— Не говорил бы ты так, — сказала тетя Марта. — Особенно при девочке.
Девочка, девочка. Они говорят о ней, словно она еще маленькая. Не принимают всерьез.
— Не продавай «Диану»! — сказала Штеффи. — Не делай этого, милый дядя Эверт! Война скоро закончится. Она должна скоро закончиться.
Дядя Эверт с грустью улыбнулся.
— Будем надеяться, мой дружок, — сказал он. — Будем надеяться!
— Это Юдит.
Голос в телефонной трубке был слабый, но воодушевленный.
— Юдит Либерман. Помнишь меня?
— Конечно, я тебя помню. Как тебе удалось узнать этот номер?
— Мне помог телефонист, — сказала Юдит. — Ты же говорила, что фамилия твоих приемных родителей — Янсон. А кто это ответил? У нее такой молодой голос.
— Это моя учительница, — сказала Штеффи. — Они со своей подругой снимают у нас на лето дом.
Штеффи стояла в прихожей у лестницы на второй этаж. Хедвиг Бьёрк вышла и закрыла за собой дверь, чтобы не мешать разговору. День был жаркий. Рука, в которой Штеффи держала телефонную трубку, стала липкой от пота.
— Как у тебя дела? Ты работаешь?
На шоколадной фабрике сейчас, в разгар летней жары, должно быть хуже, чем обычно. Штеффи представила себе Юдит, бледную и нездоровую среди тошнотворного сладковатого запаха шоколада.
— Нет, у меня отпуск, — сказала Юдит. — Эту неделю и следующую. Вчера мы со Сюзи ездили на трамвае в Сальтхольмен купаться. Но вход на пляж такой дорогой. А сейчас Сюзи уехала в деревню в одну семью на три недели. Почти все девочки разъехались. Нас осталось четверо.
— Ты могла бы приехать сюда, — сказала Штеффи. — На пару дней.
— Правда? А что скажут твои приемные родители?
— Наверняка согласятся. Я спрошу тетю Марту.
Штеффи обещала перезвонить, после того как поговорит с тетей Мартой.
Ее раздирали противоречия. С одной стороны, в компании веселей. Май вернулась на работу в прачечную, а Вера становилась все тише и отчужденней по мере того, как округлялся ее живот. Скоро его не скрыть плотно облегающим поясом и юбками в складку. Точно как предсказывала Май, Вера больше не показывалась в купальнике.
С другой стороны, Штеффи нужно учиться, а это тяжело, если кто-то в гостях. Май понимала, что для учебы нужна тишина. Она знала, что учеба отнимает время. С Юдит будет сложнее.
Еще одна вещь беспокоила Штеффи. Она боялась, что Юдит и тетя Марта не понравятся друг другу.
Штеффи отринула опасения. Она вспомнила, что точно так же переживала перед приездом Май. Но Май и тетя Марта нашли общий язык. Хотя на многое у них были совершенно разные взгляды. Может, так же будет и с Юдит?
— Что это за девочка? — спросила тетя Марта.
— Она из Вены, — сказала Штеффи. — В последний год мы учились в одном классе.
— Почему она живет в детском доме? Неужели для нее не нашлось семьи?
— Сначала она жила в одной семье в деревне, — сказала Штеффи. — Но затем переехала в город, чтобы начать работать. На шоколадной фабрике.
Это была не совсем правдивая версия судьбы Юдит в Швеции. Но если тетя Марта узнает, сколько раз Юдит меняла семьи, она подумает, что с ней что-то не так.
— Тогда на пару дней, — сказала тетя Марта. — С понедельника по среду. Хорошо?
Тетя Марта поговорила с пастором Пятидесятнической церкви и предложила собрать пожертвования родителям Штеффи с Нелли. Пастор не сказал ни да, ни нет, но пообещал, что девочки могут прийти и рассказать о деле членам собрания.
Нелли отказалась.
— Нет, — сказала она и сжала губы. — Штеффи может пойти сама.
Тетя Марта с тетей Альмой пытались переубедить ее. Штеффи знала, что они думали. Милая одиннадцатилетняя девочка с длинными косичками, которая к тому же поет как ангел в детском хоре общины, скорее вызовет симпатии, чем костлявый подросток, которого чуть было не исключили из общины за «греховное житие» в городе.
Но Нелли отказалась. Никакие уговоры, угрозы или подкуп не проняли ее. Штеффи рассердилась, но не могла не удивиться ее твердости.
— Нет. Нет. Нет.
В конце концов Штеффи и тетя Марта пошли одни.
Та же комната и те же люди, как в тот раз, когда Штеффи была вынуждена объяснять, почему ходила в кино. Пятеро мужчин, одна женщина. Пастор с его крупными ладонями.
В этот раз ей, во всяком случае, позволили сесть. Пастор попросил Штеффи рассказать о своей просьбе.
— Мои родители находятся в лагере, — сказала Штеффи. — В городе Терезиенштадт, недалеко от Праги. Они потеряли все, что у них было в Вене. Им нужны продукты и теплая одежда. Папа еще как-то справляется, но у мамы слабое здоровье. В Вене она заболела воспалением легких и чуть было не умерла. Когда зимой наступят холода, она снова может заболеть.
Голос ее не слушался. Она не привыкла говорить о маме с папой с чужими людьми.
— Мы с девочкой отправляем им посылки с продуктами, — пришла на помощь тетя Марта. — Столько, сколько можем себе позволить, и пока хватает талонов. Но одежда и обувь… Для большей помощи потребуется сотни две крон.
— Правда, что твои родители не христиане? — спросила женщина.
— Да, — ответила Штеффи. — Они иудеи.
— Есть ли у них возможность креститься в лагере?
Штеффи не верила своим ушам. Она говорила о холоде, голоде и болезнях. А эта женщина сидела перед ней и предлагала маме с папой сменить религию.
— Если бы они были христиане, — продолжала женщина, — тогда мы имели бы больше возможностей им помочь. Израильская миссия могла бы заняться их случаем.
— Я думаю о другом, — сказал один мужчина. — Ведь в этом лагере тысячи заключенных? А в остальных лагерях по всей Европе? Не только евреи, но и заключенные по убеждениям. И христиане. И гражданские, пострадавшие от войны. Мы же не можем помочь всем.
— Да, — сказал пастор. — Это правда. Мы не можем всем помочь.
— Да, — сказала женщина. — И есть нуждающиеся гораздо ближе к нам.
Голоса эхом раздавались в пустой комнате вокруг Штеффи. Ненастоящие, чужие. К горлу подкатил ком. Но они не должны увидеть ее слез.
— Но некоторым мы можем помочь, — сказала тетя Марта. — Мы можем помочь родителям этой девочки. Разве это плохо?
— Дайте нам время, — сказал пастор. — Взвесить предложение и найти выход. Встретимся через неделю. Хорошо?
«Нет, не хорошо», — хотелось закричать Штеффи. Но горло словно свело, и она знала, что если издаст хоть один звук, то расплачется.
В выходные перед приездом Юдит английские самолеты бомбили Гамбург, один из крупнейших городов Германии. В новостях по радио рассказывали о пожарах, свирепствующих в Гамбурге, и о тысячах погибших.
Штеффи радовалась, что союзники побеждали весной и летом, но бомбежки она не одобряла. Неужели действительно необходимо убить тысячи гражданских жителей, чтобы прекратить войну?
— Да, — сказала Юдит. — Англичане знают, что делают. К тому же в начале войны немцы бомбили их города. Немцы сами выбрали Гитлера и начали войну.
— Не все немцы, — сказала Штеффи.
— Ты их жалеешь? После всего, что они сделали с тобой и с твоей семьей?
Они шли с пристани через остров. Штеффи вела свой велосипед, на руле висела небольшая сумка Юдит. Юдит шла с другой стороны от велосипеда. Она была, как обычно, бледна, на белой коже веснушки проступили ярче, чем весной.
— Ты слышала что-нибудь о своих родителях? После того, как вернулось то письмо?
— Да, — сказала Штеффи. — Я получила карточку от папы. Хотя это было давно.
— Ты ответила им?
Штеффи кивнула.
— Я пишу каждую неделю. С тех пор как приехала сюда.
— И письма не возвращаются?
— Нет.
— Хорошо, — сказала Юдит. — Пока они в Терезиенштадте, ты можешь быть спокойна. Далеко еще?
— Не очень. Если хочешь, я могу подвезти тебя на велосипеде.
Юдит бросила недоверчивый взгляд на красный велосипед Штеффи.
— Ты умеешь?
— Конечно, — сказала Штеффи.
— Думаю, я лучше пойду пешком, — сказала Юдит. — А кстати, чей это велосипед?
— Мой.
— Твой? Твой собственный?
— Я получила его в подарок, когда мне исполнилось тринадцать, — сказала Штеффи. — От тети Марты с дядей Эвертом.
Юдит задумалась.
— Должно быть, они необычные люди, — сказала она, — раз дарят такие вещи приемному ребенку.
— Да, — сказала Штеффи. — Они необычные.
«Они дали мне то, что гораздо важнее велосипеда», — хотела сказать Штеффи. Хотя это прозвучало бы высокопарно.
Юдит вежливо поздоровалась с тетей Мартой и пожала ей руку. Но ее взгляд был недоверчивым.
Юдит не доверяла шведам, возможно, вообще всем людям.
Тетя Марта в свою очередь окинула критичным взглядом курчавые волосы и веснушки Юдит.
— Так, — сказала она. — Я слышала, ты работаешь на фабрике?
