С каждой новой моделью Хуберт становился спокойнее, а его фотографии лучше. Но постепенно эти сеансы стали для него делом столь рутинным, что он попросту заскучал. Понял это незадолго до выставки, и пока все вокруг чествовали его работу, а сам он в интервью плел о ней всякую бессмыслицу, он уже твердо знал, что пора браться за новое. Галерист рассказал ему об американском художнике, который пятнадцать лет подряд писал одну и ту же женщину, свою соседку. Бессчетные ее портреты художник никому не показывал, даже его жена и муж модели ни о чем не догадывались. Хуберт раздобыл каталог того художника и решил тоже сконцентрироваться на одной модели. Когда Джиллиан явилась к нему в мастерскую, он счел, что модель найдена.
Отныне Хуберта не оставляла мысль о том, что он должен ее писать. Без всякого интереса заканчивал он последние свои работы в жанре ню, а сам только и думал, как отобразить на холсте то, что он увидел в лице Джиллиан. Она дала о себе знать лишь спустя две недели. На сердитый тон письма Хуберт и внимания не обратил, поскольку не сомневался, что она настроена столь же решительно, сколь и он сам. Однако работа с самого начала не заладилась. Очевидно, Джиллиан ожидала, что он напишет ее портрет, который дома можно повесить на стену, но Хуберта один-единственный портрет не интересовал. Ему мерещилось, что само ее присутствие сформирует целый цикл. Он был уже близок к тому, чтобы отказаться от замысла, как вдруг она предложила позировать обнаженной. И не столько нагота его воодушевила, сколько надежда, что Джиллиан тем самым подрастеряет самоуверенность. Однако лучше не стало. Джиллиан не позировала, а принимала позы. Своим моделям он всегда давал свободу, разрешал найти такое положение, какое им по душе. Джиллиан он заставлял лежать и сидеть так, как ей совершенно не свойственно, что и стало последней его попыткой вселить в нее неуверенность. А когда и это не помогло, он сдался.
Вскоре после того родился Лукас. Однажды Хуберт отправился с сыном к врачу и, взявшись в приемной листать какой-то иллюстрированный журнал, наткнулся на сообщение о произошедшем с Джиллиан несчастном случае. После чего он неоднократно начинал писать ей мейл, но никак не мог найти нужных слов и в конце концов оставил бесполезные попытки. Через несколько недель он впервые зашел в свою мастерскую и снял со стены сделанные тогда наброски.
* * *Перед отъездом в горы Хуберт достал походное снаряжение, которым не пользовался вот уже двадцать лет, купил туристические ботинки и непромокаемую куртку. Выехать собирался в понедельник. Последние выходные дни у него провел Лукас. Сходили в зоопарк, на ужин Хуберт испек блины, любимое блюдо сына. В воскресенье он доставил мальчика домой раньше обычного. Астрид предложила выпить кофе. Пока она наливала воду, Хуберт пробежал глазами листочки, прикрепленные к холодильнику: карточку гинеколога с отмеченной датой приема, список необходимых покупок, школьное расписание Лукаса и рекламу вечера танго. «Научись танцевать тишину» – призывал флаер.
– Ты опять этим увлеклась? – поинтересовался Хуберт.
Астрид как раз заполняла молотым кофе фильтр машины.
– Я уговорила Рольфа.
– Ну и как, позволяешь ему вести в танце?
– Если человек знает, куда и как вести, отчего же не позволить?
Астрид налила кофе, подала ему чашку. Он пошел вслед за нею в гостиную, где Лукас собирал конструктор LEGO. Хотел поиграть вместе с отцом, но Астрид вышла в сад со словами, что им надо поговорить. Хуберт последовал за ней, пересек маленькую лужайку и сел под кленовым деревом на скамью из неструганых досок, которую сам сколотил много лет назад.
– Так и стоит у тебя эта скамейка, – заметил он.
– Тут вообще довольно много твоих вещей, – подхватила Астрид. – Вот что я и хочу обсудить. Хорошо бы тебе все это вывезти.
– А зачем мне скамейка? – удивился Хуберт. – У меня же нет сада.
– Речь не про скамейку, а про старое военное снаряжение, книги, пластинки, детские игрушки, телескоп. Чердак забит твоими вещами.
– Но у меня в квартире места мало, да и вообще, к чему такая срочность?
– Что значит – срочность? Скоро год, как ты здесь не проживаешь. – Астрид, сделав глоток кофе, встала. И уже на ходу пояснила: – Я предложила Рольфу переехать ко мне.
Хуберт нагнал ее возле гаража, она открыла ворота. Оказалось, все его вещи уже собраны и сложены.
– Можешь забрать, когда вернешься.
Хуберт поехал домой доделывать последние дела перед отъездом. Всю дорогу думал, что же ему все-таки представить на выставку. Поздно вечером отправился в мастерскую, надеясь, что старые работы наведут его хоть на какую-то мысль, но впечатление оказалось удручающим. Кстати, Астрид недавно попросила его вернуть фотографии, сделанные когда-то на юге Франции. Хуберт перелистал все снимки, а потом вместе с другими работами уложил на полку. Он не собирался отдавать их Астрид.
* * *На следующее утро он тронулся в путь. Небо затянуто облаками, моросит дождь. Хуберт съехал с автострады на узкую дорогу, которая вела вверх с небольшим наклоном. Дождь чуть ли не на глазах превращался в снег, а снег все гуще валил крупными мокрыми хлопьями. Вообще-то Хуберт собирался держать путь на перевал, но, не доезжая развилки, передумал, решил добираться вместе с машиной по железной дороге. Только он подъехал к платформе, как поезд тронулся. Он вылез из машины, чтобы размяться. Ледяной воздух, пахнет снегом, пахнет коровьим навозом. Невольно ему подумалось, сколь безнадежна была бы попытка перенести на картину этот вид – и запоздалый снег, и влажный холодный воздух, и отроги гор, которые то виднеются, то скрываются в пелене снежных хлопьев, и брутальность бетонной платформы у въезда в туннель.
Пока ехали через туннель, Хуберт не включал освещения в салоне. Скоро полдень, по радио передают прогноз погоды. Вот поезд выбрался из туннеля, а тут снег виднеется лишь на самых верхних склонах, вся долина в зелени.
О центре культуры и искусств Хуберт сохранил весьма смутное воспоминание. Массивное двухэтажное строение посреди довольно узкого ущелья, прорезанного рекой Инн в горной долине. Изначально этот центр был частью курортного комплекса, расположенного рядом. Перед отелем, принадлежащим к известной клубной сети, гостей приветствует огромный щит: «Отдых – это время, отданное чувствам». Выходя из машины, Хуберт увидел, как в парке за высокими деревьями с воплями носятся наряженные в костюмы ребятишки под предводительством взрослой женщины, тоже переодетой. На подстриженном газоне несколько шезлонгов, все пустуют.
Хуберт прошел через крытую галерею ко входу в культурный центр, но дверь оказалась запертой. Ручки у двери не было, на стук никто не отзывался. В галерее стояли длинные скамьи, стол для пинг-понга, к стене прислонились два ржавых велосипеда. Хуберт обошел здание кругом. У торца лестница в несколько ступеней вела вниз, к дорожке, обнесенной металлической оградой и тянущейся вдоль всей задней стены. Тут же, за оградой, и берег реки. Воды Инна – изжелта-серые, течение мощное.
В щелях между затертыми плитами дорожки проросли трава и мелкие кустики. Примерно в середине задней стены находилась дверь – видимо, в подвал. Участок земли перед воротами и стена дома кишели муравьями, крупными, черными.
Завершив обход здания, Хуберт увидел, что рядом с его автомобилем стоит другой, «вольво» темно-зеленого цвета, а дверь в дом открыта. Он вошел в вестибюль, откуда влево и вправо расходились два коридора. Пошел по коридору, на одной из последних дверей увидел написанную от руки табличку «Администрация». Не успел он постучать, как дверь резко распахнулась и перед ним возник плотный мужчина, на вид примерно его ровесник. Заключил Хуберта в объятия, долго хлопал по спине. А тот по-прежнему не мог вспомнить, видел ли он этого человека хоть раз в жизни.
Вместе они вышли к машинам. Арно явно удивился, сообразив, что у Хуберта с собой единственный чемодан, да еще дорожная сумка да две-три открытые картонки с диапозитивами и проектор.
– Ни картин, ни материалов? – решил уточнить он.
Хуберт заверил, что выставку он подготовит на месте, а необходимые материалы тоже найдутся здесь.
Арно согласился:
– Наверху, на чердаке, осталось кое-что от прежних выставок, можешь взглянуть. – Он схватил одну из картонок с диапозитивами и пошел вперед. – Пока что ты здесь единственный гость. Мы закрывались на зиму, открылись лишь пару дней назад. Зато ты можешь выбрать себе любую комнату!
Арно продемонстрировал ему все комнаты поочередно, и Хуберт остановился на большом, почти пустом помещении, подальше от администрации. Помимо кровати и комодика из темного дерева там имелись письменный стол да два глубоких старых кресла, но ни телевизора, ни телефона не было.
– Если надо позвонить, приходи запросто ко мне в кабинет, – пояснил Арно. – Мобильная сеть здесь, в ущелье, почти не ловится.
