— Должно быть, странно видеть, как твое тело преображается…
Он не смог ничего ответить. Буркнул что-то, надеясь, что она быстро сменит тему.
— Как ты думаешь, мне пойдет? Маленький животик. Совсем маленький животик.
Ее отражение в зеркале слабо улыбалось. Он выбрался из постели, желая во что бы то ни стало избежать этого разговора, повергавшего его в панику.
— Куда ты? — спросила она, видя, что он встает.
— В туалет.
На ее лице отразилось разочарование, и все-таки она еще раз спросила, когда он был в дверях:
— Ну как, мне пойдет?
И он равнодушно передернул плечами, чтобы скрыть охватившую его панику.
— Да. Наверно.
— Понятно… — холодно обронила она.
— Что тебе понятно?
Он занервничал. Ну почему она хочет во что бы то ни стало затеять этот разговор и не дает ему спокойно сходить в туалет?
— Тебя, похоже, это восхищает. — Он заговорил жестко, чтобы покончить с этим как можно скорее. — Твои подруги беременны, и поэтому ты хочешь, чтобы мы сделали ребенка прямо здесь и сейчас?
Он почувствовал себя жалким и гадким, когда она покраснела и залепетала:
— Да нет… Ты же знаешь, что нет… Ты несешь чушь!
— Ну и ладно, — буркнул он.
Она сделала еще одну тщетную попытку вернуться к теме:
— Я не сказала «здесь и сейчас»… Это смешно… Но когда-нибудь, может быть…
Он чмокнул ее в щеку, и она замолчала.
— Когда-нибудь, может быть. Но пока мы еще не готовы, дай мне сходить в туалет!
Она ничего не смогла ответить. Он скрылся с облегчением. Думал, что выкрутился, перехитрил ее. Он почти гордился, закрывая за собой дверь туалета.
Он повел себя как последний идиот, но понял это только позже. Много позже. Она заговаривала об этом еще не раз. Все серьезнее и все чаще. Когда Лиза родила, стало еще хуже.
— Когда я вижу ее с младенцем на руках, знаешь… Это глупо… Ты будешь смеяться…
— Скажи мне.
— Ну, понимаешь… я не знаю, но… У меня, мне кажется, тоже мог бы быть малыш… Я думаю… думаю, что я, пожалуй, готова.
Он каждый раз уклонялся, отшучивался все более плоско, самым жалким, наверно, было замечание насчет груди, которая удвоится в объеме, эта шутка была встречена самым напряженным молчанием, какое он когда-либо слышал.
Через несколько месяцев она снова начала уходить по вечерам, сначала на «Лока Чика» по пятницам, потом все чаще. А ведь когда они поселились вместе, произошло обратное. Лора почти отгородилась от мира. Мне вполне достаточно тебя. Остальной мир мне пофигу, заявляла она со своей дерзкой гримаской. Он гордился. Он любил ее. Он думал, что им очень хорошо вдвоем и ничто не может их разлучить. Так что ее капризы насчет ребенка он не воспринял всерьез. Да, но Лора стала уходить по вечерам. Даже по нескольку раз в неделю. Возвращалась с работы и сразу уходила.
— С кем ты встречаешься? Я думал, твои подруги больше никуда не ходят теперь, когда у них есть дети…
— С Инес.
— И все?
— Нет. Не только.
Она была уклончива. Она красилась, покупала новые платья. Крепко душилась.
— Ну так… Ты наводишь красоту, чтобы встретиться с Инес и не только?
Иногда, возвращаясь, она дышала на него алкоголем.
— С кем ты была?
Он задавал все более прямые вопросы.
— Я же тебе сказала.
— Нет.
— С Инес… И ее друзьями.
— Мальчиками?
— Мальчиками, девочками… Всех понемножку. А в чем дело? Ты ревнуешь?
Он никогда не был особо ревнив. Но теперь стал. Он засекал время, когда она уходила. Таращился на ее телефон, когда она получала сообщение.
— Мы больше не бываем дома вдвоем, — жалобно канючил он, когда видел, что она опять собирается уйти.
— Нет.
— Нет — и все?
— Нет. Мы молоды. Мы не обязаны играть в папу-маму на диване, правда? Тебе бы тоже развеяться.
Он сходил с ума. Когда он ждал ее, не спал до двух часов ночи и выходил из себя: «Ты пила! Кто тебя просил так напиваться?», она теряла терпение и говорила ему с ноткой брезгливости:
— Да что с тобой? Я тебя не узнаю.
Он не оставался в долгу:
— Это я тебя не узнаю!
— Да ну? Разве я не была такой, когда мы познакомились?
— Как это?
— Я бывала на людях. Социализировалась. И ты тоже! Тебе бы вернуться к этому! Это здорово, вот увидишь!
Она презирала его, когда он становился параноиком.
Он чувствовал, что теряет ее. Воображал, что есть кто-то другой. Однажды он ждал ее до трех часов ночи. Она сбросила туфли на каблуках в прихожей. Едва взглянула на него, пройдя через гостиную к спальне. Он перехватил ее, крикнул:
— Лора!
Он вцепился в ее запястье. В глазах ее мелькнул страх, как будто она испугалась, что он перейдет к физической расправе. Он хотел обнять ее, она его оттолкнула.
— Что ты делаешь? Почему не спишь?
— Лора, я хочу, чтобы мы завели ребенка. Я хочу ребенка с тобой.
Она застыла с открытым ртом, не выдав никакой реакции. Потом вдруг заплакала, убежала и закрылась в ванной.
— Что с тобой? Лора?
Он стоял за дверью, умирая от беспокойства, слыша, как она всхлипывает и шмыгает носом.
— Почему ты плачешь?
Она открыла дверь, глаза у нее покраснели. Она успела надеть пижаму, смыла макияж.
— Ничего. Это от волнения.
Он тихонько отвел ее в спальню, ласково держа за руку.
— Как ты? Ты уверена, что это от волнения?
— Да… Я не ожидала.
Он уложил ее на кровать, укрыл одеялом. Положил руку на ее живот.
— Я уверен, что ты будешь очень красивой с животиком.
Она слабо улыбнулась.
— Я наговорил глупостей по этому поводу…
— Да.
— Я просто испугался. Был не готов…
— А сейчас ты готов?
Она вглядывалась в него с опаской, как будто не верила.
— Да. Конечно.
Несколько долгих минут они молчали. Она попросила погасить свет, и он погасил. Ждал в тишине, но она больше ничего не говорила. Эмиль прошептал:
— Так ты перестанешь принимать таблетки?
Он слышал в темноте, как она сглотнула и кивнула.
— Да.
— Когда?
Он ждал, затаив дыхание. Он не хотел ее терять. Он сделал бы что угодно, лишь бы не потерять ее.
— Завтра…
И она добавила слабым неуверенным голосом:
— То есть… Если ты согласен?
Он хрипло выдавил «да».
Больше они не произнесли ни слова. Наверно, эмоции давили. Он держал руку на ее животе всю ночь. Он не спал. Представлял себе ее в широком платьице, с округлым животом, с розовыми щеками. Представлял, как будет оберегать ее и ребенка. Он больше ничего не боялся.
— Ты опять уходишь?
Лора продолжала уходить по вечерам.
— Да. Я не поздно.
Больше он ничего не смел сказать, потому что она уходила реже. Она чаще оставалась дома, и они занимались любовью почти каждый день. Делали ребенка. Однако по выходным она уходила без него. По-прежнему с Инес и ее друзьями. Возвращалась поздно. Но он изображал равнодушие, потому что знал, что, когда она вернется, они займутся любовью, будут делать ребенка. Так что он шел на компромисс. Это позволяло ему оставаться спокойным.
Так продолжалось целых три месяца. Он хлопал над ней крыльями, готовил поесть, наливал для нее ванну и терпеливо ждал, когда она выйдет. Регулярно спрашивал с тревогой:
— У тебя есть месячные?
Она хмурилась. Это означало, что да, что ребенок еще не в пути. Но у них было время.
А потом однажды вечером она вернулась пьяная, дыша алкоголем, и он не смог сдержаться. Он почти взревел:
— Ты издеваешься надо мной?
Она сначала отшатнулась испуганно.
— Ты напиваешься? Ты смеешь напиваться?
Она отступила, прижалась к стене.
— Да о чем ты думаешь? Какая идиотка так поступает?
Испуг исчез с лица Лоры. Она расправила плечи, и на лице ее отразилось презрение.
— Иди ты на фиг, Эмиль! Не смей контролировать мою жизнь! Хочу и пью!
