— Нет.
— Или танцующим медведем в наморднике?
— Нет, конечно.
— Вам нравится смотреть на белых медведей, сидящих в зоопарке на кубиках льда?
— Нет.
— Тогда, возможно, вы так же отнесетесь и к орхидеям. Орхидеи из джунглей должны быть в джунглях, а совсем не в городской нью-йоркской квартире.
— Откуда же вы их взяли?
— Их размножают для меня в питомнике, а потом я их покупаю, когда точно знаю, что этих видов орхидей много и они не исчезнут из-за моей прихоти. Если взять орхидею прямо из джунглей, невозможно ничего сделать для ее распространения. Но мне понятно особое чувство, которое рождает потребность в экзотике. Когда растение прямо из мира джунглей.
— Никогда раньше не слышал, что она может это понять. Наверное, ты ей понравилась.
— Это тоже орхидея? — Я показала на невзрачный коричневый цветочек.
— Maxillaria tenuifolia. Одна из моих самых любимых. Эта маленькая коричневая орхидея — особенная. Не такая яркая, как гибриды, но тем не менее весьма примечательная, с особым шармом. Подойдите к ней и понюхайте.
Я наклонилась над маленьким уродцем.
— Пахнет кокосовым пирогом! Как это может быть?
— Превосходно, ведь правда? Ей не нужны броские эффектные цвета или яркие соцветия. Мотыльки, что ее опыляют, появляются ночью. Она использует запах кокоса, чтобы завлечь маленьких мотыльков, точно так же, как мы используем духи, чтобы соблазнять мужчин в ночных клубах и кафе.
Сонали подмигнула мне.
— Вы можете многому научиться, узнав побольше о том, как орхидея использует свою внешность, чтобы ее опылили. Белые, розовые и бледно-зеленые цветы обычно опыляются по ночам, потому что их хорошо видно в лунном свете. Поздно ночью мотылек подкрадывается к орхидее, словно любовник. Садится на нее, оплодотворяет и улетает. В жизни мы все с этим сталкивались.
— Ну да. — Я подумала об Эксли.
— Ярко окрашенные орхидеи опыляют бабочки и пчелы. Бабочки предпочитают красный и оранжевый цвета. Пчелы любят всю гамму оттенков от красно-оранжевого до фиолетового.
— Совсем как некоторые мужчины любят одежду определенных цветов.
— Верно, лепестки — одежда цветов. Насекомое должно пробраться сквозь лепестки, чтобы получить то, что оно хочет, подобно мужчине, который шарит рукой под нижней юбкой у женщины.
— Я тебе говорил, что она сведет тебя с ума своими разговорами о сексе.
— Прекрати, Армандо. — Ее голос был очень сексуальным: он взволновал даже меня.
— Сонали может говорить об орхидеях годами. Я не шучу, годами. Со мной она последние десять лет разговаривает почти исключительно об орхидеях
— В самом деле?
— Я хочу сказать, она говорит как бы устами орхидей.
— Я не закончила, Армандо. Лила еще не видела моей мечты.
В действительности я уже увидела — и не могла оторвать глаз. Лепестки цветка были цвета самой яркой фуксии, какую можно вообразить.
— Это очень сексуальное растение. Lycaste skinneri — национальный символ Гватемалы. И простая, и прекрасная одновременно. Я люблю ее. Потому что она у меня дольше всех, и я знаю ее лучше остальных. Но это не то.
Сонали показала мне фотографию довольно обычного с виду растения. Приземистое, с круглыми листьями, расположенными по спирали вокруг стебля.
— Что это?
— Это она. И моя единственная мечта — увидеть ее своими глазами. Это цветок страсти, и у него даже нет имени.
— Где он?
— Говорят, цветок страсти вымер. На земле не осталось ни одного экземпляра. Никто не уверен, что он вообще был. Не осталось даже никаких записей.
Армандо подошел к ней и обнял за плечи.
— Круглые листья этого растения словно представляют модель галактики — мандалу. Они вьются вокруг стебля, как разные уровни мышления, формируя в центре черную дыру. А дыра эта — путь к вселенной. Она представляет собой бесконечные возможности человеческого разума. Это превосходная возможность, метафора, дающая представление о том, что у нас внутри. Подарок мира растений. Говорят, цветка больше нет, но я знаю, что это не так, он где-то существует.
Она пригорюнилась.
— Я когда-нибудь найду его для тебя, — прошептал Армандо. — Обещаю.
Я полностью погрузилась в мечты Армандо и Сонали о безымянном цветке страсти, когда прямо за моей спиной послышался звук трубы. Я вскрикнула.
— О, солнышко, простите, — воскликнула Сонали — Надо было вас предупредить. Это Марко.
— Рад вас видеть. — У Марко был тонкий детский голосок
— Я тоже. — Мне было неловко видеть мужчину, сидящего на подушке в центре гостиной на полу. Он носил длинную бороду и был одет в поношенный бордовый жилет, украшенный крошечными зеркальцами. И в каждом зеркальце отражалась орхидея.
— У него такой высокий голос, потому что он не часто им пользуется.
— Это от отсутствия практики, — объяснила Сонали.
Марко дунул в гобой, раздался монотонный печальный звук.
— Он живет здесь, с вами?
— Да, он играет для моих орхидей и помогает им расти. Я наняла его много лет назад, потому что они его любят. И не поймите меня превратно. Мне он тоже нравится, но мои растения любят его намного больше. Раньше он зарабатывал на жизнь, играя на улице под нашим окном, и мои орхидеи всегда разворачивались в сторону его музыки. Очень скоро весь дом накренился влево. — Она показала на окно, выходящее на улицу. — Я поняла, что мне надо переместить его внутрь дома, чтобы он играл справа от них, я так и сделала; и дом выпрямился.
И правда, стебли всех орхидей стояли строго вертикально.
— Теперь он работает только для вас?
Он не работает, он играет.
— Видишь? — спросил он, указывая на зеркальца. — Я орхидея.
Он был грязный и, казалось, даже слегка заплесневел: ничего общего с орхидеями. Марко определенно не принадлежал к тем мужчинам, которых я бы пригласила в свой дом, но звук его гобоя был весьма мелодичен.
— Посмотрите-ка на себя. Вы и сами наклоняетесь вправо, только чтобы лучше слышать его.
Я немедленно выпрямилась.
— Это что-то вроде магии. Он заставляет людей наклоняться к нему. Странное волшебство, я никогда не могла понять, для чего оно предназначено.
— Вы тоже едете в Мексику? — спросила я Сонали.
По какой-то непонятной причине я вдруг почувствовала, что люблю ее. Она меня очаровала, мне захотелось обнять ее и защитить.
— Видишь, что она делает с людьми. — Армандо пристально смотрел на меня. — Такие чувства, как ты сейчас, я испытываю постоянно. Каждую секунду, каждый день.
— Вы едете в Мексику?
— Нет, нет, все девять растений нужны для Эрнесто. Мои орхидеи здесь, со мной.
Сонали обняла Армандо.
— Почему вы продолжаете обзывать его? Это обидно.
— Я называю его Эрнесто, когда он мужчина,
и Армандо — когда нет.
— Разве он не всегда мужчина?
— Он вряд ли теперь вообще мужчина. — Она вздохнула.
— Не вздыхай, Сонали. Она подумает, что мы не занимаемся любовью.
— Я этого не говорила.
— Но ты это подразумевала.
— Армандо больше, чем обыкновенный человек. Но тем не менее иногда он обычный мужчина.
— Ну, давай уже, оставь Лилу в покое. Ей надо идти домой и решать, едет она со мной в Мексику или нет. Ведь, конечно, выбор за ней.
— Безусловно.
— Дорогая, не хотите ли напоследок выпить чая из цветков календулы?
— Нет, спасибо, Сонали.
— Ну, тогда… — Она зачерпнула из вазы горсть цветков. — Возьмите с собой. Перед сном оборвите головки со стеблей, измельчите их, растолките в мелкий порошок и рассыпьте под кроватью. Цветы календулы приносят вещие сны. Может, они помогут вам решить, ехать с моим мужем в Мексику или нет.
— Вы ведь понимаете, в чем причина моей нерешительности. Я его практически не знаю.
— Да. И я тоже. Кроме того, всегда полезно все тщательно обдумать. Но не ошибитесь. — Слова ее внезапно прозвучали вполне серьезно. — Приняв решение, надо перестать сомневаться и идти к цели без сожаления и колебаний.
— Сожаления бывают у всех.
— Нет. Сожаления бывают только у людей, которые верят, что могли сделать что-либо иначе. Если хорошенько все обдумать, а потом действовать, не о чем будет жалеть, потому что вы будете точно знать, что это ваш сознательный выбор.
Я обняла Сонали на прощание и направилась к двери. Она помахала мне вслед и сделала это так же, как Армандо, только еще более противно, настолько отталкивающе, что меня чуть не вырвало.
— Ванная вон там, дорогая. — Она показала большим пальцем куда-то назад.
Я не могла больше смотреть на ее пальцы, поэтому отвернулась и отправилась домой.
Великий и таинственный народ олмеки является одной из первых древних культур Центральной Америки, той самой древнейшей культурой, которая, будучи первой, была лишена преемственности и не имела возможности воспринимать что-либо извне и чьи представители заявляли, что произошли непосредственно от черного ягуара. Они полагали, что наиболее совершенное живое существо должно обладать интеллектом человека и физической силой и одухотворенностью ягуара. Именно там родилась традиция оставлять детей в обществе детенышей ягуаров, чтобы они смогли научиться секретам их мистицизма, включая способность оставаться невидимыми и неслышимыми. Поскольку олмеки исчезли бесследно, возможно, они добились в этом успеха.
