Она тесно сотрудничает с такими людьми, как Вольфганг Пак,[21] и водит дружбу с Джулией Чайлд[22] и Майдой Хитер.[23] Одно плохо — мама стала одержима едой. Я мог позвонить ей и сказать:
— Мам, мне плохо — меня уволили с работы, от меня ушла девушка, и меня только что переехал грузовик.
И после минуты-другой сочувствия слышал:
— Я рассказывала тебе о крем-брюле, которое приготовила вчера вечером? Оно было чудесным. Я добавила немного лимона и… — И на прощание заставляла меня записать подробно, как приготовить идеальный заварной крем.
У мамы невозмутимый характер. Кажется, ее ничто особо не беспокоит, и, став с годами более уверенной в себе, она предпочитает смотреть на вещи трезво и без спешки. Хороший способ проиллюстрировать различие между родителями — описать их реакцию на мою первую нью-йоркскую квартиру.
Полагаю, каждый, кто когда-либо мечтал стать художником и ради этого переезжал в Нью-Йорк, однажды жил в квартире, похожей на мою. Хотя, если честно, подобное даже представить сложно. Я уверен: моя квартира была худшей из всех, что когда-либо строились в Нью-Йорке. Она находилась на Перри-стрит недалеко от Седьмой авеню, в центре Гринвич-Виллидж. Это был подвал. И я не имею в виду, что она располагалась на уровне подвала — она и являлась подвалом. В большей части помещения, которая считалась гостиной, вместо пола была обычная земля, ее можно было без труда расковырять и оказаться в метро. Когда я въехал, здесь не было ни кухни, ни ванной комнаты, ни даже душа. Так же как и дневного освещения. Два единственных окна выходили на улицу, но были заставлены огромными мусорными баками. Да и сама постройка оставляла желать лучшего. В дождливые вечера или сильные снегопады дождь и снег, как правило, проникали внутрь сквозь щели в стене. Трудно почувствовать себя дома, когда, вернувшись из бара в два часа ночи, забираешься в кровать и обнаруживаешь, что простыни насквозь промокли из-за просочившегося в квартиру снега.
Но чтобы защитить свою квартиру, замечу, что в ней имелся великолепно расписанный потолок, кирпичная стена и замечательный деревянный пол (там, где он был). Кроме того, она находилась в центре Гринвич-Виллиджа и обходилась всего в 105 долларов в месяц. Впрочем, даже я понимал, эта не та квартира, в которой родители были бы рады увидеть своего ребенка.
Я пытался подготовить их к тому, что они увидят, приехав в Нью-Йорк. Позже я узнал, что за неделю до поездки мама едва не свела с ума отца, повторяя ему:
— Запомни, когда ты увидишь квартиру Пита, не важно, что ты о ней подумаешь, но скажешь, будто она тебе нравится.
По словам отца, минуты не проходило, чтобы она не приставала к нему с лекцией, насколько для меня важна их поддержка моего образа жизни и вкуса. В конце концов отец пообещал: он будет вести себя как пай-мальчик и скажет мне, что одобряет жилье.
Когда же пришла пора увидеть все своими глазами, мама всю дорогу, пока они ехали в такси, твердила отцу:
— Скажешь, что она великолепна… Она тебе нравится… Попытайся вспомнить, как это было, когда ты был молодым…
Она так долго накручивала себя, что, когда я наконец услышал стук и открыл дверь, мама прямо с порога заявила, не давая мне вымолвить хоть слово:
— О Боже! Она восхитительна! Идеальна! Разве она не совершенство? Какая замечательная квартира!..
У меня хватило самообладания произнести:
— Мама, разве ты не хочешь сначала войти и посмотреть, прежде чем решишь, что она тебе нравится?
Смутившись, она переступила порог. Следом вошел отец. С изумлением оглядевшись вокруг, он плюнул на данное матери обещание и воскликнул:
— Господи! Что за паршивая дыра!
Лучшее определение моих родителей — и различия между ними — я услышал от их друга, режиссера Билла Перски, который, произнося тост на одном из юбилейных приемов, сказал, что этот брак похож на то, как если бы Адольф Гитлер женился на Джули Эндрюс.
Адольф, Джули… познакомьтесь с Нортоном.
Я направлялся на ужин, довольный Нортон сидел в своей сумке у меня на плече. Я помнил, что отец запретил приносить его, но был уверен, что это несерьезно.
Мама увидела кота и принялась суетливо опекать его. Небольшая любительница кошек, она смогла оценить два его очевидных достоинства: красоту и добрый нрав. Не умея обращаться с кошками, она осторожно погладила его. И сразу расслабилась, когда Нортон потерся носом о ее руку. В это время с верхнего этажа прогремело:
— Этот кот с тобой?
Я ответил, что да, он со мной, и отец крикнул:
— Тогда сделай так, чтобы он не попался мне на глаза, когда я спущусь вниз!
После небольшого замешательства и жаркого спора мы все-таки договорились. Поскольку не в моих силах сделать так, чтобы Нортон ни разу не попался отцу на глаза, я хотя бы попытаюсь держать кота подальше от него. Сначала я попробовал объяснить отцу, что котик особенный, но, похоже, он был первым человеком, который сумел устоять перед очарованием Нортона.
Кот смотрел на отца своим самым умильным взглядом. Он перекатывался на спину и, задрав лапы в воздух, приглашал почесать ему животик. Хотел прильнуть к нему или потереться о его ноги. Напрасно. Отец был неприступен. Он действительно не любил котов, а Нортон был котом. И не было ни единого шанса, что эти отношения станут чем-то большим, чем ненадежное перемирие между человеком и животным.
Я постарался справиться с охватившим меня разочарованием. Жалел, что отец так и не позволил себе открыться той радости, которую принесло мне общество Нортона. Очевидно, это было выше его сил.
После ужина я вернулся с Нортоном в отель, удостоверившись, что тот понимает — он не виноват, что отец не смог оценить его по достоинству. Следующие несколько дней я колесил по Лос-Анджелесу, встречаясь с агентами, писателями, людьми с телевидения и представителями киноиндустрии. Они называли меня «малыш», говорили, что любят как родного, и намекали, что я «поймал удачу». К счастью, мне удалось избежать головокружения благодаря одному агенту, который объяснил, что «поймать удачу легко. Сложнее удержать ее в руках».
Нортон ездил со мной, а иногда предпочитал остаться в отеле. В машине он нашел для себя новое развлечение, которое испробовал еще во время поездки из Сан-Диего, — пока я вел автомобиль, он взбирался ко мне на плечо и высовывал голову в открытое окно. Я уже перестал бояться, что он может выпрыгнуть. Это не в характере Нортона. И даже в Лос-Анджелесе, где люди, кажется, привыкли ко всякому, я перехватил несколько удивленных взглядов, пока мы разъезжали по городу.
В общем, я пришел к выводу, что в перевозке кота с одного побережья на другое нет ничего сложного и станет проще, когда мы оба наберемся опыта. Но стоило мне решить, что для этого нет особых препятствий, как сразу уткнулся в одно из них.
Мне позвонили из офиса. Мы занимались подготовкой к публикации автобиографии одной знаменитости. Как часто бывает в подобных случаях, этот человек на самом деле не писал книги; он просто рассказал о своей жизни на диктофон, а также автору, который должен был превратить его откровения в книгу, и чтобы при этом создалось впечатление, будто ее написала сама знаменитость. Распространенная практика, поскольку большинство известных людей, актеров или спортсменов, испытывают серьезные трудности в написании чего угодно, кроме слов «я», «мне», «мое» и «еще». Я считал, что именно с данной книгой у нас все в полном порядке. Писатель-невидимка проделал великолепную работу, книга была увлекательной и написана вовремя — этой счастливой звезде удалось удержать удачу за хвост. Но, как часто случается, он испугался. Прочитав свою книгу перед тем, как запускать ее в печать, он решил, что не следовало рассказывать о многом публично, хотя ранее уверял, будто обожает книгу, на обложке которой будет стоять его имя. И нам придется многое вырезать, переписать и изменить — иначе он не позволит нам опубликовать ее. А если мы все-таки попытаемся это сделать, он не станет участвовать в ее рекламе, что практически сведет к нулю какие-либо шансы на продажу книги.
Этот очаровательный человек жил в Санта-Барбаре, в паре часов езды от Лос-Анджелеса. А поскольку я находился ближе всех, то решили, что мне следует немедленно сесть в машину, отправиться на побережье и заняться делом. У меня имелось целых пять дней, чтобы полностью переписать книгу и не нарушить установленные сроки публикации.
Никаких проблем.
За исключением одной.
Поскольку наша знаменитость уже была на грани истерики, а я собирался остановиться у него дома — парень был пьян, и мне придется проводить рядом с ним двадцать четыре часа в сутки, или мы никогда не закончим, — то просто не знал, как мне, черт побери, поступить с Нортоном. Мой автор был настолько неуравновешенным, что вполне мог сослаться на якобы имеющуюся у него аллергию на кошек и выставить меня из дома, уничтожив шанс на успешное исполнение моей миссии.
