— Чего? — возмутился пришелец. — Один мой халат столько стоит!
— А я лишь его и оценил.
— Ха-ха-ха, — залился Тимур, затем быстро взял себя в руки. — Вон, вон отсюда этого дурака, — махнул он страже в сторону Моллы и тут же вновь, еще крепче обнимая пришельца: — Ты настоящий горец-кавказец! Я счастлив, что в мире еще есть такие порядочные, мужественные люди! Ты мой почетный гость. А скажешь правду, даю слово Повелителя мира — озолочу!
— Все, как есть, расскажу, — чересчур подобострастен пришелец.
Видимо, по его словам, воины Едигея после преодоления высокогорий главного Кавказского хребта так устали, что не смогли без привала дойти до реки Алазань, за которой они могли спастись. А за ними шла погоня, которая обошла их, подняла тревогу среди местных горцев и грузин. Везде была устроена засада, и посланники Тимура были схвачены. Сейчас отряд Едигея находится в руках предводителя грузин — азнаура Тамарзо. Известно, что идут переговоры с целью передачи их правителю Гайраху, а там они уже будут в руках Тохтамыша, так как Сим-Сим в вассальной зависимости от Золотой Орды.
— Знаешь, где именно Едигей? — Тимур не может не верить этой информации.
— Точно не знаю, — признается Тума и тут же описывает окрестности. — А если бы и знал, это вам не поможет: у горцев сигнальная связь с горы на гору — барабаны, рожки, огни факелов по ночам. Пока ваша рать будет пробираться по одному ущелью, пленников перекинут в другое.
— Да, тут силой не возьмешь, — вслух думает Тимур и взбадривает самого себя: — Думай, башка, думай! — это у него лучше всего получается за шахматной доской, для чего опять зовут Моллу Несарта. Скрывая под прищуром презрительный взгляд, он по-отечески обнимает пришельца, цедя сквозь зубы: — Ты по совести поступил и будешь благословлен и Богом, и мной, — подзывая визиря: — Оказать столь великому гостю царский прием.
— Я должен спешно возвращаться.
— Не-не, — любезен Тимур. — Семь дней в честь тебя будет той,[52] — теперь сын Гайраха его заложник. — И не каким-то иле-мом ты будешь владеть, а всем Кавказом! Это говорю я — Властелин и Покоритель Вселенной! Ты это заслужил!
В эту ночь Тимур почти не спал, а не заре отправил послов в столицу Грузии Тбилиси, а с ними сопроводительное письмо на имя католикоса[53] всех грузин. Вот давний след Пера: «Поелику[54] Блистательный и Блаженный, истинный помазаник Бога и Судьбы, мой духовный отец и наставник, благочестивый католикос всех грузин и всего Кавказа, мой верный друг патриарх Абрахам. Всякое бывало между нами, видимо, так Бог испытывал наше веротерпение. Ныне же прими почести и дары мои, выслушай послов моих, дабы кровь людская на Кавказе более не проливалась…»
В Грузии Тимур не впервой, и его воины немало грабили и поджигали церкви и мечети, людей истребляли, однако духовенство щадили. И когда покойный царь Грузии Георгий VII пред Повелителем вроде бы принял ислам, присутствовавший здесь же католикос Абрахам на это даже под угрозой казни не пошел. Эту смелость Тимур оценил, «опричь[55] католикоса, всех унизил». Позже по докладам знал, что в Грузии двоевластие. Теперь в Грузии как такового царя нет, есть множество князей, которые порознь мечтают трон занять, да на них у народа и церкви надежды нет. Лишь бравый витязь Тамарзо пред лицом очередного нашествия сильной волей подчинил себе все войска доблестных грузин, привлек на свою сторону многих горцев Кавказа, заручился поддержкой Тохтамыша, стал твердыней супротив врага, и посему католикос Абрахам во имя родины в цари его прочит. А тут варвар, что вновь армадой у ворот столицы стал, просит — значит, требует, чтобы азнаур Тамарзо к нему явился — разговор есть и мир подписать. Нежели не явится Тамарзо — осадит Тбилиси, всю Грузию с землей сровняет.
Как явствует хроника того времени, созвал католикос Абрахам епископов, священников, всех начальников царства Грузии и особо азнаура Тамарзо. Собрались они пред ним, а он публично призвал, чтобы сел Тамарзо на царский трон, на что тот учтиво отказался, и сели они все как равные пред Богом, родиной, народом и стали долго совет держать. Наконец Тамарзо отверз[56] уста свои и изрек:
— Слушайте меня. Господь Вседержитель и Владыка наш Иисус Христос и Святая Богородица, уделом коей мы являемся, и Почетный Крест, дарованный нам, ниспослали нам этот благодатный край, наш Кавказ! Ныне вновь на земли наши явился супостат и теперь зовет к себе меня. Мы знаем все о его бесчинствах и злодеяниях, сколько наших людей он предал погибели и в полон отдал. И я доподлинно знаю, ежели отправлюсь я к хромому Тимуру, он постарается убить меня. Однако и у нас есть удача Господня: в моих руках люди его, царственные особы. Их выторговать мечтает Хромец. А теперь мудростью вашею рассудите сие дело. Я думаю так: многобурна жизнь сия, непостоянна и преходяща, дни наши исчезнут, как сон, и непременно и скоро предстоит уход из мира сего. Какая польза в жизни моей, ежели из-за меня погибнет множество душ, а я из мира сего уйду, отягченный грузом грехов. Нынче я желаю предстать перед варваром и, да будет воля Божья, пусть казнят меня, лишь бы страну мою миновала беда.
Подивились все присутствующие этой речи и дали ответ:
— Азнаур Тамарзо! Ты достойный сын нашего народа. Но ты военачальник, и некем тебя заменить. Не позволим Тамерлану убить тебя, не отдадим тебя в жертву.
Выслушав это, Тамарзо сказал:
— Вы говорите из единодушия и любви ко мне, но мне жаль невинный народ, словно агнцы,[57] обреченные на смерть, и нет ему утешения. Полчищ Тамерлана не сосчитать, столько стрел мы не изготовим. А может, и я договорюсь, в любом случае, положу душу мою за народ мой и не откажусь идти к Хромцу в стан, раз слово мира обещал он дать.
От этих слов все в изумлении встали, и заговорил католикос:
— Не верю я гяуру,[58] да иного нет. Но коли ты положишь душу свою за народ, мы все как один возложим на себя грехи твои и пред Господом свидетельствуем причислить тебя к святым. И ежели благо положить душу за одного ближнего, то сколько же пользы в спасении неисчислимых душ.[59]
* * *
Зол Тимур, ох как зол! И зол не на кого-нибудь, а на свое потомство. «Неужели, — думает он, — дети ничего не унаследуют от своих великих отцов?» А вот Чингисхану в этом плане повезло: до сих пор его потомки ему и всему миру противостоят. А что делают его сыновья? Вот, младший сын Шахрух (он оставлен в Самарканде править) прислал отчет, и там, помимо прочего, как доблесть, сообщает: «Со стороны Индии прибыли купцы, а с ними жемчуг, яхонт[60] и золото, и я купил у них в счет налогов в казну драгоценностей на сумму сто тысяч. И тут же нашел другого купца из Персии и с большой выгодой для нас продал, так что казна значительно пополнилась».
Разозленный Тимур незамедлительно послал ответ: «Сто тысяч, помноженные на сто тысяч, и подобное этому не имеют для нас никакого значения, и мы не желаем связываться с этим. Если мы будем заниматься торговлей, то кто будет править и воевать? Посмотри же, о глупец, на себя и не повторяй больше таких речей и не примешивай к нашим деньгам ни единой монетки от прибыли торговли, ибо это принижает достоинство правителя, унижает его имя, оскорбляет его положение и образ и вредит его известности и славе при жизни и после смерти».
Шахрух был его младший, любимый сын. И в иное время Тимур стерпел бы такое повествование, да все познается в сравнении. Прибыл в его стан грузинский азнаур Тамарзо — вот чей отец сына родил!
Вначале Тимур издалека, тайком посмотрел, как грузинский военачальник прибыл. С кавказцами он знаком давно. Помнит, как к нему не раз наезжал царь Грузии Георгий VII в сопровождении огромной пышной свиты. И словно являлись не на поклон, а свататься или пировать: все разнаряженные на монгольско-византийский манер, толстые, важные, вежливо-угодливые, и подарков навезли чуть ли не караван, исполняли все, что Тимуру угодно, вплоть до перемены веры. А вот теперь к нему явилось новое поколение Грузии в лице двух ее представителей. На первый взгляд, нет в них особого лоска, блеска, величия, нет на них сибирских мехов, китайского шелка и всяких драгоценных безделиц. Но есть в них природная стать, которая сразу бросается в глаза. На старшем (это совсем молодой человек) холщовая шуба, подбитая мехом горного тура. Второй совсем юн, на нем лишь белая овечья бурка. Зато кони под стать всадникам: стройные, норовистые, уздечки и седла — все в серебре, как и оружие всадников, отменно блестят.
К вечеру всех гостей стана — важных иноземцев, добивающихся аудиенции Повелителя мира, — выстроили в ряд, по значимости страны или характера встречи. Кавказцы оказались последними.
Все становились на колени, подобострастно целовали край царственного ковра и ждали, что скажет Тимур, пока их визирь представляет. Наконец дошла очередь грузин. Хотя им и объяснили порядок Тимурова стана, они дерзко ступили на край роскошного ковра, лишь головы обнажили, слегка поклонились и тут же выпрямились во всю богатырскую стать.
