— Для того чтобы доказать, что мы живы-здоровы, я вас сейчас поцелую. Обещаю, что вам больше не будет казаться, что вы гуляете среди могил. Согласны ли вы на поцелуй?
Она слегка пожала плечами и стала неподвижно ждать. Я прижал ее к себе и поцеловал. Ее полуоткрытые губы были безразличны, но потом она внезапно с неожиданной яростью оттолкнула меня.
— Вы не имеете права пользоваться моей слабостью.
Пользоваться? Это слово прозвучало как пощечина.
— Вы жестоки, я хотел лишь утешить вас.
— Какого черта? — воскликнула она, — Я не хочу, чтобы меня утешали!
— Почувствовал вашу грусть и возжелал вас.
— Вы не имеете права желать меня. Ни желать утешить меня. Ни предполагать, что я грустна. Я ничего не желаю!
— Вы пришли в мою комнату, чтобы поговорить со мной. Мы гуляем, я поддался порыву.
— Я ненавижу этот ваш порыв.
— Возможно, на других вы производите впечатление вашими перепадами настроения и вашими капризами. А мне на это наплевать. Вы всего лишь избалованный ребенок, я вас больше никогда не увижу. Тем лучше!
Я оставил ее под насмешливой луной, вернулся в свою комнату разделся и лег в постель. Я был унижен, эта девка играла со мной. Устраивала ли она такой цирк с Роем?
Ночь выдалась тяжелой. Я зажег лампу на ночном столике, встал и, блуждая среди этого шикарного убранства, вспомнил о своей квартирке на улице Акаций, куда мне вскоре предстояло вернуться.
Дядя Жан сдавал мне ее по такой же высокой цене, как и любому клиенту, присланному агентством. Я существовал на площади в пятьдесят квадратных метров, окно моей комнаты выходило в темный двор. «Не жалуйся, зато у тебя нет шума», — повторял дядя. В тот вечер, когда я решился на эту отчаянную вылазку в США, мне захотелось все продать. Я спустился в подвал, два моих запыленных чемодана вызвали у меня отвращение. Перспектива этого путешествия заставляла меня ненавидеть эти дешевые украшения. Мне хотелось выбросить мои вещи, вообще все. Когда я все-таки лег, меня долго изводил единственный на весь квартал комар. Стремясь его прихлопнуть, я сильно ударил себе по щеке, но промазал. Этот садист продолжал летать надо мной и умудрился даже укусить меня в нос. Не стоило поддаваться той грустной реальности, которая ждала меня по возвращении.
Сегодня вечером я был в Калифорнии и хотел там остаться. Борьба предстояла нелегкая. Это было все равно что пожелать искупаться в бассейне, где на вас уже точат зубы пираньи…
Я продолжал бороться со временем, я чувствовал на себе груз бесцельно проведенных дней. Я быстро привык к роскоши, к ярким рассветам, к пробуждениям под звуки теннисных мячей. Я поднимался с роскошной кровати и шел принимать душ в ванной комнате, отделанной бежевым мрамором. Я натягивал халат вызывающей нежности. Я пресыщенным взглядом осматривал стол в столовой: стопки тостов, блюда, полные вареных яиц, печенья, горячие хлебцы и варенье, фрукты. Я пил крепкий кофе, который Альфонсо готовил специально для меня и подавал его мне, заговорщицки подмигивая. Затем я выходил на площадку, где мне выбирали партнера. Мною все меньше и меньше интересовались, я был залетным гостем. «А этот француз очарователен, не так ли? И так умен». Да, как собака, которую научили служить.
Энджи уехала, я старался не думать о ней. Приехали новые пары. Я обратил внимание на высокого коренастого мужчину. Мне показалось, что я видел его фотографию в каком-то экономическом журнале. Он действительно оказался главой одной всемирно известной фирмы, которая специализировалась в производстве и продаже антиаллергенного мыла. Мне никак не удавалось завязать с ним разговор: он начинал слушать меня, а потом на середине моей фразы вдруг с улыбкой уходил к другим. У них у всех был какой-то талант бросать меня на середине разговора.
Сверкающие деньки были лишены каких-либо событий, приближался день начала соревнования. Был ли у меня хоть один шанс получить от Роя приглашение пожить несколько дней у него в Лос-Анджелесе?
— У Роя сказочная квартира, — рассказала мне Кэти, — Настоящая крепость на самом верху здания. А какой оттуда вид!
Рой улыбнулся:
— Я заплатил за нее кучу денег, но надо наслаждаться жизнью, она так коротка.
Эта фраза была ножом, провернутым в моей ране. Жизнь и впрямь коротка и трудна, когда у тебя совсем мало денег. Становилось все более ясным, что мои планы сорвались. У меня больше не было никакой надежды на будущее здесь, и я уже подумывал о том, как вернусь в Париж и буду выполнят!» капризы Гарро. Я упрекал себя, обвинял в слабости. Во время частых посещений США мне следовало было попытаться сделать прыжок в неизведанное. Прожив долгие годы нелегалом, я, возможно, добыл бы нужные документы, но у меня не было бы денег на учебу. В тридцать пять лет слишком поздно теряться в Америке среди нелегальных иммигрантов. Я мечтал стать патроном, а не попрошайкой. Я уже слышал слова Гарро: «А вот и вы, великий путешественник! Ну зачем куда-то уезжать? Наша Франция так прекрасна!»
Я уже начал подумывать о том, чтобы исповедоваться Рою и в открытую попросить его помочь. После двух или трех робких попыток намекнуть об этом, я сделал вывод, что это меня ни к чему не приведет. На двенадцатый день этой борьбы между деньгами других людей и моими амбициями я был у бассейна, когда ко мне подошел Рой:
— Не знаю, говорил ли я вам уже об этом, — произнес он, — но сразу после окончания нашего турнира я отправляюсь на Гавайи.
Я остался безмятежен.
— Что-то не припомню…
Он сел рядом со мной и широко улыбнулся:
— Если у вас нет других планов, поедемте со мной… Я познакомлю вас там с моими друзьями, у них есть имение на одном из островов, недалеко от большого шикарного отеля, который только что открылся. Вы могли бы жить в этом отеле и провести с нами несколько вечеров. Моррисы — мои партнеры по бизнесу, я не могу пригласить вас к ним.
Для того чтобы показать свое безразличие, я зевнул, не раскрывая рта.
— Спасибо, но, если честно, мне не хотелось бы заводить новые знакомства. Я живу встречами. Я принял ваше предложение только потому, что тоже играю в теннис и вы мне очень симпатичны.
Я был уволен, приглашение заканчивалось. Я приехал, поиграл, теперь мог уезжать. Я должен был спасти свое лицо. Я был очень беден, но зато бесконечно горд.
Он кивнул:
— Я вас понимаю, на Гавайях в любое время года кишмя кишит туристами. Но все равно, приведу один аргумент в их пользу: миссис Моррис готовит восхитительный паштет из акул. Ее муж ловит акул небольшого размера… Вы его хотя бы раз пробовали? Уже ради этого стоит съездить.
Я продолжил напускать на себя вид знатока:
— У меня нет пристрастия к акульему паштету, и я люблю плавать под водой только в Красном море. Ничто не может сравниться с прозрачностью его вод…
Несколько секунд он слушал меня с интересом. Я рассказал ему о Красном море словами путеводителя бюро путешествий. Он выслушал меня, а затем спросил, много ли у меня американских друзей и намерен ли я встретиться с ними во время моего годичного отдыха. Я ответил уклончиво. С каким диким наслаждением я мог бы бросить ему в лицо имена моих американских знакомых: официантов и официанток, наемщиков и разнорабочих. У него от этого приключилась бы желтуха, но мне следовало сохранять хладнокровие.
Он сказал мне, что в день проведения финала мы все были приглашены к его друзьям, которые жили в имении в заповеднике Севентин Майл Драйв, рае для защитников природы. Некоторым везунчикам удалось поселиться там до вступления в силу драконовских мер.
К нам подсела Кэти, которая тоже опасалась конца этого периода блаженства. Она поболтала с нами, потом встала и принялась массировать затылок и трехглавые мышцы спины Роя.
— Я постараюсь тебе помочь расслабиться.
Она была явно обеспокоена и боялась, что ее бросят. Это одиночное путешествие Роя было плохим знаком. Я наблюдал за ней. А может, стоило было взять ее? Ее маниакальная страсть к замужеству могла помочь мне добиться своего. Она пила, но пять лет я смогу это выносить, а потом, прощай, Кэти…
— Сколько времени ты пробудешь на Гавайях? — спросила она.
— Пару недель. А ты пока займешься квартирой в Лос-Анджелесе.
Она вся засветилась от радости и облегчения, запылала надеждой и бросила меня как пустую коробку из-под салфеток. Рой оставлял ее при себе, она будет царствовать у него дома, отдавать приказы, руководить уборщицами. Боясь разозлить Харта, она не обращала на меня никакого внимания. Рой был намного интересней, чем я.
— Вы помните Энджи? — спросил меня Рой, отдавшись рукам Кэти, массировавшей его шею.
Мне хотелось кусаться. Я сухо ответил:
— Я не страдаю потерей памяти.
— Она уехала в самую первую ночь, — продолжил Рой — Не знаю почему. Она странно себя ведет, потому что страдает. Она вовсе не злая да к тому же, что ее ничуть не портит, прекрасная деловая женщина.
