– Что-то я не пойму, ты вообще, откуда здесь взялся?- партийный босс направился к нему, но, не доходя метра четыре, остановился.
– Известно откуда. Оттуда же, откуда и вы все. Мать родила,- спокойно сказал Саня.
– Смотри, какой малец. Палец в рот не клади,- подходя, промолвил мужчина в меховой безрукавке, более других одетый по лесному.- Отдыхайте, товарищи,- обратился он к присутствовавшим,- я всё улажу. – И, обернувшись к Сашке, предложил:- Давай отойдём?
Они отошли к руслу реки. Там, присев на корточки, мужик спросил:
– Что, в чужой огород влезли?
– Безусловно,- прищурившись, ответил Сашка.
– Какова плата?
– Налог немалый.
– Может, скинешь чуток. Люди большие, сам видишь, начальство. Да ещё гости из столицы.
– Мне разницы нет, кто. Плата всем одна, кто б ты ни был, хоть сам Господь.
– Ясно,- мужик достал из заднего кармана бумажник,- тогда исчисляй.
– Десятка – ствол. Дичь по тарифу. Но без утайки. Рядом буду, проверю. Штраф за отсутствие разрешения – пятьдесят с человека. За каждые сутки присутствия по пять с брата. Рубка – пятнадцать с макушки. Костёр – двадцать пять. Гильзы, бутылки, банки, бумагу – в отрытую яму. Кострище залить. Всё.
– Сохатый полтораста?- доставая деньги, осведомился мужик.
– Да,- Сашка тоже присел,- медведь двести.
– Ягоды, грибы?
– Это занесено в сумму суточного присутствия,- пояснил Саня.
– Держи,- мужик протянул отсчитанные деньги,- тысяча сто девяносто.
Сашка взял деньги, пересчитал, сунул в наружный карман рубахи и, вставая, сказал:
– Желательно без поджогов и покойников.
– Кому ж в гроб-то охота,- мужик улыбнулся.
– Водка счёта не знает.
– Это верно. Учтём.
– Тогда бывайте.
– Перекуси? Чайку попей. Сейчас поспеет,- предложил мужик,- гость – он всегда гость.
– Спасибо, не откажусь,- согласно кивнул Сашка.
Они вместе подошли к застолью. Там вовсю обсуждалось Сашкино неожиданное появление. Мужик представил его.
– Знакомьтесь. Хозяин здешних мест.
– Я, Владислав Егорович, вообще ничего понять не могу. Объясните,- секретарь нервно отставил стакан с водкой.
– Андрей Сергеевич, тут всё просто. Вы человек в наших краях новый, к тому же не местный. Есть у нас особенность своя. Я прокурором здесь без малого пятнадцать лет тружусь, немного сжился с населением. Притёрся. Стал бы ерепениться – давно бы перевели куда подалее. Вам тоже придётся в этом свою ступеньку занять. Закон страны имеет действие в посёлке, ну ещё на прииске, правда, частично. За их пределами закон другой. И, поверьте мне, более суровый и жёсткий, но в то же время справедливый, таежный.
– В нашей стране, Владислав Егорыч, закон для всех один. Мне неясно, как вы, прокурор района, можете говорить мне об обратном,- удивлённо сказал секретарь.
– Хотите, стало быть, откровенно?- прокурор присел.
– Да. Желательно. Без вызова, так сказать, в парткомитет,- при этих словах все вдруг смолкли.
Прокурор взял тряпку, пошёл, снял с костра кипящий чайник, вернулся.
– Возьми кружку,- обращаясь к Сашке, сказал он,- заварка в пачке. Сахар в коробке. Ешь, не стесняйся,- и, повернувшись к начальнику "Союзохоты", спросил:- Степаныч, какой у тебя плановый принос?
– Без малого пять миллионов,- ответил тот.
– А сколько без ущерба природе мог бы давать?
– Грубо считать, до ста.
– Значит, в двадцать раз,- констатировал прокурор.
– Тут как посмотреть. Ты, Егорович, меня в эти дела не мешай. Не надо,- и отвернулся, давая понять, что из разговора выходит.
– Так вот, Андрей Сергеевич. Вы говорите – закон. Да есть у страны и народа закон. Кто писал – неведомо. Здесь свой, неписаный. Но чётко исполняемый, не в пример основному. Вот Степановичу можно сто миллионов вроде, а он в двадцать раз меньше даёт. И никто больше не даст на его месте. Снимай его, увольняй, делать больше ни он, ни тот, кто на его место придёт, не сможет. Лимит. Из Москвы указ спустят, больше, мол, надо – срать он хотел. Извините за грубое слово.
– Почему?- секретарь весь покраснел.
– По закону мы с вами должны предстать перед судом. Имеем незарегистрированное оружие. Раз. Использовали вертолёт в личных корыстных целях. Два. У нас нет лицензии на отстрел. Три. И всё это влечёт за собой ответственность сразу по девяти статьям уголовного кодекса. Я спрашиваю у вас: мы будем судимы? И отвечаю: нет. Это и есть наш советский закон.
– Ну, ты хватил,- секретарь засмеялся. Его поддержал кое-кто из присутствовавших.
– Да нет. Вы, значит, считаете, что нам можно? Закон над нами не властен? Ибо мы и есть власть. Других можно судить, а на нас это не распространяется?
– Ладно. Я понял, куда вы клоните,- секретарь поднял стакан и выпил. – Ну, это ясно. Но этот, взявшийся ниоткуда, до ближайшего посёлка триста километров, да ещё с оружием, причём?
– Да нет. Называть его можно как угодно. Но он не пацан. Он мужик. Строго соблюдающий закон. Не наш, сраный, который мы сами топчем, пытаясь заставить выполнять других, а таежный закон. Вот этот закон, в отличие от нашего, не только исполняется, жаль, что негласно, но и не делает разницы ни для кого. Будь ты кем угодно, а нарушил – плати. И мужичок сей не кто иной, как стражник. По крайней мере, в данном регионе. Мы нарушили, он пришёл и сказал, что надо уплатить. И я уплатил. Тех, кто нарушает, наказывают. Тех, кто, нарушив, не платит что ждёт?- прокурор обратился к Сашке.
– Кожаная удавка, крепкий сук,- хлебая горячий чай вприкуску с сахаром, ответил Сашка.
– Что может сделать пацан с допотопным винчестером против дюжины мужиков?- выразил сомнение секретарь.
– Зря вы так,- прокурор встал.- Коля, вон там, метрах в ста, пень. Сходи, поставь спичечный коробок. Нет. Положи,- и, глянув на Сашку, спросил:- Или поставить?
– Пусть лежит,- пожимая плечами, сказал Сашка, давая понять, что ему всё равно.
– Он – винтик,- продолжил прокурор,- но железный. Его трогать – себе дороже. Его защищает закон. Жёстко. Он, исполняя и следя за соблюдением, имеет право убить. Но в случае крайнем. И, поверьте мне, что накладок не будет. Положил?- обернулся он к подошедшему Николаю.
– Ага. Только не видно. Сливается.
– Кому надо – увидит. Есть желающие состязаться?- прокурор осмотрел присутствующих.
– А какие условия?- встрепенулся один мужик.
– Каждый выстрел по сто. Банк – попавшему,- прожевав, назвал Сашка условия состязания.
– А если двое или трое попадут?- не унимался мужик.
– Оставшиеся повторяют до попадания,- добавил прокурор.
– Деньги вносить до выстрела. Кредитов не предлагать,- выставил условия мужик, съязвивший при Сашкином появлении.
Наступила суета. Все заходили туда-сюда. Выбирали место, откуда стрелять, осматривали оружие. Решили бить с бугорка у ручья. Желающих было семеро, Сашка – восьмой. Все скинулись по сотне в котелок. Сашка вытащил из-за пазухи плоскую коробочку из-под индийского чая, извлёк оттуда платочек и, развернув, вынул два листа по пятьдесят рублей и положил в общую кассу.
– А он ещё и с деньгами,- усатый мужик протирал очки,- однако.
– Слепой, слепой, а деньги видит,- подколол его кто-то.
Из семерых только двое попали в пень. Остальные засадили в молоко. Все уставились на Сашку, его выстрел был последним. Он вышел к черте. Снял с плеча свой винчестер, на котором отсутствовало прицельное устройство и мушка, легко вскинув, выстрелил, совсем не целясь. После этого подошёл к котелку и забрал деньги. Попадание было явным. Коробок слетел с пенька, разметав спички. Также аккуратно Сашка сложил выигранные деньги, завернул их в платочек и, уместив в коробочку, спрятал её за пазухой.
– Как такого обидеть?- произнёс прокурор обращаясь ко всем.
– И всё-таки есть вопросы,- секретарь внимательно смотрел на Сашку.
– Ему не задавайте,- предупредил прокурор.- Он вам не ответит. Ему язык распускать не положено. Табу.
– Хорошо. Тогда к вам,- согласился секретарь.- Кто стоит за всем этим? И второй. Кто на этом обогащается? То, что имеет этот, как вы его назвали "стражник", явно.
– За всем этим общество. Конкретных имён назвать не могу. Не знаю. Знаю, что все живут этим негласным законом. Но никто не обогащается. Вырученные средства просто перераспределяются согласно потребности. Часть идёт старикам-пенсионерам, одиноким. Что-то вроде общественного фонда. Часть – на детей, в многодетные семьи. Но собранная плата не оседает ни в чьём личном кармане. А он тоже имеет свой заработок, скорее всего в виде процентов от сбора. Даром работать, кто будет?
– Вот вы говорите о детях. Да он сам ещё ребёнок,- секретарь опять пристально вгляделся в Сашку,- ему не более двенадцати-тринадцати лет.
– С виду, да. Но раз он тут руководит, значит, ему вручены такие полномочия, а возраст не в счёт. Коль уж он в тайге сам, один, стало быть, ему общество доверило, и он не пропадёт. Так сказать, обучен.
– Отец и мать-то у него есть?- спросил секретарь.
