– Прощай, Женечка. Счастья тебе в личной жизни...
И Анна вышла, сдерживаясь, и заплакала только в подъезде.
7
Анна заплакала только в подъезде.
К машине Нестерова она вышла уже без слез. Молча.
Нестеров попросил разрешения заехать за своими вещами. Заехал, принес, уложил, поехали опять, Анна всё молчала.
И только за городом Нестеров решился нарушить молчание.
– Не расстраивайтесь, – сказал он. – Может, еще не все так страшно.
– Вы ее видели? Она заходила, когда вы у дома стояли.
– Мало ли кто заходил... Вы убедились, что я не виноват?
– А какая разница? Обидно. Столько лет вместе...
И тут вдруг Анна резко повернулась к Нестерову.
– Вот что. Давайте назад!
– Зачем?
– Пусть вы на него не действовали, он сам. Но теперь-то можете подействовать?
Нестеров огорчился:
– Анна, вы меня путаете с теми тетками, которые дают объявления в газетах. Сниму венец безбрачия, верну мужа и прочая ерунда. На самом деле – стопроцентное шарлатанство.
– Вы же обещали помочь!
– И помогу. Но как психолог, а не как колдун и маг. Вы его должны вернуть себе, а не я и не кто-то другой, неужели не понимаете?
– Понимаю, – поникла Анна. – Что надо делать?
– Сначала разберем ситуацию. Он оправдывался?
– Само собой! Сказал, что она не к нему приходила. Ага, охотно верю!
– Отлично!
– Вы чего? Что отличного-то?
– Если бы он не оправдывался, это значит – всё, решил от вас уйти. А раз оправдывается, значит, дорожит вами.
– Думаете?
– Уверен. Но вы ошибку сделали, Анна Антоновна.
– Это какую? – насторожилась Анна.
– Ну, представьте. Предположим, у него всё-таки... как бы сказать... увлечение. Обычно это дело легкое, веселое. Можно сказать, такой небольшой праздник. А вы явились как на полевой стан. Одеты, извините, простовато. Даже красочки на лицо пожалели. Ботики эти ваши резиновые... То есть та женщина для него – воскресенье, а вы как бы понедельник, день будний и тяжелый.
– Я ему жена, а не день Восьмое марта! – оскорбилась Анна. – И он обязан иметь совесть!
Нестеров покачал головой и вкратце изложил основы человеческой морали:
– Увы, Анна Антоновна, никто не обязан иметь совесть! А праздника каждому хочется. Вот и явились бы к нему как праздник. Чтобы он сравнил и сказал: какой же я дурак! Чтобы не захотел вас отпускать!
Анна надолго задумалась.
8
Анна надолго задумалась, а когда женщина долго думает, это может привести к последствиям либо очень хорошим, либо очень плохим и в любом случае неожиданным.
Она пошла к Наташе Кублаковой, которая считалась в Анисовке первой модницей, каждый месяц ездила делать прическу даже не в Полынск, а в Сарайск, и обходилась ей эта прическа, если не врут, чуть ли не в пятьсот рублей (почти двадцать долларов по курсу, уточнял Володька Стасов, который любил в последнее время казаться, как он сам выражался, продвинутым). Ну, пусть приврали, пусть не пятьсот, а четыреста и даже триста, всё равно сумасшедшие деньги. В том же Полынске стригут за пятьдесят мужчин и за сто женщин, пенсионеров же вообще за тридцатку. Да и то они скупятся, доверяют своим старухам чекрыжить свои седые космы, у кого остались. Ничуть не хуже получается, между прочим. Те же тридцать рублей – это три с половиной буханки хлеба или целая бутылка самогонки, имейте совесть!
Зато Наташа время от времени привозит из этой самой сарайской парикмахерской модные журналы – не новые, растрепавшиеся, но картинки все целы, всё можно разглядеть.
Наташа, достав кипу этих журналов, показала Сущевой:
– Вот – образцы.
Сущева полистала.
– Да... Образцы, вот именно. Я так никогда выглядеть не буду.
– И не надо. У каждого свой имидж.
– Это что? – испугалась Анна. – Если что-то неприличное, я не соглашусь!
– При чем тут неприличное? Имидж – это образ. Ну вот наша Нина. У нее образ называется – лирическая красавица. А мой образ – смелая девушка без комплексов.
– Надо же. Красиво звучит. А у меня какой образ?
– У вас? – Наташа осмотрела Анну и не могла не оценить, что та, несмотря на свои уже не тридцать лет, вполне еще свежа и стройна. А глаза при этом так и горят каким-то тайным пламенем, происхождения которого Наташа не знала, но не видеть не могла. – Я бы предложила: роковая женщина.
– Ты скажешь! Какая я роковая? И это что значит, кстати?
– Это значит: вы прошли, и все упали, а вам наплевать.
Анна нахмурилась:
– Ты, Наташ, не смейся, пожалуйста, а то ведь обижусь.
– А я и не смеюсь.
– Нет, про наплевать – это как раз обо мне, а вот чтобы все падали...
– Сделаем, если хотите! – предложила Наташа.
– Попробовать можно, конечно...
И они стали пробовать.
Заняло это несколько часов, зато Анна вышла из дома Кублаковых преображенной женщиной.
9
Анна вышла из дома Кублаковых преображенной женщиной: волосы обрамляют голову смелым, молодежно встрепанным контуром, легкая цветная юбка прильнула плотно к плавным бедрам, белые босоножки легко ступают по земле, короткая кофточка обтягивает аккуратную грудь и не скрывает талии, благо есть чего не скрывать.
Липкина, идя с сумкой от магазина, не узнала, но на всякий случай решила поздороваться:
– Здравствуйте...
Вгляделась.
– Нюрк, ты?
– Анна Антоновна Сущева собственной персоной! – представилась Анна.
– Ты чего с собой сделала?
– А что, плохо?
– Пузо-то наружи, между прочим, – указала Липкина.
– Не пузо, а живот, Мария Антоновна! – уточнила Анна.
И пошла искать Нестерова.
А Нестеров в этой время направлялся к берегу реки. Он увидел там Нину, лежащую с книгой. Подошел.
– Здравствуйте. Можно присесть?
– Места много, – улыбнулась Нина. То есть сначала она хотела встретить Нестерова прохладно, нейтрально. Но подумала, что это будет неестественно. Слишком радоваться – тоже странно. А вот улыбнуться можно. Просто так, без значения. Она и улыбнулась.
Нестеров сел на траву.
– Не скучно вам здесь?
– Нет. Я люблю одна быть, – сказала Нина и тут же поймала себя на том, что фраза прозвучала слишком уж выспренне. Но Нестеров, похоже, не заметил.
– Я тоже... Скажите, Нина... Кстати, как старший имею право предложить перейти на ты.
– Не проблема! – сказала Нина и тут же подумала, что прозвучало слишком уж легковесно, как-то даже приглашающе, как-то даже зазывно. Настроение у нее испортилось.
– Почему ты решила учиться на психолога? – спросил Нестеров.
На этот раз Нина держала себя в руках.
– Интересно разобраться в людях, – сказала она. – Вообще людьми интересуюсь.
Это прозвучало вполне естественно, настроение Нины тут же улучшилось. Она даже позволила себе тоже задать вопрос:
– А вы почему?
– Мы на ты.
– Хорошо. Так почему?
– У меня была другая причина. Хотел разобраться в себе.
Какая банальность, подумала Нина. Я бы со стыда сгорела, если бы сказала такую глупость. Но он вот не стыдится. Может, в этом есть высший ум: не стыдиться своей банальности и даже глупости?
– Получилось? – спросила она с ироничной улыбкой, тут же мысленно упрекнув себя за эту иронию, которая может выглядеть девчоночьей.
Нестеров, размышляя, ответил:
– Иногда кажется: еще больше запутался. Я слишком меняюсь в зависимости от того, с кем говорю, общаюсь, работаю. Это плохо. Проблема аутентичности.
– Заметно.
– Что заметно?
– Вы со мной тоже так говорите. – Нина увлеклась и перестала бояться, она чувствовала себя как на экзамене, но причем в такой момент, когда досконально знаешь вопрос и разбираешься в материале. – Вы говорите не как сам по себе, а как человек, который, по вашим представлениям, может мне понравиться. Взгляд у вас такой глубокий, голос печальный, всё правильно. Интересничаете вы очень, извините. Вам это не идет. Вы ведь и без того интересный человек, разве нет?
– Может быть...
Какая я дура, подумала Нина. Получилось, что я ему будто замечания делаю, ловлю его на промахах.
Какой я дурак, одновременно подумал Нестеров. Какая-то девчонка делает тебе замечания, ловит тебя на промахах. И ты терпишь? Да тебе любую уговорить на всё, что ты хочешь, – полчаса! Ну час. Ну день. Плюс ночь, естественно. Ты этого хочешь от этой девочки? Нет. А чего ты хочешь от этой девочки? Может, ты влюбился? Оно бы хорошо бы, конечно, но нет, вряд ли. Хотя...
Да. Такой уж народ мужики – мнительный.
10
Такой уж народ мужики – мнительный. Что случилось? Ничего особенного не случилось! Не пойман – не вор. Так уговаривал себя Евгений Сущев, отдыхая после рабочего дня. Одновременно он смотрел телевизор и пил пиво.
Раздался звонок, он вскочил, распахнул дверь, обрадовался, увидев Светлану. Но та радости не выразила. Перешагнула порог, а дальше не пошла. Спросила:
– Жена уехала?
– Давно. Ты куда пропала? На звонки не отвечаешь.
– Я по телефону не хочу, я хочу лично! – сказала Светлана, гордясь своей принципиальностью. – Мне просто интересно, ты хоть понимаешь, что меня опозорил?
