– «Ты не стала женой, я не стал звездой», – цитирую я Науменко.
– «Но я часто вспоминаю те времена, когда я знал тебя совсем другой», – продолжает она.
– Стал? – Я смотрю на кольца дыма от сигареты и чувствую, как внутри поднимается волна каких-то давно забытых чувств и страхов.
– Нет, не успел. Дознулся.
– Счастливый! – бросаю я.
– Что тебе мешает? Съемки в рекламе? Неотработанный контракт? Социальный статус? – Оттого что она не оборачивается, мне кажется, что все эти вопросы она задает собственному отражению в давно не мытом школьном окне.
– Мне нужное подчеркнуть, или ты сама себя спрашиваешь? – Не сводя с нее глаз, я запускаю руку в ее сумочку и достаю мобильный.
– Себе я, кажется, уже ответила. – Она глубоко затягивается, поправляет волосы и замолкает.
– Ответы тебя устроили? – лихорадочно набираю свой номер с ее телефона, чувствую вибрацию айфона в кармане джинсов.
– Не вполне. – Она резко разворачивается, но я успеваю закинуть ее телефон обратно в сумку за секунду до того. – Ты знаешь тексты Науменко?
– Жизнь заставила.
– Нелегкая у тебя жизнь, да, Андрей Миркин?
– Была гораздо труднее до того...
– ...как ты меня встретил. Ненавижу банальности!
– Ты не оставляешь мне на них времени. До того, как в Голландию свалил.
– Ты жил в Голландии? – Ее глаза оживляются.
– Один ужин вдвоем, а?
– Правда, не стоит. – Она подходит ближе, слегка касается рукой моего плеча, по моей спине бегут мурашки.
– У меня руку свело любовной судорогой, – кривляюсь я и хватаюсь за плечо. – Можешь слегка помассировать, вот здесь?
– Могу прижечь сигаретой, чтобы не мучился. – Она улыбается, окончательно сводя меня с ума.
Я заваливаюсь на бок и начинаю чуть-чуть дергать левой ногой.
– Всего одно касание, и ты спасешь жизнь человека, или убьешь меня, не коснувшись! – Я тяну к ней руки.
– Если бы я могла убивать людей, не касаясь, этот город стал бы много лучше. – Ее глаза снова становятся безразличными. – Вставай, Миркин, дети могут зайти!
– Боишься быть скомпрометированной? – Я понимаю, что до питерского самолета около трех часов, а вот до нашего с ней ужина... Поднимаюсь со стола.
– Боюсь показаться навязчивой, но ты меня слегка утомил. Мне нужно идти, прости! – Она говорит абсолютно холодным тоном, но сумку со стола не убирает, оставляя мне тем самым щель в пять миллиметров, в которую я, как всякий срывающийся со скалы, всовываю палец.
– Три чашки кофе!
– Почему именно три?! – За щелью обнаруживается довольно большая полость.
– А почему бы, собственно, не три?
– Господи! – кривится она. – Одна сплошная демагогия.
– Нет. Это – демагогия, – говорю я, указывая на нее пальцем. – Так любила говорить Ульрика Майнхоф.
– Это дизайнер одежды, да? – Она хлопает ресницами, стараясь быть похожей на одну из тех... но у нее выходит неубедительно.
– Ага, западногерманский бренд. Фракция Красной Армии. У тебя есть что-то этой фирмы?
– Пудреница в форме автомата Калашникова.
– А у меня джинсы из кожи Баадера. Нам будет хорошо вместе, правда?
– Я могу попросить помощь зала? – Она прищуривается и перекладывает школьный журнал с одного края стола на другой.
– Боюсь, у вас больше не осталось подсказок. – Я укоризненно качаю головой.
– Тогда я забираю деньги.
– «Жан-Жак», «Кофемания», «Маяк» в конце концов!
– Я уже запуталась, кто здесь ведущий?
– Как хочешь. – Я делаю шаг вперед и беру ее за руку.
– Не дай тебе бог назвать меня зайкой! – Она выдергивает руку.
Откуда это? Слышала, как я разговаривал со школьницами? Это слово проскользнуло в начале? Навела обо мне справки? Последнее обнадеживает, ровно настолько, чтобы успеть впасть в паранойю.
– Я таких слов даже не знаю, – получается неуверенно.
– Звучит нетвердо. – Она берет сумку, журнал и начинает движение к двери.
– Наташ, послушай! – Я забегаю вперед. – Через четыре часа мне нужно быть в Питере. Самолет в три. Завтра – кофе, обед, ужин, завтрак?
– Я подумаю. – Она делает еще один шаг к двери.
– Когда тебе можно позвонить?
– Ты знаешь мой номер?
– Кажется да. – Я спиной открываю дверь.
– Кажется?
– Уверен! – Не оборачиваясь, делаю шаг назад, в открытую дверь, задеваю ногой за что-то металлическое. Грохот перевернутой посуды, моя нога едет по полу, пытаюсь схватиться за дверной косяк, но не успеваю и плюхаюсь на задницу.
– Хороший финал! – Она не удерживается, подносит журнал к лицу и начинает заразительно хохотать. Я ощущаю задом холод школьного линолеума. Верчу головой по сторонам, вижу перевернутое ведро, разлитую по полу воду, рядом швабру с тряпкой и тоже начинаю смеяться.
– Вам, мужчина, так эти сандалии идут! И ведро!
Я смотрю на нее снизу вверх. Очень стройные ноги. Юбка задирается чуть больше, чем положено, когда она приседает. У меня пересыхает во рту. Я протягиваю руку, беру ведро и надеваю на голову.
– Я похож на магистра Тевтонского ордена?
– Ты похож на идиота. Сними немедленно, сейчас нянечка придет!
– Не сниму!
– Что это еще за идиотство? – звучит сзади.
– Я поскользнулся и упал... – реагирую на твердую поступь уборщицы. – Помогите, пожалуйста!
– Он правда упал. – Наташа старается говорить серьезно, но у нее плохо получается.
– А кто это? – грозно спрашивает уборщица.
– Ведущий, с телевидения. – Опять взрыв хохота.
– Ой, вы извините, я думала, в кабинетах нет никого! – Шаги уборщицы ускоряются, я снимаю ведро с головы.
– У вас тут не пол, а каток! Представляете, попал головой в ведро!
– Давайте я вам подняться помогу! – мельтешит уборщица.
– Спасибо, я сам. – Я опираюсь руками о пол и резко встаю. – Вот попал так попал! Правда, Наталья Александровна?
– Не то слово! – Она снова надевает серьезное лицо.
– Я тут уберу сейчас. – Уборщица сгребает швабру, ведро и подтирает пол.
– Завтра в обед? – шепчу я на ухо Наташе. – Или вечером?
– Я подумаю, – тихо говорит она.
– У меня, кажется, давление повысилось. – Я пытаюсь обнять ее за талию.
– Это от перепада высот. – Она отстраняется. – Мне к завучу нужно.
– Каких высот? Я еще не забрался. Утром, да? – продолжаю шептать я, но она уже идет по коридору, а я семеню следом, смотрю на часы и понимаю, что опаздываю на самолет. Но ее походка слишком плавная, а линия бедра такая, что, кажется, опаздывать уже просто некуда.
– Увидимся! – бросает она, открывая дверь завуча.
– Это лучшее слово, которое я слышал за последние полтора года, – говорю я.
– Все может быть. – Она улыбается и скрывается за дверью. – Лицемер!
– Это не совсем соответствует действительности, – говорю я уже закрытой двери.
Стою в проходе самолета, наблюдаю за тем, как Олег и Женя складывают свои сумки в багажные ящики над головами и осматриваются, выбирая места. Будто они чем-то отличаются. Народу в бизнес-классе мало, тем не менее ребята садятся за Дашей. Женя достает из кармана пакет с солеными орешками и кладет его на столик, разделяющий сиденья. Олег поправляет наушники, улыбается кому-то и откидывается на спинку.
На сиденье рядом с Дашей лежит ее сумка, я подхожу ближе и вопросительно смотрю на нее.
– Интересно, будет ли хоть одно событие, на которое ты не опоздаешь? – укоризненно интересуется Даша, перемещая сумку с сиденья себе под ноги.
– Да, – сухо говорю я, снимая куртку.
– Какое, интересно? Твоя собственная свадьба?
– Нет.
– А какое?
В салоне прохладно. Вспоминаю, что на ногах сандалии. Снова надеваю куртку, верчу головой в поисках стюардессы.
– Какое?
– Что? – К этому моменту мысль о сандалиях вытесняет все остальные, и я успеваю забыть о Дашином вопросе.
– Какое событие должно...
– Собственные похороны. Точно в пробке не задержусь. Дай мне сесть... пожалуйста.
– Дурак! – кривится она.
«Дамы и господа! Компания “Аэрофлот” приветствует вас на борту...» – зашипело из динамика. Я высвобождаю ступни из сандалий и потираю одну о другую, боковым зрением отмечаю, что Даша пялится на мои ноги.
– Да, я из солярия, – говорю я, не дожидаясь вопроса.
– Другого времени на солярий, ты, конечно, не нашел?
– Дашенька, ты похожа на мою бывшую жену.
– Ты был женат? – В ее глазах сквозит тревога.
– Нет, не был. Но так вести себя могла бы только моя бывшая жена!
– Ты телефон отключил? – озабоченно спрашивает Даша, переводя тему разговора.
– Да, еще в солярии.
– Нет, правда?
– Да, – кивнул я. – А от этого что-то зависит?
– В каком смысле?
– «Мы плохо кончим все, какая разница, с кем!» – напеваю я в ответ.
– Ты вообще бываешь серьезен? – Даша делает глоток из пластикового стаканчика.
