Прогулявшись по деревне, Хуберт сел посреди большой площади на скамейку и стал наблюдать за прохожими. Думал о выставке, конечно. Деревня изумительная, ландшафт восхитительный, даже погода – и та прекрасная. Он и сам вырос в деревне, но что тут скажешь? Сам должен был догадаться, что здесь он придумает не больше, чем дома, в городе.
Тени становились все длиннее, вот они уже достигли скамейки, где сидел Хуберт, и ему стало холодно. Он зашел в ресторанчик рядом, заказал чаю и проверил почту. Мейлы от Астрид, от Нины и еще от двух студенток. Из художественной школы – приглашение на заседание и протокол предыдущего заседания. Галерист с вопросом: как идут дела в горах? Рад будет попасть на вернисаж, пусть Хуберт забронирует ему номер в гостинице.
На все вопросы в письмах Хуберт отвечал уклончиво. Закончил, когда уже пробило семь, и заказал ужин. Посетителей в ресторанчике почти не было, только за круглым столиком сидели с пивом несколько мужчин, во весь голос обсуждая новости местной политики. Незадолго до девяти вечера Хуберт вышел из ресторана. Вообще-то он выпил лишнего, а ведь ехать придется на машине.
Отель сверкал огнями. Паркуя машину, Хуберт слышал голоса и смех в парке, и музыку тоже. В центре культуры и искусств – ни огонька, дверь заперта, здание смотрится неприветливо. Водя рукой по стенам, Хуберт все-таки нащупал выключатель. В кухне он нашел полбутылки граппы. Взял с собой в комнату, установил диапроектор и стал просматривать фотографии женщин, сделанные им когда-то. Работать с этими слайдами Хуберт не собирался, а с собой их прихватил не иначе как потому, что они являлись частью его последнего достойного проекта. Прямо на стене своей комнаты он просматривал картинки. Давно их не видел, и в воспоминаниях они были гораздо интереснее. Теперь же он лишь удивлялся той дерзости, с какой тогда действовал, – видимо, совершенно уверенный в себе и своей творческой задаче. Еще поразительнее то, что его убежденность, его воодушевление передавались другим и он находил-таки женщин, готовых соответствовать. На одном из снимков – маленькая темноволосая женщина, она почтальон, Хуберт перехватил ее в конце смены. Зажала между коленями бутылку шампанского, возится с пробкой. На следующем снимке она тянется к высокой полке за бокалами, на третьем – наполняет бокал и смеется, потому что пена полилась через край. Потом два размытых снимка, где она идет по коридору, и один – где она откидывает край одеяла на своей кровати. Хуберт в тот единственный раз переспал со своей моделью. А фотографии так никогда и не использовал.
В другой коробочке хранились снимки женщины лет шестидесяти – она вяжет на спицах, в третьей – совсем молодой женщины, она кормит грудью, младенец тоже голышом. Эта, встав в позу, после сеанса потребовала прислать ей напечатанные фотографии, но Хуберт так никогда этого и не сделал. Ее снимки тоже оказались непригодны. Сейчас он пересмотрел весь свой архив, фотографии четырех с лишним десятков женщин. Большинство из них он в общем сумел вспомнить, хотя в нескольких последних диамагазинах попадались слайды, вроде бы никогда им не виденные. Одну серию он отснял при слабом освещении, снимки получились чуть размытые, к тому же лицо целиком не видно ни разу, женщина то и дело прикрывалась распущенными волосами, а сама так и старалась отвернуться от камеры. Хуберт не сумел разглядеть, чем она занимается: склонилась над столом, что-то рассматривает или раскладывает по порядку. И комната, где она находится, какая-то безликая – ни мебели, кроме стола, ни личных ее вещей. Но все снимки излучают покой, будто модель действительно одна в помещении.
* * *На следующее утро, когда он варил себе кофе, в кухню заявился Арно. Пора подумать про печать плакатов для выставки, может ли Хуберт уже сейчас предоставить иллюстративный материал?
– Нет, – сказал Хуберт.
– Может, наброски? Ну хоть что-нибудь? А название у тебя есть?
Хуберт покачал головой. Арно вымученно улыбнулся:
– Можем на белой бумаге напечатать: «Карт-бланш», и все тут. Как считаешь? Или еще лучше: белым по черному. Ты понял? – засмеялся Арно. – А статью ты прочитал?
Он вышел и тут же вернулся с тоненькой газетенкой в руках, положил ее на стол. Хуберт взял газету к себе в комнату. На первой полосе крошечная его фотография, под ней его имя, подпись: «художник» – и номер страницы, на которой находится статья. А там – опять его фотография и перепечатанный плакат той выставки. Текст в целом дружелюбный, но не без призвука иронии. Биографию вместе с ошибками Тамара списала из Википедии. Вспомнила первую выставку в культурном центре и небольшой скандал вокруг нее, описала процесс его работы. Некоторые его высказывания явно позаимствовала из других интервью. «Хуберта Амрейна уже не интересует обнаженная натура, – писала Тамара, – и зрелость, а может, возраст не гонят его теперь на охоту за голым телом. Раньше женщинам следовало его остерегаться, теперь он нацелен на поиск духовности. Не исключено, что именно в нашем регионе он таковую и обнаружит».
Хуберт понятия не имел, откуда она это взяла. Понес газету в кабинет к Арно. Тот взглянул на него вопросительно:
– Понравился тебе материал?
– Насчет духовности – полная чушь, – ответил Хуберт. – Понятия не имею, как ей такое в голову пришло.
Арно объяснил, что их регион известен многими местами силы и большинство художников ими интересуются.
– А я – нет, – отрезал Хуберт и ушел к себе в комнату.
После обеда он отправился на прогулку. Позвонил Тамаре с вопросом, не найдется ли у нее время для чашки кофе, к тому же она в своем материале довольно легкомысленно обошлась с цитированием его слов.
– Вы требуете опровержения в газете?
– Нет, кофе меня вполне удовлетворит, – сказал он. – И еще у меня есть несколько вопросов.
– Ну, хорошо, тогда в шесть часов заходите за мной в редакцию.
* * *– Места силы! – воскликнула Тамара и даже засопела. – О, это непростая история.
Тамара ела салат, и Хуберт подумал было, что для нее тема уже закрыта, как вдруг она, отложив вилку с ножом и отодвинув от себя лишь наполовину пустую тарелку, доверительно сообщила ему, что во все такие дела не верит. Однако в газете она поостереглась бы высказываться по данному вопросу в негативном смысле, поскольку многие люди только за тем и приезжают сюда, в горы.
– Тут есть несколько менгиров и жертвенных камней. Ну да, бронзовый век, – говорила она. – Но все равно эти типы, которые рыскают с маятниками по всей округе, меряют энергию в единицах Бови и утверждают, что сила магнетизма здесь точно как в Шартрском соборе, по-моему, просто психи.
Еще Тамара рассказала про одного этнолога, который называет себя локальным мифологом и которому повсюду в этой местности мерещатся признаки местной богини Ана. Холмы – это ее груди, долины и источники – ее утроба. Хуберту вспомнились пейзажи Джорджии О’Кифф, где холмы напоминают обнаженное женское тело.
Тамара подозвала официантку и попросила счет. Торопилась на заседание совета общины. Хуберт настоял на том, что по счету заплатит он. Тамара ушла, а он еще долго сидел. Попросил местную газету и перечитал статью о себе, прислушивался к разговорам мужчин, сидевших за соседним столиком.
В отеле, кажется, опять все кипело. Хуберт направился туда глотнуть последнего на сегодня пива. У круговой барной стойки в холле только парочки, да еще компания молодых людей – говорят громко, хохочут. Он обратил внимание на женщину напротив, она стояла между двумя мужчинами, а те вели разговор между собой, будто ее и нет. Светлые волосы, совсем бледная кожа, так что в темноватом холле казалось, будто на нее направлен прожектор. Выглядит безучастной ко всему, словно впала в оцепенение. Даже встретившись на мгновение с нею взглядом, Хуберт не заметил в ее глазах никакой реакции. Он быстро набросал ее портрет на обороте круглой подставки для пива. На миг задумался о том, что мог бы изготовить на пивных подставках целую серию портретов отдыхающих, но тут же засомневался: а не отвергнет ли он эту идею, как только протрезвеет?
* * *На другое утро он отправился завтракать в отель довольно поздно. Гостей в ресторане оставалось уже немного, но в их числе две-три молодые пары. Хуберт невольно задался вопросом: что им тут делать? – и представил себе, каково было бы провести в отеле день-другой с Ниной. Когда официанты уже начали собирать блюда со шведского стола, он пошел на ресепшен, спросил, сколько стоит номер и можно ли ему по оплате посещать здешний бассейн.
– И бассейн, и велнес-центр, – сообщила девушка за стойкой, назвав при этом довольно высокую цену.
Хуберт, поблагодарив, решил побродить по этому отелю. Здание выглядело довольно запущенным и мрачноватым, хотя повсюду горели лампы. Из окна на третьем этаже он рассмотрел парк, где несколько детишек и молодая женщина сидели кружком в траве и перекидывались мячиком. В шезлонгах отдыхали пожилые люди, кто читал, кто спал, хотя часы показывали лишь начало одиннадцатого.
