у Анжелы.
Анжела сидела на барном стуле у себя в кухне и разговаривала с папой по телефону.
— Нет, мама была здесь с дизайнером час назад, они выбирали для меня занавески… Не знаю…
Анжела скорчила для меня смешную рожицу, которая должна была означать: «Извини, я через минуту освобожусь — папа».
— Нет, нам иногда выписывают счета на одно имя… нет, просто это удобно… нас в этом SPA все знают… что значит «часто»?
Анжела театрально закатила глаза. Я сочувственно улыбнулась.
— Ну конечно, я могу сказать по процедурам, кто что брал. У нас все-таки возраст разный и разные процедуры… Нет, не обязательно, что у мамы они дороже…
Я села напротив, машинально взяла из вазы конфету.
— Ну, в общем-то, какие-то дороже… но какие-то, может… у меня…
Анжела сделала из указательного и среднего пальцев вилку и поднесла ее к горлу.
— Да нет, все SPA одинаковые по ценам, а это открыли наши знакомые, мы знаем, что там мастера хорошие… Пока. Целую.
— Ужас. — Она вздохнула. — Мы чего-то с мамой в этом месяце в SPA разошлись, там ему счет какой-то баснословный пришел. Чуть ли не двадцатка.
— Да ты что? Двадцать тысяч долларов?
— Да там дорого, реально! У Ленчиков! А что делать? И мама уехала, мне самой пришлось расхлебывать.
— Ужас, — согласилась я.
— А я думаю: что это они нам дисконтную карту сами принесли, на блюдечке с голубой каемочкой.
— Я тоже лимит превысила.
— И что? На стопе?
— Да. — Я вздохнула.
— Ну, скажешь Роме, он же не оставит тебя без денег?
— Он ушел от меня.
Анжела внимательно посмотрела мне в глаза.
— Да ладно?
— Да. Сказал, за вещами завтра пришлет.
— Ничего себе. У него что, кто-нибудь есть?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Вряд ли.
— Переживаешь?
— Ага.
— Сегодня день какой-то ужасный. — Анжела достала из холодильника открытую бутылку вина, проигнорировав мой Heineken. — И у Машки что-то там…
— Что?
Анжела на секунду задумалась, внимательно посмотрела на меня.
— У нее тоже, кстати, финансовые проблемы.
— Да?
— И она, по-моему, на герыч перешла. — Анжела многозначительно вздохнула.
— Да ладно?
Мне много раз предлагали попробовать героин. Я отказывалась. Мне казалось, героин — это уже наркомания.
— Она у меня уже неделю деньги стреляет. Как будто я их печатаю. Знаешь, у меня папа тоже вон какие скандалы устраивает… А мне еще на отдых у него просить.
— Ты куда хочешь?
— На июль — в Монако. А там посмотрим.
— Я, может, с тобой в Монако поеду.
— Давай!
Я не знаю, зачем я сказала про Монако. Ни в какое Монако я не собираюсь.
***
Мы везли Артема в аэропорт. Я даже волновалась. Все-таки в первый раз один — за границу.
Он летел «Британскими авиалиниями». На регистрации билетов ему на шею повесили сумочку с документами. Стюардесса профессионально улыбнулась.
— Не волнуйтесь. Я взяла его за руку и отпущу только тогда, когда он окажется пристегнутым в кресле. — Так я перевела ее превосходный английский.
Рома пожал сыну руку:
— Звони. И не грусти там, учи английский.
Я обняла его:
— Познакомишься с кем-нибудь. Заведешь друзей. А как только захочешь по-русски поболтать — сразу звони мне. Или папе.
У Артема был такой вид, словно ему не терпится поскорее попрощаться с нами. Он поглядывал на стюардессу как на свою собственность и с великодушной улыбкой извинялся перед ней за своих сентиментальных родителей.
Мы провожали их взглядом, пока они не скрылись за линией таможенного контроля.
— Она могла бы и помочь ему нести рюкзак, — недовольно проговорила я.
— Это не входит в систему британского воспитания, — ответил Рома.
Он приехал домой вчера вечером, когда бабушка привезла Артема с дачи.
Чтобы не травмировать ребенка перед поездкой.
