И первой же жертвой литературного террора стала некая Мэри Поппинс, пожелавшая, видимо, сделать мисс Гудман так же хорошо, как сделала ей она. На странице, где публиковались рецензии на произведение, миссис Поппинс сдуру написала:
«Мужчины! Читайте! Внимательно читайте!
Этот рассказ для вас!»
И дальше, демонстрируя свои незаурядные данные писателя-беллетриста, выдала на-гора:
«ЦИТАТЫ!»
«Вообще мужчина прост, если руководствуется исключительно одной частью своего тела, а он пользовался именно этой частью, ибо секса в его жизни не было уже около 2 месяцев. Я этому почему-то обрадовалась, еще не зная, что, собственно, нечему радоваться, мужчина при таком желании — сущий идиот…»
Пять баллов!
«Если я хочу-хочу-хочу-хочу его, то это не значит, что я хочу быстро и сразу вставить член и любить им по всей программе. В сексе должно быть чувство какой-то маленькой привязанности в любви… Чем больше любовь тем слаще, и тем больнее потом».
Десять баллов!
«Мужчины! Распечатайте этот рассказ, повесьте себе его на стену, учите наизусть. Когда проникнитесь и поймете, считайте, что сделали шаг от человекообразной обезьяны к человеку. Мэри Поппинс».
Было уже ясно, что пройти мимо этого Эл Бедакер не мог даже под конвоем. Вооружившись бутылкой виски и демонической улыбкой, через двадцать минут он написал рецензию на рецензию, которая называлась «Любовь яровая». Для английского контекста «яровая» пришлось заменить на «яростная».
«Боже мой, — писал Эл, — как я люблю цитаты в „Дейтона-Бич литерари“.
Когда мой глаз примечает цитирование одного автора этого замечательного журнала другим, мои внутренние силы мобилизуются, а мозг после чтения Ремарка и других, кто не так уважаем на этом ресурсе, как, к примеру, Натали Кандински, начинает болезненно перестраиваться. Ибо я знаю, чем все должно закончиться. Я буду долго разбирать кастрированный текст, ломать голову над укрытой за спазмолитическим бредом истиной, и, когда ее найду, мною снова овладеет эректильная дисфункция.
Даже если бы перлы мисс Кандински, как измочаленных проституток из гусарского полка, не вытащили на передовицу, да еще не придали им статус афоризмов, я бы все равно не прошел мимо последней фразы этой рецензии, написанной Мэри Поппинс.
Однако будем последовательны.
Друзья мои, когда вы пишете сочинения о любви и сексе (это не всегда одно и то же), следует очень внимательно относиться к тому, что вы предлагаете в качестве источника эротического отдохновения.
Секс и любовь у Натали и Мэри, раздельно получается. Вместе — не очень. Во-первых, я не могу понять: Натали Кандински — это женщина или мужчина?
О гетеросексуальной любви она пишет или это учебник по педерастии?
„Если я хочу-хочу-хочу-хочу его, то это не значит, что я хочу быстро и сразу вставить член и любить им по всей программе…“
Читаю имя автора: Натали Кандински. Все правильно, не ошибся. Ко всему идет, что женщина.
Снова перечитываю цитату.
Вопрос: Натали Кандински имеет… член?
Давайте разбираться. Натали пишет от первого лица. Разбираем текст на части: ОНА вставляет член — и любит ИМ по всей программе.
Из текста, в соответствии с законами формальной логики, следует, что, когда Натали хочет-хочет-хочет, то член она вставляет не сразу, но когда все-таки вставляет, то любит им не по всей программе.
Уфф…
Когда я десять раз прочитал первую часть этой переживающей период адаптации в мире литературы цитаты и когда решительно отмахнулся от анатомической особенности Натали, навязанной мне текстом, не скрою, поначалу решил, что Натали и Мэри ведут речь об изделии из латекса, которое можно приобрести в любом специализированном магазине женских игрушек.
Но тотчас облился потом, потому что увидел дальше:
"…А все потому, что в сексе должно быть чувство маленькой привязанности в любви…»
Это было уже слишком. Я пошел, заварил крепкий чай и вернулся к рецензии совершенно другим человеком. Настроенным на стопроцентный позитив.
«Чем больше любовь, тем слаще, и тем больнее потом».
У меня прямо-таки фантазии не хватает, чтобы догадаться о чем речь. А все потому, верно, что я не сделал еще того рокового шага от человекообразной обезьяны к человеку, о необходимости которого так страстно говорит Мэри Поппинс.
Автор, видимо, свидетельствует о каком-то неестественных габаритов изделии с добавлением сахара, и оно тем слаще, чем больше. Только в этом случае может возникать пропорциональная зависимость боли от размеров.
За сие творение Мэри выставила автору десять баллов.
Давайте посмотрим, за что она выставила вдвое меньше.
Натали пишет, и Мэри восхищается:
«Вообще мужчина прост, если руководствуется исключительно одной частью своего тела, а он пользовался именно этой частью, ибо секса в его жизни не было уже около 2 месяцев…»
Вообще, «руководствоваться» можно законом Хаммурапи, римским правом, Камасутрой, Пятой поправкой к Конституции США, наконец. А членом или рукой можно всего лишь «пользоваться». Руководствуясь той же, скажем, Камасутрой.
Или вы вывели новый сигмент словообразования, объясняющий новый смысл понятия «руководствоваться»? Руко-водствоваться? Руко-водить? «Водить рукой»?
Рукой, Мэри, Натали? Он пользовался рукой? Разве можно представить другую часть тела, если у мужчины не было секса два месяца?
Вот так, применив метатезу, Натали вывела для мира литературы новое понятие. Руководствоваться — это значит: водить рукой по какой-то части своего тела.
И я не понимаю, почему бы ей и ее рецензенту не начать заниматься любовью вместе с мужчиной. Свидетельствовать о маленькой привязанности в любви, когда у нее есть свой личный член, а мужчина неподалеку работает рукой, как-то жестоко. Конечно, в этом своем состоянии он прост. Но разве он может быть изобретателен в этом своем положении?
Ну, да ладно, это так, мелочи, по сравнению с тем, что Натали пишет дальше, и от чего Мэри Поппинс заходится от восторга.
«Я этому почему-то обрадовалась, еще не зная, что, собственно, нечему радоваться, мужчина при таком желании — сущий идиот…»
Сама конструкция фразы позволяет делать предположения о том, что каждый раз, садясь за стол, Натали вытряхивает из папиросной гильзы фабрики Урицкого табак и набивает ее чем-то другим. Лев Толстой, прочитав это, закричал бы дурным голосом и отсек серпом руки Мэри и Натали по самый локоть. Дабы у них никогда более не возникало желания творить.
Делая первую затяжку, Натали почему-то начинает радоваться, еще не зная, что радоваться нечему. А виноват, конечно, идиот.
Я не понимаю, почему Мэри поставила за это пять баллов. Руководствуясь (вот здесь — руководствуясь!) ее шкалой ценностей, за это нужно было поставить двадцать. А после второй затяжки — тридцать баллов.
Мэри советует мне распечатать этот рассказ и повесить на стену для запоминания наизусть. Это вряд ли.
И напрасно вы меня называете обезьяной. Именно обезьяной вы меня называете, поскольку трудом Натали я никогда не проникнусь.
Вообще, если когда-нибудь господь лишит меня разума и чувств, и я начну называть женщин обезьянами, мне придется признать тот факт, что всю свою сознательную жизнь я занимался любовью с обезьянами».
На следующее утро Эл проснулся знаменитым, и до сих пор слывет интеллектуальным хулиганом.
Ему нравилось, что говорил Арт и как говорил. Он слушал его с упоением.
— …К сожалению, лгунов, подобных последним, развелось невероятное количество, — плеснув виски в рюмку и не пролив ни капли, Арт с тяжелым, приятным его слуху стуком поставил бутылку на столик. — Не знаю, с чем это связано, наверное, сам стиль и уклад жизни предполагает наличие в обществе таких полумужиков-полукозлов. Я сейчас начну объяснять, в чем дело, и не успею закончить мысль, как все меня поймут. Есть такие мущинки, у которых напрочь отсутствует способность отказывать благородно и обоснованно. Даже когда сама ситуация предполагает отрицательный ответ, эти суки до последнего будут заверять, что все в порядке, что проблема лишь в том, что нужно набраться терпения, немного подождать, а вопрос, вопрос уже решен, и решен положительно, и вот-вот должна произойти какая-то запланированная мелочь, и все образуется. После этого эти суки пропадают из виду. Рушат планы и ход мысли. Потом находятся и, сразу после того как будут найдены, объясняют, что вина не в них. И, как бы покрывая своим благородством якобы чужой промах, суки вновь вдохновляют тебя, уже почти опустившего руки, и снова начинают накачивать дерьмом, и я уже не сомневаюсь в том, что не удовольствие от этого они получают, а просто есть в них что-то отвратительно нечеловеческое, заложенное в генах и поощряемое обстановкой. Чаще всего жертвами таких лгунов становятся женщины, и это объясняется тем, что лгуны такого порядка — обычно промежуточное звено в иерархической цепи государственной или корпоративной культуры — особенно неуязвимы именно для женщин. Выродки, которых система не смогла в свое время выкинуть самостоятельно, а их мамы-руководители предпочли роды аборту…
