— Напишу его тебе на листочке бумаги, — пообещал Капано. — Буду у тебя через час.
— Только, пожалуйста, не присылай мне мерзкий обшарпанный лимузин, пришли мне новый.
— Роберт, — возмутился Капано, — разве я когда-нибудь присылал тебе мерзкий обшарпанный лимузин?
— Нет, — согласился я.
Перед моим внутренним взором проехали все лимузины, которые в течение всех этих лет присылал мне Капано, — это было похоже на погребальную процессию крупного мафиози.
— Ну тогда зачем меня оскорблять?!
— И еще захвати с собой пару сигар.
— А это еще для чего?
— Кто знает, может, она любит сигары? Есть женщины, которым среди ночи вдруг захочется выкурить сигару. Мне надо быть во всеоружии.
— Пожалуйста.
— И еще на всякий случай захвати «резинки» и всякое такое прочее, что, по твоему мнению, может понадобиться.
Капано порой ходил за покупками и для меня. Я знал, что апельсины стоимостью два доллара за килограмм он вносил в счет по восемь. Но я смотрел на это сквозь пальцы, потому что он часто меня смешил. Люди, которые умеют нас рассмешить, — большая редкость. Кроме того, я не придавал большого значения тому, сколько я трачу денег, ведь они всегда ко мне возвращались. Если не завтра, то послезавтра, если не послезавтра, то через неделю. Так было всегда, и лишь в последние полтора года положение дел почти незаметно изменилось.
Когда я выходил из комнаты, бухгалтер не поднял глаз и не оглянулся. Карандаш по-прежнему дрожал в его руке. Я вернулся за столик.
— Через час за нами заедет шофер.
— А что, у тебя собственный шофер? — удивилась Ребекка.
— Конечно, — ответил я. — А как же жить без шофера?
— Скажи, тебе понравилась статуэтка?
— Я ее еще не распаковал, поставил ее дома возле открытого камина. Твоя подруга из-за этого не расстроилась бы?
Она отрицательно покачала головой.
— Когда моя мама в последний раз видела тебя по телевизору, ей показалась, что ты очень бледный. «Правильный ли образ жизни он ведет?» — подумала она.
— Кто так подумал, твоя мама?
— Когда она узнала, что я собираюсь тебя навестить, она сказала: «Захвати это для него».
Ребекка достала какую-то коробочку и подпихнула ее ко мне. Коробочка была небрежно завернута в подарочную рождественскую бумагу.
— Как мило, — сказал я, разворачивая бумагу.
Это были таблетки, на их упаковке значилось:
«Укрепление зимнего иммунитета. Витамины и минералы. 100 штук драже».
— Как мило со стороны твоей мамы, — сказал я. — А она сама принимает много таблеток?
— Очень много, кроме того, она хочет отправить меня на иглоукалывание.
— Для чего это?
— Чтобы помочь мне бросить курить. Сама дымит как печная труба, побывала уже у шести специалистов по иглоукалыванию, а теперь хочет направить к ним и меня.
— Ты часто общаешься со своей мамой?
— Встречаемся три раза в год — чем реже, тем лучше. Правда, она отдала мне свой старый плащ.
Я прочитал аннотацию витаминов для укрепления иммунитета в зимний период. «Вы будете здоровы и полны энергии целый год».
— Скажи от меня спасибо своей маме, — попросил я, но Ребекка ничего не ответила.
И снова я подумал о «Бесплодных» и еще о сидевшей напротив меня молчаливой женщине, о лотерейных билетах и о ремне из крокодиловой кожи, который прослужил бы мне до самой смерти.
— А ты, вообще, не бесплодна? — спросил я.
Такие вопросы нужно задавать как можно спокойней, как будто спрашиваешь: «Не знаете случайно, который час?» Вопрос должен ошарашивать собеседника и в то же время вызывать удивление: «И почему это раньше никто меня об этом не спрашивал?» — что-то вроде того. Для такого вопроса нужен само собой разумеющийся тон. Общение со мной строится на неопределенности. Словно торгуешься о чемодане, не зная, что в нем находится.
— Я бесплодна? Ну уж нет! — взвилась она. — Я сделала несколько абортов. Это самое лучшее доказательство, что я не бесплодна.
— Ага, отлично! — услышал я свой собственный голос.
* * *
В «Сент-Амбросии» народу оставалось все меньше и меньше. Нас бы тоже с удовольствием проводили, но мне нужно было дождаться Капано и мой лимузин.
— А почему у тебя было так много абортов? — поинтересовался я.
— Я небрежна.
— С мужчинами?
— Нет, с таблетками.
— Ах, ну да, конечно, я не понял.
Я сунул в рот оставшуюся шоколадку.
— А ты небрежен во всем?
В чем я был небрежен? В отношениях с людьми, еще, возможно, в отношениях с жизнью, моя жизнь — словно комната, которую я прибрал наспех, спустя рукава.
Я представил, что мне в будущем часто придется смотреть на эти руки-лопаты, даже когда они состарятся и станут еще уродливей; и в конце концов мне все же придется что-то о них сказать. Я был в здравом уме и твердой памяти, я полностью отдавал себе отчет в происходящем и очень хорошо знал, что важно, а что нет. Некрасивые руки — это важно.
Но и чеки со странными картинками тоже. Не просто обычные синие или зеленые, а с рыбками, ангелочками и кошками. Их можно заказать в банке всего за несколько долларов. Это показалось мне очень важным. Во всяком случае, меня это развеселило. Дней за десять до того, как я познакомился с Пустой Бочкой, я заказал себе бланки таких чеков. По пачке каждой серии. Когда я их заказывал, я был пьян, и когда через несколько дней их принесли (я сделал срочный заказ; если я что-нибудь заказываю, я всегда пишу «срочно»), я снова был пьян: от восторга, что теперь этих бланков мне хватит до конца моих дней. Теперь у меня появились бланки с мотоциклами, с птицами, с лошадьми, с героями комиксов. Их было столько, что мне пришлось освободить для них на кухне один из шкафчиков.
Я был счастлив. Когда моя жена вернулась домой, я распахнул дверцу кухонного шкафчика и воскликнул:
— Смотри, сколько их! Мне их хватит до конца моих дней!
— Ты чокнутый, — сказала она.
— Выходит, у тебя дома открытый камин? — спросила Ребекка.
Я кивнул:
— Моя жена во что бы то ни стало хотела иметь дом с открытым камином. Открытый камин был нашим главным критерием.
Ребекка улыбнулась и откинула волосы — с левой стороны на лбу у нее открылось целое созвездие мелких прыщиков.
Совершенство непривлекательно, по крайней мере, меня оно никогда не привлекало; привлекательно лишь совершенное наполовину: некая незавершенность, какой-нибудь, например, шрам. Совершенство абсолютно, поэтому по сути своей уже мертво.
— Да, — сказала Ребекка, — некоторые женщины от этого без ума, я имею в виду, от открытого камина.
«Витамин С, 60 мг», — прочитал я на своем подарке.
— Ребекка, сейчас не время рассуждать про открытые камины, давай лучше поговорим о тебе.
— Обо мне?
— Да. Расскажи мне лучше, как ты живешь.
* * *
Через несколько дней после того, как выяснилось, что мои начисления за первый квартал составили 137,54 гульдена, мне позвонил по телефону служащий банка. Он хотел побеседовать со мной о моей карточке «ВИЗА».
— Нельзя ли как-нибудь в другой раз? — попробовал отвертеться я. — У меня сейчас переговоры.
Но служащий компании «ВИЗА» был явно из породы тех людей, которые ни за что не отступятся, если им однажды удалось просунуть ногу в чуть приоткрывшуюся дверь.
— Когда я могу вам перезвонить, через час или предпочитаете в конце дня?
— Да нет, тогда давайте уж поговорим прямо сейчас, — сказал я.
— Можем ли мы помочь вам с вашими проблемами, господин Мельман?
Когда люди предлагают вам помочь с вашими проблемами, можете быть уверены, что вам грозит опасность.
— Помочь? Что вы хотите этим сказать? У меня все отлично.
— Меня зовут Стив Уильямс. Мы просмотрели операции по вашим счетам и обратили внимание, что уже почти три месяца вы ничего не платили. Как вы думаете, может ли такое быть?
Может ли такое быть? Что за вопрос? Разумеется, может. Больше того, так оно на самом деле и есть! Они это говорят нарочно, чтобы поиздеваться надо мной. Спрашивают, может ли такое быть, когда сами наверняка знают, что так оно и есть.
— Вероятно, так оно и есть, господин Уильямс, — ответил я, — вероятно, что так оно и есть. Я жду аванса.
— Вы сказали — аванса?
— Вернее, выплаты. Я писатель. Деньги могут прийти в любую минуту, и тогда я вам сразу заплачу. Я уже много лет являюсь вашим клиентом, и все эти годы я оплачивал свои счета не в срок, а даже раньше. Намного раньше срока.
— Мы это знаем, господин Мельман, мы это знаем. Спасибо за доверие, которое вы нам оказываете.
— Я вовсе не оказываю вам доверия!
Был как раз один из дней, когда я никому не доверял.
