– Вы, гражданочка, не рисуйтесь своими картинками истерик. Здесь вам не базар, а официальное учреждение. Нас ничем не удивишь. Много я их видывал…
– Не надо, гражданин, так грубить пожилому человеку. У нее голова седая, нервы больные, повышенное кровяное давление, – распекал вошедшего Павел Семенович. – Она оперирована по поводу разрыва сетчатки глаза.
– А вы чего стоите не на своем месте? – набросился на него вошедший. – Развалился тут на столе начальника. Выйди сейчас же оттуда! И сядь где положено… Вон там! – указал на стул у порога.
– Иван, ты что, опупел, что ли? – сказал ему Акулинов. – Он же инвалид.
– Ну и что? Посади его на шею. Он еще и ножки свесит.
– Может, мне штаны задрать? Показать, что одна нога короче? Я опираюсь на стол по стечению несчастных обстоятельств…
В это время загремели стулья, и Мария Ивановна навзничь повалилась на пол.
– Воды! – крикнул Павел Семенович.
– Воды скорее. Воды! – закричал и Акулинов, выбегая из-за стола. – Иван, пойди вон!
– Ну да, у них нервы, понимаешь, а у нас веревки, канаты… – ворчал Иван, уходя. – Посидел бы на моем месте. Небось запел бы другим голосом…
Вбежала Леся с графином воды.
Павел Семенович стал лить воду Марии Ивановне на виски и на грудь. Она сперва глубоко вздохнула, словно спросонья, и Павел Семенович, боясь, как бы она не заругалась в забытьи, опередил ее:
– Маша, а вот товарищ Акулинов сейчас нам прочтет все решение. Ты вставай потихоньку, вставай!..
Мария Ивановна открыла глаза, с удивлением поглядела на Лесю, на графин с водой и все поняла. Прикрыв одной рукой расстегнутый ворот, другую подала Павлу Семеновичу:
– Ну-ка, помоги мне!
Павел Семенович приподнял ее, и она встала.
В кабинете Акулинова не было, а на его месте сидел знакомый им секретарь исполкома Лаптев и любезно приглашал к столу:
– Мария Ивановна, Павел Семенович, давайте сюда, к столу поближе…
В руках у него была все та же папка. Он раскрыл ее и сказал:
– Товарищ Акулинов не в курсе. Надо было ко мне зайти. Дело в том, что по вашей жалобе принято решение пленума исполкома, – он поднял бумагу. – Вот, пожалуйста, выписка из постановления пленума. Хотите, я вам зачту ее? Так, так, значит, по поводу разбора жалобы, – бормотал он, поводя глазами. – Вот здесь, смотрите! Пленум решил: «Первое: отметить, что т.Полубояринов правильно обратился с заявлением об улучшении жилищных условий. Так, второе: отметить, что домоуправ т.Фунтикова неправильно, самолично сделала ремонт, не спросив соседей, чем нарушила закон и принцип народной демократии. Третье: работники домоуправления и иные лица в отношении перестановки дверей действовали в исполнение решения горисполкома, то есть правильно. Уголовно наказуемого деяния нет. Так. Пленум постановил. Первое: осудить неправильное действие работников домоуправления, которые не обеспечили охрану квартиры Полубояринова. Второе: принять к сведению заявление горисполкома, что Фунтикова и Ломов наказаны. Третье: принять к сведению заявление прокурора Пыляева, что участковый уполномоченный Парфенов наказан. Четвертое: редактору газеты «Красный Рожнов» Федулееву извиниться перед Полубояриновыми в приемлемой форме. И пятое: поставить вопрос перед облисполкомом о привлечении т.Павлинова, когда он приедет с учебы». Вот так… Тут моя подпись. По подлинному верно: Лаптев. Пожалуйста, – он подал Полубояриновым выписку.
– А как же насчет пропажи? – спросила Мария Ивановна. – Кто за нее заплатит?
– Есть и на этот счет решение… – Лаптев достал из папки еще бумагу. – Вот постановление областного прокурора: вычесть из зарплаты Павлинова в течение одного года триста восемьдесят девять рублей в пользу гражданина Полубояринова Павла Семеновича. Решение окончательное, обжалованию не подлежит.
– Что ж, выходит, он деньгами отделался? – недовольно спросила Мария Ивановна.
– Товарищи, насчет привлечения в дисциплинарном порядке вы не беспокойтесь. Как только вернется, так получит что следует.
– А как же насчет опровержения в печати? – спросил Павел Семенович. – Извинения редакции то есть.
– Есть и на этот счет бумага. Вот, пожалуйста.
Лаптев положил на стол еще один листок, и Павел Семенович с Марией Ивановной прочли:
«Тов. Полубояринов!
Как выяснилось, редакция газеты «Красный Рожнов» была введена в заблуждение, публикуя материал по поводу Ваших жалоб. Автор корреспонденции односторонне подошел к этому вопросу, не придал значения тому, что в райисполкоме к рассмотрению Ваших жалоб проявлялось невнимательное отношение.
В связи с этим к автору корреспонденции Сморчкову приняты соответствующие меры. Редакция приносит Вам извинения за ошибочно опубликованный материал. Что же касается публикации в газете опровержения, на котором Вы настаиваете, то оно будет расцениваться нами как новый материал на решенную тему. Мы считаем такую публикацию нецелесообразной, так как в данном случае пришлось бы снова публично возвращаться ко всей неприглядной истории Вашей тяжбы с соседями.
С уважением, редактор Федулеев».
Прошлым летом я побывал в Рожнове. Заходил к Павлу Семеновичу. Он постарел, сгорбился – ходит с палочкой. «Москвич» его стоит под окном и зимой и летом, накрытый брезентом. Павел Семенович никуда уже не ездит – незачем: сам он теперь на пенсии, а Мария Ивановна с весны уехала к сыну нянчить внучат.
На месте гаража стоит открытый с боков навес, под ним поленница дров и аккуратный штабель из торфяных брикетов.
– Видал, торф с Пупкова болота, – сказал мне Павел Семенович. – Сколько я писал про это! Торф у нас под боком, берите, не ленитесь… Не послушались. А теперь вот сами дошли до сознания.
И мост через Прокошу, к радости Павла Семеновича, наконец-то строят. Даже дорогу асфальтированную ведут к Рожнову, а щебень возят из Касимовского карьера кружным путем, на баржах: сначала по Оке, потом Прокошей до Сухого переката, там сгружают на берег – дальше на машинах пятнадцать километров по лугам… если сухо. А в дожди на луга и не сунешься – дороги разбиты. Павел Семенович и тут не выдержал, написал проект: «Насчет использования каменного карьера на Лысой горе под г.Рожновом». И отослал его в обком. Проект вернулся в Рожновский райком с резолюцией: «Разобраться на месте».
– Первый секретарь вызвал меня. Молодой человек, обходительный, – рассказывал Павел Семенович. – Я ему: щебенку за полтораста верст возим, а возле дороги под Рожновом целая каменная гора. Весь Рожнов из нее построен. Ставь дробилку и молоти. Тут щебня на дорогу-то хватит аж до глухой Сибири.
– А он что?
– Согласен, говорит, Павел Семенович. Но учтите такую, говорит, позицию – дорога-то республиканского значения, карьер местный. На него плана нет. А у нас самих ни денег, ни оборудования. Да ведь и не больно возьмут они нашу щебенку: у них по смете проходит касимовская.
Про историю с дверью у Павла Семеновича заведено целое дело: все жалобы и ответы на них, фотографии, акты – все аккуратно подшито и пронумеровано; хранятся почтовые квитанции, железнодорожные билеты, автобусные и даже квитанции телефонных разговоров, связанных с разбором жалоб. На каждом ответе на жалобу рукой Павла Семеновича и красными чернилами либо размашисто начертана резолюция – «согласен», либо бисерным почерком нанизано возражение. Например, на ответе Федулеева Павел Семенович написал: «Возражаю. Добиться публичного опровержения, и притом в газете».
Последнюю жалобу он написал в соседнюю область, где теперь работает Павлинов. «Какое наказание получил Павлинов за проявление волюнтаризма, т.е. хулиганства, в г.Рожнове?»
На эту жалобу ответа пока нет.
1970
