Бармен был дружелюбен. Я заказал пива с орешками и еще раз просмотрел записи, которые принес с собой.
На фото с выпускного вечера я насчитал шестьдесят три парня — таким образом, численное превосходство над девушками составляло всего два человека, что опровергало дискриминационную поправку Рози. Среди них были и явно неевропейские лица, хотя и не так много, как я думал. Дело было тридцать лет назад, наплыв китайских студентов еще не начался. И все-таки кандидатов оказалось немало. Хотя образцы их ДНК вполне можно было собрать, например, на встрече бывших выпускников.
Я уже догадался, что «Маркиз Куинсберри» — гей-бар. В свой первый визит я этого как-то не заметил, поскольку был сосредоточен на поисках Рози и проекте «Отец», но на этот раз я не упустил возможности приглядеться к здешней публике. Мне почему-то вспомнился шахматный клуб, куда я ходил еще в школе, — классический пример сообщества по интересу. Пожалуй, это — единственный клуб в моей жизни, если не считать университетского клуба, который мы рассматривали скорее как столовую.
У меня не было друзей-геев. И вовсе не из-за каких-либо предрассудков, а из-за моей необщительности. А что, если Рози тоже придерживается нетрадиционной ориентации? В конце концов, она работала в гей-баре, хотя сюда ходят только мужчины. Я задал вопрос бармену.
— Удачи вам с ней, — сказал он и рассмеялся. Не похоже на ответ. Но бармен уже отвлекся на другого посетителя.
На следующий день я едва покончил с ланчем в университетском клубе, как туда вошел Джин в сопровождении женщины. Я узнал ее. Фабьена — Ученая Дама, Лишенная Секса, с холостяцкой вечеринки. Кажется, она решила свою проблему. Мы столкнулись в дверях, когда я выходил.
Джин подмигнул мне и сказал:
— Дон, это Фабьена. Она приехала из Бельгии, и мы собираемся обсудить возможные варианты сотрудничества.
Он снова подмигнул и быстро прошел мимо.
Бельгия. А я-то думал, Фабьена — француженка. То, что она бельгийка, все объясняло. Француженка у Джина уже была.
Я коротал время в ожидании у бара «Маркиз Куинсберри». Ровно в двадцать один час появилась Рози.
— Дон? Что-то случилось?
— У меня есть информация.
— Давай, только быстро.
— Быстро не получится, очень много деталей.
— Дон, тут незадача: в бар начальство подъехало. У меня будут неприятности, если я задержусь. А терять работу мне нельзя.
— Во сколько ты заканчиваешь?
— В три утра.
С ума сойти! И что за работа у завсегдатаев этого заведения? Может, все они тоже работают в барах, которые открываются в девять вечера, и имеют по четыре выходных в неделю? Да это прямо-таки невидимая ночная субкультура! Я совершил над собой нечеловеческое усилие и принял сопоставимое по масштабу решение:
— Тогда я тебя встречу.
Я поехал домой и сразу лег спать, поставив будильник на два тридцать. Кроме того, чтобы наверстать недосып, я отменил утреннюю пробежку с Джином. Схожая судьба постигла и тренировку по карате.
В два часа пятьдесят минут я снова колесил по пригороду. Не могу сказать, что это был неприятный опыт. Напротив, я даже увидел для себя преимущества работы по ночам. Пустые лаборатории. Ноль студентов вокруг. Высокая скорость Интернета. Никакого декана, наконец. Если бы я был занят исключительно исследованиями, без преподавания, то ночная смена меня вполне устроила бы. Возможно, я смог бы даже преподавать в университете, расположенном в другом часовом поясе, — по скайпу, например.
Ровно в три часа я был у бара. Дверь была заперта, на ней — табличка «Закрыто». Я громко постучал. Рози подошла к двери.
— Я с ног валюсь, — сказала она. Ничего удивительного. — Заходи. Я почти закончила.
Видимо, бар закрывался в два тридцать, но Рози задерживалась, чтобы убрать.
— Хочешь пива? — спросила она.
Пива. В три часа ночи. Кошмар.
— Да, спасибо.
Я сел за стойку бара и стал смотреть, как она убирается. В голове почему-то всплыл вопрос, который я задавал накануне вечером, сидя на том же самом месте:
— Ты тоже из ЛГБТ?
— Ты пришел, чтобы спросить меня об этом?
— Нет, вопрос не связан с главной целью моего визита.
— Приятно услышать — в три часа утра, в баре, от незнакомого мужчины.
— Разве я незнакомый?
— Немножко, — рассмеялась она, видимо обыгрывая двусмысленность слова «незнакомый».[19] Ответа на вопрос о гомосексуализме я так и не получил.
Рози открыла еще одну бутылку пива, для себя. Я достал свою папку и выложил на стойку фотографию с выпускного вечера:
— На этом мероприятии забеременела твоя мать?
— Черт. Откуда у тебя это?
Я рассказал о своих поисках и познакомил ее с таблицей, которую успел составить:
— Здесь перечислены все имена. Шестьдесят три мужчины, девятнадцать из них определенно не европеоиды — что подтверждается визуальной оценкой и характером имен. И еще троих мы уже исключили.
— Кончай прикалываться. Не будем же мы проверять… тридцать одного человека?
— Сорок одного.
— Да по фигу. Мне не с чем подойти ни к одному из них. Повода нет.
Я рассказал ей о намечающейся встрече выпускников.
— Одна маленькая проблема, — заметила Рози. — Мы не приглашены.
— Совершенно верно, — согласился я. — Проблема маленькая. И она уже решена. Там будет алкоголь.
— И что с того?
Я кивнул на коллекцию бутылок в баре:
— Твои навыки будут весьма кстати.
— Шутишь.
— Сможешь добиться места на обслуживании этого мероприятия?
— Так, кончай гнать. Это бред полнейший. Ты полагаешь, что мы придем на вечеринку и начнем снимать пробы со стаканов? Ну ты и…
— Не мы. А ты. У меня нет соответствующих навыков. В остальном же ты права.
— Всё, проехали.
— А я думал, ты хочешь узнать, кто твой отец.
— Я уже говорила, — сказала Рози. — Да, хочу. Но не до такой же степени.
Через два дня Рози явилась ко мне домой. Было двадцать часов сорок семь минут, и я занимался уборкой в ванной — поскольку Эва, венгерка в мини-юбке, отменила свой визит из-за болезни. Я нажал кнопку домофона и впустил Рози в подъезд. Домашние шорты, хирургические бахилы и перчатки, но без рубашки — определенно я был не вполне при параде.
— Вау. — Рози изумленно уставилась на меня. — Это что, от восточных единоборств накачалось?
Похоже, ее впечатлили мои грудные мышцы. И тут вдруг она запрыгала как ребенок:
— Вечеринка у нас в кармане! Я нашла агентство и предложила им смешные расценки, они радостно ухватились и попросили никому не говорить. Когда все закончится, я сдам их профсоюзам.
— Кажется, ты не хотела участвовать в этом.
— Я передумала. — Она протянула мне книгу в заляпанном твердом переплете. — Учи наизусть. А мне пора на работу.
С этими словами Рози развернулась и ушла.
На обложке книги я прочитал: «Спутник бармена. Все о том, как смешивать и подавать напитки». Судя по всему, мне предстояло освоить азы новой профессии. Несколько рецептов я заучил еще в процессе уборки ванной. Готовясь ко сну, я пропустил тренировку по айкидо — и все ради новых знаний. На очередном рецепте до меня вдруг дошло, что все это реально смахивает на бред. В моей жизни снова поселился хаос, и я знал только одно противоядие. Я позвонил Клодии.
Она смогла встретиться со мной на следующий день. Поскольку официально я не числюсь среди ее клиентов, нам пришлось беседовать в кафе, а не в кабинете Клодии. И после этого меня обвиняют в педантизме и отсутствии гибкости!
Я обрисовал ей положение дел, опустив проект «Отец». Мне не хотелось признаваться в пиратском сборе образцов ДНК, который Клодия наверняка сочла бы неэтичным. Вместо этого я придумал, будто у нас с Рози общий интерес к кинематографу.
— Ты говорил о ней с Джином? — спросила Клодия.
Я сказал, что Джин представил Рози как кандидатку по проекту «Жена», и все, что он мог посоветовать, — это переспать с ней. Я объяснил, что Рози совершенно не годится на роль партнерши, но, вероятно, она думает, что интересует меня в таком качестве. Быть может, она решила, что наш общий интерес (к кино) — повод для серьезных отношений. Я же, как последний болван, задал ей вопрос о сексуальной ориентации, чем наверняка укрепил ее в этой мысли.
Между тем Рози ни разу не упоминала о проекте «Жена». Инцидент с Пиджаком очень ловко увел нас в сторону от главной темы, а потом события и вовсе стали развиваться по незапланированному сценарию. Рано или поздно я должен был сообщить Рози о том, что она выбыла из конкурса после первого же свидания, — но очень не хотел причинить ей душевную травму.
— Так вот что тебя беспокоит, — сказала Клодия. — Ты боишься обидеть ее.
— Совершенно верно.
— Так это же замечательно, Дон.
