– Ты вообще бываешь серьезен? – Даша делает глоток из пластикового стаканчика.
– Бываю. Там, – я показываю большим пальцем на потолок, – в небесах.
Поняв, что я не лучший попутчик, Даша разворачивается в полкорпуса и обращается с самым идиотским вопросом к оператору и корреспонденту, сидящим позади нас:
– Ну как вы?
– Круто! – отвечает Женя, распечатывая пакет с орешками.
– Это точно, – кивает Олег, за секунду до того качавший головой в такт брейк-биту, орущему в его наушниках так, что даже мне слышно.
– Кресла удобные, – продолжает Даша. На ее лице явно читается страх перед полетом.
– Здорово летать бизнес-классом! – говорит Женя и поднимает два больших пальца.
– Это точно, – снова кивает Олег и прикрывает глаза.
– Ты вообще слышишь, что я говорю? – Даша приподнимает один наушник на его голове.
– Теперь да, – открывает глаза Олег.
По проходу плывет стюардесса, предлагая нам шампанское и воду.
– Мне воду, – улыбается Даша.
– Мне тоже, – говорю я и отворачиваюсь к иллюминатору.
– И... и еще шампанское, – поправляется Даша.
Несмотря на то, что мы готовимся к взлету, Женя и Олег воткнулись в ноутбук и перманентно подхихикивают.
– Кто жертва? Над кем смеетесь? – говорю я, не оборачиваясь.
– Да так, – уклончиво отвечает Женя, – смотрим записи с сегодняшних съемок социалки.
– Хижняк увидел в сценарии слово «собака» и переспросил, где именно ему залаять.
– Он сегодня такое вытворял! – цокает Даша.
– Реально лаял?
– Нет, совсем сбрендил. Снимали ролик про наркотики, а он на репетиции курил перед камерой, придурок! – Она укоризненно качает головой.
– Мммм, – я закусываю губу, – иногда он все же делает что-то такое, что не дает мне окончательно списать его в агрессивные посредственности. Ну-ка дайте! – Я перелезаю через кресло и выдергиваю у Жени ноутбук, но досмотреть ролик до конца не получается, подлетает стюардесса, и мне достается только небольшой кусочек, на котором Хижняк, раскуривая здоровенный косяк, пускает дым в камеру и говорит что-то вроде:
– Дети, я уничтожаю килограммы марихуаны, чтобы они не достались вам!
Я отворачиваюсь к иллюминатору и смотрю, как выруливает на взлетную лайнер «Бритиш Эйрвейз». «Счастливые люди, летят в Лондон, а не в Питер, – думаю я. – Три сорок – и ты в лучшем городе земли, бывает же и так!»
– Что за музыка? – слышится Дашин голос.
– А?
– ЧТО ЗА МУЗЫКА?
– А! Prodigy, «Invaders must die!»
– Они мне не нравятся. А тебе, Жень?
– Ничо.
– А мне даже их первые альбомы как-то не того...
«Понимала бы чего. А еще на музыкальном канале работаешь! Продвинутом!»
– Андрюш, а тебе нравятся Prodigy?
– Нереально! – отвечаю я, не оборачиваясь. «Когда же мы наконец взлетим, и она заткнется, придушенная потным валом полетной фобии?»
– Странно, мне казалось, тебе нравится более романтичная музыка.
– Из тех, что в самолетах играет, да? – Я оборачиваюсь к Даше и пристально смотрю ей в глаза. – Говорят, больше шансов выжить при падении у тех, кто в хвосте. Как думаешь?
Дашины зрачки расширяются. Она пытается что-то ответить, но лишь судорожно ловит ртом воздух. Нам приносят поднос с напитками. Я хватаю стаканчик с шампанским и в три глотка приканчиваю его.
– Ты же... я же... – разводит руками Даша.
– Так бывает! – Я сминаю стаканчик и кидаю его на поднос. – Давай обнимемся у трапа!
«Экипаж готовится к взлету. Просим пассажиров и бортпроводников занять свои места. Капитан корабля включил табло “Пристегните ремни!”».
– Он мое шампанское выпил! – Даша пытается вернуть стюардессу. – Вы можете еще принести?
– После того как наберем высоту, девушка! – мило улыбается в ответ стюардесса.
Я показываю ей большой палец, поворачиваюсь к Олегу и стучу его по голове. Олег приоткрывает глаза и снимает наушники.
– Можешь дать послушать? Уши сильно закладывает, хоть музыкой перебью.
– Бери. – Он нехотя расстается с айподом. – Я все равно усну.
– А я все равно нет! – Я надеваю наушники и закрываю глаза. Самолет начинает разгон. Краем глаза вижу, как Даша судорожно вжимается в кресло. Чувствую ее потную ладонь на своем запястье.
Самолет отрывается от земли. «Чертов город, – думаю я, – давно мы не виделись!». В наушниках звучит сирена машины «скорой помощи», начинает играть «Warrior’s Dance». Я смотрю в иллюминатор на лес, деревья становятся все меньше и меньше. Самолет набирает высоту и начинает выполнять разворот, открывая моему взору большой залив на востоке. Много воды, совсем как там. Тогда все так же началось с сирены амбуланса. Я закрываю глаза и мысленно уношусь на полтора года назад. Точно. Сначала была сирена, а потом голубь...
«...Гугу-ку, гугу-ку, гугу-ку», – монотонно бухтел уличный голубь. Вообще-то эта птица не голубь, а горлинка, ну или.... короче, не знаю, как она называется. Знаете, такие крупные сизые твари с большими загнутыми клювами желтого цвета? Обычно они водятся в приморских городах и кряхтят по-особенному, не так, как наши. Помоему все-таки горлинка, хотя какая, к черту, разница?
Пока я размышлял, как называется птица, ее бухтение достало меня окончательно. Я встал и закрыл окно. На часах было около трех утра. Спать не хотелось совершенно. Не спать, в общем, тоже. Я выбрал промежуточное решение – информационного транса – пошел на кухню и включил все имеющиеся в доме средства связи с сатанинским миром: телевизор, компьютер и, зачем-то, мобильный телефон. Хотя допустить, что кто-то наберет тебя в три ночи по среднеевропейскому невозможно.
Завтра мы сдадим вечерние новости, и я поеду ужинать к родителям Хелен. Там будут папа и мама, младший брат Томас, который второй год пытается поступить в университет (не уверен). И родители расскажут о том, как планируют летний отдых в Испании. В этот раз они поедут вдвоем, а не с этими тупицами Ван Бросхортами, и хорошо бы еще взять Томаса, но у него вроде экзамены, так, может, вы с Хелен заедете на несколько дней? Рядом с нашими апартаментами есть отличная недорогая гостиница, три звезды. Там прилично кормят и варят отличный кофе, правда, Тео?
И папа утвердительно кивнет, чуть поморщившись, потому что накануне одолжил Томасу триста евро, которых сыну не хватало на поездку с девчонкой в Италию, взяв с него, в качестве обеспечения, слово, что сын пойдет осенью учиться ХОТЬ КУДА-НИБУДЬ! А я поверну голову к окну, чтобы они не увидели моей улыбки, потому как мне-то отлично известно, что ни в какую Италию Том не едет, что едет он на Ибицу, как и в прошлом году, а триста евро, если уж быть до конца честным, нужны ему для того, чтобы зависнуть на грядущих, следующих и следующих за следующими выходных в Роттердаме, Двельфте и Кельне и основательно изучить творчество мастеров фламандской школы... Тиесто, Ван Дайка и Майло.
А в субботу мы с Хелен и друзьями поедем на пляж, в воскресенье на... Стоп! Разве завтра уже пятница?
Дррр-дррр, дрррр-дррр, подтверждает мои опасения Скайп. Anton calling. Answer/Ignor. Значит, четверг. Антон всегда звонит в четверг. Отвечаю. На экране оживает московская квартира. Черно-белая фотография во всю стену. На фотографии старик с лицом, изборожденным морщинами, затягивающийся предположительно сигаретой. За спиной старика контуры моря. Обложка альбома The Cure «Staring at the sea. The Singles 1987– 1989». На фоне фотографии голова Антона с довольно четко наметившимися залысинами. Лицо какое-то зеленоватое, то ли из-за нездорового образа жизни, то ли из-за света монитора.
– Ну чё? – спрашивает Антон так, будто мы расстались двадцать минут назад.
– Ничё, – пожимаю я плечами.
– Чё не спишь, у тебя же три ночи?
– А у тебя пять утра, и что с того? Ты как семейный доктор, звонишь узнать, как моя ветрянка?
– Слушай, я все-таки бросил Шохину!
– Кого?
– Ну Светку, помнишь, я тебе рассказывал? Из страхования. Ща, погоди!
Антон посылает мне файл с фотографией стройной шатенки лет двадцати пяти, призывно изогнувшейся на фоне какого-то мраморного парапета.
– Прикольная девчонка, ты мне ее показывал! – резюмирую я, хотя совершенно не могу ее вспомнить.
– Ага. Понимаешь, я больше не мог, – Антон принимается энергично жестикулировать. – Она... она меня достала. Постоянный базар о том, чтобы переехать ко мне «насовсем». Можешь себе представить, она так и говорила: НАСОВСЕМ! Причем голосом судьи, который вписывает тебе пятерик за распространение. И еще, – Антон отворачивается от экрана, чтобы чихнуть, – еще она стала называть меня «милый»! Вот твоя Хелен называет тебя «милый»?
– Неа, она же голландка. Она таких слов не знает.
– Ну а... honey?
– Honey? – Я задумываюсь. – Пожалуй, да.
– Honey – это еще куда ни шло, – кивает Антон. – Это еще куда ни шло. И потом, у Светы интеллектуальный уровень... Мы любим старые советские песни и считаем, что Луи Армстронг – это боксер, зато утверждаем, что разбираемся в морском праве. В общем, сплошное хеджирование рисков головного мозга.
