— В шкафчике была новая. Эту все равно пора было заменить.
Кража, конечно, шокировала — но зато мы имели вполне пригодный образец ДНК. Находчивость Рози достойна восхищения. И если Натали не меняла зубную щетку регулярно, то Рози определенно оказала ей услугу.
Рози не хотела тотчас приступать к анализу волос или щетки. У нее была идея получить ДНК у последнего кандидата, а потом протестировать оба образца вместе. Мне это показалось нелогичным: если образец Натали подтвердит отцовство, зачем собирать другие? Однако похоже, что последовательное решение задач с целью минимизации их стоимости и риска — концепция, чуждая Рози.
Неудача с доступом к ребенку заставила нас с особой тщательностью проработать тактику подхода к доктору Питеру Энтикотту.
— Скажу ему, что собираюсь изучать медицину, — решила Рози. Доктор Энтикотт преподавал на медицинском факультете Университета Дикина.
Рози собиралась пригласить его на кофе. Это позволило бы повторить процедуру с чашкой, хотя на текущий момент вероятность провала составляла сто процентов. Я подумал, что вряд ли барменша сможет убедить профессора в своих способностях к медицине. Рози, кажется, оскорбилась: она сказала, что в любом случае это не имеет значения и главное для нас — выманить его на встречу.
Но тут возникала другая проблема — как представить меня, поскольку Рози сомневалась в том, что справится в одиночку.
— Будете моим бойфрендом, — сказала она. — Типа вы собираетесь финансировать мою учебу, поэтому пришли не просто так, а как акционер.
Она строго посмотрела на меня:
— Только не переигрывайте.
В среду днем — Джин подменил меня на лекции в качестве компенсации за синдром Аспергера — мы отправились на чудо-машине Фила в Университет Дикина. Прежде мне не раз доводилось бывать здесь — и приглашенным лектором, и на совместных исследованиях. Я даже знаком с некоторыми преподавателями медицинского факультета, хотя Питера Энтикотта среди известных мне коллег нет.
Мы встретились с ним в летнем кафе, оккупированном студентами-медиками, вернувшимися с каникул. Рози меня поразила! Она очень толково говорила о медицине и даже о психиатрии — в которой, по ее словам, хотела бы специализироваться. Она заявила, что имеет диплом по бихевиоризму[16] и подумывает о написании диссертации.
Питера, казалось, больше занимало внешнее сходство между Рози и ее матерью — что не имело никакого отношения к цели нашей встречи. Три раза он перебивал Рози, чтобы напомнить ей о том, как она похожа на мать. Это навело меня на мысль о существовании некой особой связи между ними, что могло быть косвенным подтверждением отцовства. Как и в гостях у Имонна Хьюза, я присматривался к потенциальному отцу и дочери, но ничего общего не находил.
— Все отлично, Рози, — сказал Питер. — Правда, я не имею никакого отношения к поступлению в магистратуру, по крайней мере официально.
Явный намек на возможность неофициальной поддержки, вразрез с этикой. Семейственность? С намеком на то, что Питер — отец Рози?
— Твои академические успехи блестящие, но тебе придется сдать GAMSAT.[17] — Доктор Энтикотт повернулся ко мне. — Стандартный тест при поступлении на медицинский факультет.
— Сдала в прошлом году, — сказала Рози. — Семьдесят четыре балла.
— Ого. С такими баллами ты можешь поступить и в Гарвард. — Питер был впечатлен. — Но мы здесь учитываем и другие факторы. Так что если решишь подать заявку, обязательно дай мне знать.
Будем надеяться, что он не ходит в бар «Маркиз Куинсберри».
Официант принес счет. Как только он протянул руку, чтобы забрать чашку Питера, я машинально накрыл ее ладонью. Официант недружелюбно покосился на меня и резко выхватил чашку. Я проследил за ним взглядом и увидел, как он поставил чашку в тележку с грязной посудой.
— Мне пора, — сказал Питер, заглянув в мобильник. — Но теперь, когда мы встретились, больше не пропадай из виду.
Когда Питер ушел, я снова уставился на официанта, который маячил возле тележки.
— Вам надо отвлечь его, — сказал я.
— А вы просто подойдите и возьмите чашку, — посоветовала Рози.
Я направился к тележке. Официант наблюдал за мной, но, как только я подошел к грязной посуде, резко повернул голову в сторону Рози и быстрым шагом направился к нашему столику. Я улучил момент и схватил чашку.
Мы встретились на парковке неподалеку от кафе. По дороге к машине я успел осознать, что обстоятельства вынудили меня совершить кражу. Что теперь делать — прислать в кафе чек? И сколько может стоить эта чашка? Конечно, посуда пропадает, но наверняка это случается не каждый день. Если бы все воровали чашки, то кафе, вероятно, давно бы разорилось.
— Вы принесли чашку?
Я протянул ей свой трофей.
— Это та самая? — спросила она.
В невербальной коммуникации я не силен. Но, полагаю, мне удалось объяснить жестами, что, может, я и мелкий воришка, однако уж в отсутствии наблюдательности меня никак нельзя упрекнуть.
— Вы заплатили по счету? — спросил я.
— Ну, вот этим я его и отвлекла.
— Заплатив по счету?
— Нет, там надо платить у стойки. Я просто взяла и смылась.
— Нам надо вернуться.
— А на фига? — спросила Рози. И резко тронула с места.
Неужели все это происходит со мной?
Мы ехали в университетскую лабораторию. Проект «Отец» близился к финишу. Было тепло, хотя на горизонте сгущались тучи, и Рози подняла крышу. Мне не давала покоя кража.
— Дон, еще страдаете из-за счета? — прокричала Рози сквозь шум ветра. — Чудной вы все-таки. Мы воруем ДНК, а вас какая-то чашка заботит.
— Брать пробы ДНК не противозаконно, — прокричал я в ответ. Это было правдой, хотя в Великобритании мы нарушили бы закон «О тканях человека» 2004 года. — Мы должны вернуться.
— Нерациональная трата времени, — произнесла Рози странным голосом, когда мы остановились на светофоре; это дало нам возможность пообщаться нормально.
Рози рассмеялась, и до меня дошло, что она снова передразнивает меня. Она была права, но здесь — вопрос морали, а я в таких делах чрезвычайно щепетилен.
— Расслабьтесь, — сказала она. — Смотрите, какой чудесный день. Сейчас мы выясним, кто мой отец, и я отправлю в кафе чек на сумму счета. Обещаю. — Она посмотрела на меня. — Вы вообще можете расслабиться? А просто веселиться?
Этот вопрос был слишком сложным, чтобы вот так сразу ответить на него. К тому же поиски веселья не обязательно приводят к общему удовлетворению. Результаты исследований постоянно это подтверждают.
— Вы пропустили поворот, — заметил я.
— Совершенно верно, — знакомым тоном произнесла она. — Мы едем на пляж.
Мои возражения ее ничуть не смутили.
— Ничего не слышу, ничего не слышу, — смеялась Рози.
После чего врубила музыку — и не что-нибудь, а оглушительный рок. Теперь она действительно не могла меня слышать. Да это настоящее похищение! Мы ехали еще девяносто четыре минуты. Я не видел спидометра, но у меня было стойкое ощущение, что мы постоянно нарушали скоростной режим.
Какофония звуков, свист ветра, страх. Что-то подобное я испытываю при посещении дантиста.
Наконец мы остановились на автостоянке у пляжа. В будний день она пустовала.
— Улыбнитесь. — Рози повернулась ко мне. — Сейчас мы прогуляемся по берегу, затем поедем в лабораторию, а потом я отвезу вас домой. И вы больше никогда меня не увидите.
— А прямо сейчас нельзя домой? — произнес я, словно капризный ребенок. Осознав это, напомнил себе о том, что я все-таки взрослый мужчина — на десять лет старше и куда более опытный, чем вот эта женщина. Должно быть, в ее действиях есть какая-то цель. Я поинтересовался, в чем она заключается.
— Мне предстоит узнать, кто мой отец, — ответила Рози. — Хочу проветрить мозги перед таким важным событием. Мы можем прогуляться полчаса, а вы притворитесь обычным человеком и всего лишь выслушаете меня.
Я не был уверен в том, что справлюсь с ролью обычного человека, но на пешую прогулку согласился. Очевидно, что Рози переполняют эмоции, и я уважал ее попытку справиться с ними. Вышло, однако, так, что она по большей части молчала, и прогулка получилась довольно приятной — практически такой, как если бы я шел один.
Когда мы возвращались к машине, Рози спросила:
— Какую музыку вы на самом деле любите?
— Почему вы спрашиваете?
— Вам ведь не понравилось то, что мы слушали по дороге сюда?
— Совершенно верно.
— Что ж, на обратном пути выбор за вами. Только, боюсь, у меня нет Баха.
— Признаюсь, я вообще не слушаю музыку. Бах для меня стал экспериментом, и то неудачным.
— Нельзя прожить жизнь без музыки.
— Да нет, просто я не обращаю на нее внимания. Я предпочитаю слушать информацию.