– Ну, в таком случае, сэр, вы должны платить за мои услуги в три раза больше...
– Это почему?
– Потому что я оказался не только поваром, но и философом, и шутом...
– К Новому году я повышу тебе зарплату...
– Я пошутил, сэр...
– Во всякой шутке есть доля...
– ...есть доля притворства. Так?
После третьей кружки мистер Бэнг забыл, что разговаривает с собственным поваром. Ему казалось, что перед ним достойный собеседник.
– Я считаю, что ирония – это не только и не столько притворство, – заявил повар и незаметно икнул. – Ирония – это подход к жизни. Эта жизнь просто не может быть серьезной. Вот мы важничаем, важничаем... А по сути чем мы отличаемся от свиньи? Насадил ее на вертел – и вся философия...
– Вы это о каннибализме? – спросил Бэнг и вдруг с детским испугом подумал, что, похоже, повар знает о его сне. «Значит, все, что сейчас происходит, опять сон? Нет... Он ведь сказал о вертеле... Он не упомянул нож... Я слишком мнителен...»
Бэнгу очень хотелось рассказать сон повару, облегчить душу и исключить возможность, что он снова блуждает в собственных снах... Это страшно – переходить из одного сна в другой и не иметь возможности проснуться, когда единственной возможностью пробуждения является смерть, столь часто именуемая сном!
– Нет, это я о иронии жизни. Если бы жизнь действительно была столь важна, она не висела бы все время на волоске. Природа научилась бы ее оберегать, как оберегает действительно важные для нее вещи.
– Например?
– Вы знаете лучше меня... Этим «например» вы пытаетесь играть со мной в «ироничного Сократа». Какой может быть разговор о философии между поваром и профессором?
– Бросьте, я вовсе не намеревался над вами смеяться. Какие вещи для природы действительно важны?
– Она сама... Себя она сделала вечной и бескрайней, себе она обеспечила бессмертие и полную непроникновенность в свои тайны...
– Джованни, мы, конечно, немного выпили, но мне кажется, что вы говорите нечто чрезвычайно важное... Пожалуйста, не теряйте нить...
– Я постараюсь, – кивнул Джованни и снова икнул, на этот раз более явственно. – Итак, жизнь не может быть действительно ценной и серьезной вещью. Поэтому ирония в отношении к самому себе, своей жизни и всему окружающему – единственное, что может оправдать человека перед самим собой. А Бог? Разве Господь Бог не ироничен? Он разве не потешался, вылепливая Адама? Вы когда-нибудь видели себя в зеркале nudo? То есть, извините, совершенно голым...
Николасу Бэнгу внезапно вспомнилось, как он стоял перед зеркалом в ванной перед встречей с Мирой. Ему стало больно. Ему захотелось плакать.
– Трудно придумать что-либо нелепее, чем человеческое тело... Причем, если это очевидно нам самим, можете себе представить, как мы выглядим со стороны?
Заказали еще пива. После шестого круга кружек повар заявил:
– Ирония – вот основа мироздания!
– Ты знаешь, Джованни, а ведь мне приснилось, что я тебя зарезал... Ты не знаешь, к чему это?
– Это верный знак того, что вы мне повысите зарплату!
– А почему бы нам не вызвать девочек? Я угощаю... – пробормотал опьяневший мистер Бэнг.
– Нет... Я пас... – ответил Джованни, подумав. – Знаете, сэр, я когда даже немного выпью, у меня это дело не очень работает... Ну, вы понимаете...
– Ерунда... Я дам тебе таблеточку...
– Да дело даже не в этом... Город маленький. Джоанна будет недовольна...
– А... Вот оно что... Но ведь она тебе никто!
– Как сказать, сэр... Я предпочитаю быть верным той женщине, которая меня любит...
– Джованни, что я слышу? Пиво сделало вас сентиментальным... А вот меня никто не любит...
– Так не бывает, сэр.
– Была одна история... Да уж лет двадцать прошло...
– Давние истории всегда особенно мучительны. Пойдемте, сэр, я приготовлю вам голубцы... Не беспокойтесь, в понедельник я не выставлю вам счет за эту услугу... Я ведь тоже должен сегодня что-то обедать...
– Джованни, ты мне как родная мать... Нет, ты даже больше, чем родная... Ты просто настоящая мать!
Мистер Бэнг тяжело поднялся и, продолжая изъясняться в своих наилучших чувствах, они направились к замку. Джованни внимательно следил, чтобы Бэнг не упал, хотя и сам немного покачивался.
– Невероятно, Джованни! Меня развезло от каких-то... Сколько мы выпили? Кстати, в замке у нас припасено...
– Да, сэр, но если я выпью еще, то боюсь, что голубцы у меня не получатся...
Воздух был пропитан туманом – волшебным, прохладным, волнительным... Несмотря на то что на часах было около полудня, казалось, что уже смеркается. Сначала Бэнгу нравилась эта знаменитая особенность местного климата, но теперь ему остро хотелось солнца.
– Паршивая погода, – признался мистер Бэнг. – Представляю, Джованни, как вы скучаете по ясному небу вашей родины.
– Да бросьте, сэр... Посмотрите, какая красота! – повар указал рукой на луг, мимо которого они проходили. – Где такое увидишь? Дикие бледно-желтые цветы...
– Это нарциссы, Джованни, это нарциссы. Вот и я, как эти цветы, любуюсь сам собой... Нет у меня ничего стоящего в жизни!
– Побойтесь Бога, сэр! – наигранно возмутился повар. – Как вы можете так говорить? Ведь у вас есть я! К тому же, сэр, вы можете быть спокойны... Вы не похожи на цветок...
– Эх, Джованни, ты не оценил аллегории... Нельзя быть равнодушным при виде стройного и грациозного нарцисса... Но за его красотой – трагедия... Понимаешь, Джованни? ТрагедияОдин из видов нарциссов ласково называют поэтическим. Я тоже в молодости писал стихи, правда, это было на другом языке, в иную эпоху... Да и я ли это был? А я и забыл, что нарциссы ведь цветут как раз в марте – апреле... – мистер Бэнг свернул с дорожки и углубился в травы.
– Куда вы, сэр? – растерялся повар.
– Хочу насладиться запахом...
– Кажется, от нарциссов болит голова...
– Голова болит от избытка выпитого... – парировал мистер Бэнг и нежно сорвал цветок. – Недаром название цветка произошло от греческого слова «наркао», то есть «одурманивающий»!
– Вы хорошо владеете греческим, сэр!
– Вовсе нет... Я бы сказал наоборот – греческий овладел мной... Посмотрите, Джованни, какой лучистый, нежно-белый цветок, и он всегда склонен немного набок, и когда он растет у водоема, создается впечатление, будто он любуется своим отражением... Отсюда и пошла знаменитая легенда...
– Какая легенда, сэр? – терпеливо спросил Джованни.
– А почему вы не обедаете с вашей женой, ну, с подругой? – внезапно спросил Бэнг. Он надеялся услышать, что его общество итальянцу гораздо приятней и интересней.
– Она с детьми уехала к родственникам на выходные.
– Вот как... – мистеру Бэнгу стало обидно. – Вы, Джованни, могли бы догадаться соврать, что вам приятно проводить со мной время...
– Само собой, сэр... Если бы мы не были друзьями, я бы у вас не работал... – Джованни потоптался на месте. – Пойдемте, сэр, на улице зябко... Пойдемте в замок, и расскажите мне эту вашу легенду про цветок, а потом я приготовлю обед и тоже расскажу одну легенду, которую мне на днях поведала Джоанна... Вам это будет интересно...
– Отлично, – сразу согласился Бэнг, и они, поддерживая друг друга, отправились домой. На лице мистера Бэнга играла расплывчатая улыбка, а в руке он держал бледно-желтый цветок. Редкие прохожие провожали парочку лукавыми взглядами. Даже в глубинке теперь стали привыкать к нестандартным ориентациям в выборе партнеров, но друзьям было наплевать, что о них подумают.
– Так что вы пытались рассказать о цветке? – спросил повар уже на кухне, подготавливая капусту к ее сакральной миссии превратиться в полупрозрачную оболочку голубца.
– В древнегреческой легенде красивый молодой юноша Нарцисс жестоко отверг любовь нимфы, от безнадежной страсти бедняжка иссохла и превратилась в эхо, но перед смертью произнесла проклятие: «Пусть не ответит Нарциссу взаимностью тот, кого он полюбит». И вот однажды в жаркий полдень истомленный зноем молодой Нарцисс наклонился попить из ручья, и в его светлых струях увидел свое отражение. Никогда раньше не встречал он подобной красоты и потому потерял покой. Каждое утро он приходил к ручью, погружал свои руки в воду, чтобы обнять того, кого видел, но все было тщетно. Нарцисс перестал есть, пить, спать, потому что не в силах был отойти от ручья, и таял на глазах, пока не исчез бесследно. А на месте, где его видели последний раз, вырос душистый цветок холодной красоты. С тех пор мифические богини возмездия фурии украшают свои головы венками из нарциссов...
– Красивая легенда... Но какое отношение она имеет к вам? – заинтересованно спросил повар и присел за кухонный стол.
– Давай выпьем виски... – предложил мистер Бэнг.
Повар подумал и согласился.
– Эта легенда про меня... Я в свое время жестоко отверг любовь. Мою нимфу звали Мира... Мне не нужно было ее оставлять... А я оставил, и она от безнадежной любви иссохла и превратилась в эхо, и это эхо не дает мне спать... Даже спустя двадцать лет... А я все любуюсь собственным отражением и скоро истаю, исчезну... – мистер Бэнг опустил голову и заплакал.
