— Так вы, значит, не хотите увеличить заклад?
— По мне, как вам угодно, старина, — сказал Майк. — Я готов заложиться на все, что вы пожелаете.
Все остальные сидели тихо, наблюдая за ними. Жене Майка было не по себе. Ее рот искривился, она явно предпочла бы вмешаться. От кусков говядины на наших тарелках поднимался легкий парок.
— Так, вы, значит, готовы заложиться на что угодно?
— Я вам уже сказал.
— И даже на десять тысяч фунтов?
— Конечно, если вы захотите.
Майк обрел спокойствие. Он не сомневался, что сможет выставить любую доступную Пратту сумму.
— Так, значит, я могу сам назначить заклад?
— Да, конечно.
Настала пауза. Пратт медленно огляделся вокруг, сначала посмотрев на женщин, потом на меня. Он как будто напоминал нам, что мы являемся свидетелями заключаемой сделки.
— Майк! — окликнула миссис Шофилд. — Может, уже хватит дурачиться? Мясо стынет.
— Нет, это не дурачество, — ответил ей Пратт. — Мы хотим заключить небольшое пари.
Служанка стояла с блюдом овощей, не понимая, может ли она подойти и поставить его на стол.
— Ну хорошо. Я вам скажу тогда мою ставку.
— Валяйте, валяйте, — откликнулся беззаботно Майк. — Ваше слово.
Пратт кивнул, и по его губам пробежала короткая усмешка. Затем он, пристально глядя на Майка, сказал:
— Если я выиграю, то вы отдаете мне в жены вашу дочь.
Луиза Шофилд подскочила на месте:
— Что?! Нет! Папа, послушай, это уж совсем не смешно.
— Ах, дорогая, — вмешалась мать, — они просто шутят.
— Я не шучу, — сказал Ричард Пратт.
— Но это действительно смешно, — сказал Майк, снова потерявший уверенность.
— Вы предложили мне назначить заклад.
— Я имел в виду деньги.
— Вы этого не сказали.
— Это подразумевалось само собой.
— Жаль, что вы не сказали об этом прямо. Впрочем, если вы предпочитаете взять свои слова назад, пожалуйста.
— Дело не в том, старина. Это в любом случае не пройдет, потому что вы не можете выставить равный залог. У вас нет дочери, которая пошла бы в заклад, если б вы проиграли, а если бы и была, я бы не захотел жениться на ней.
— Я рада слышать твои слова, дорогой, — сказала миссис Шофилд.
— Я могу поставить все, что хотите, — заявил Пратт. — Мой дом, например?
— Который? — уточнил Майк, переходя на шутливый тон.
— Загородный.
— Тогда отчего уж и не второй?
— Что же, если хотите — пожалуйста. Два моих дома.
Майк дрогнул. Он шагнул вперед и аккуратно поставил корзинку на стол. Он передвинул солонку, переставил перечницу, взял в руку нож, задумчиво посмотрел на лезвие и положил нож обратно. Дочь тоже увидела, что он заколебался.
— Папа, пожалуйста, не делай глупостей! — закричала она. — Я не позволю так играть мною.
— Ты абсолютно права, милая, — сказала мать. — Немедленно прекрати этот вздор, Майк, сядь и ешь мясо.
Майк не обратил на нее внимания. Он посмотрел на дочку и улыбнулся неторопливо и по-отечески покровительственно. В его глазах неожиданно загорелся торжествующий огонек.
— А знаешь, Луиза, — улыбаясь произнес он, — знаешь, мы, пожалуй, должны подумать о его предложении.
— Папа, перестань! Я даже слушать ничего не хочу! В жизни не слыхала такой чепухи!
— Нет-нет, минуточку, дорогая. Одну минуточку помолчи и выслушай, что я тебе хочу сказать.
— Я не желаю об этом слышать!
— Луиза, пожалуйста! Дело в том, что… Ричард относится к нашему пари чрезвычайно серьезно. Это не я, а он настаивает на нем и, проиграв, передает нам крупные участки недвижимости. Минуточку, дорогая, не перебивай. Все дело в том, что он… Он обязательно проиграет.
— Он, кажется, придерживается иного мнения.
— Послушай меня, я знаю, о чем говорю. Эксперт, дегустирующий кларет, если это не что-нибудь прославленное вроде «Лафита» или «Латура», может довольно близко угадать место происхождения. Он назовет, конечно, район Бордо, откуда привезено вино, — Сент-Эмилион, Помероль, Грав или Медок. Каждый район делится на несколько общин, на мелкие округа, и в каждом округе полным-полно виноградников. Никто не может их различить только по вкусу и запаху. Я даже готов сказать тебе, что это вино — с очень маленькой фермы, лежащей в окружении других ферм. Ему никогда не угадать, с какой именно. Это невозможно.
— Зря ты так уверен, — сказала дочь.
— Нет, уж ты поверь, что не зря. Право же, я не хвалюсь попусту, когда считаю, что я неплохо разбираюсь в вине. Да и вообще, милая моя девочка, я твой отец и не стану рисковать тобой ради какой-нибудь ерунды. Я хочу обеспечить тебе кое-какой капитал.
— Майк, — резко перебила его жена, — пожалуйста, немедленно прекрати!
Он не прореагировал.
— Стоит нам с тобой принять это пари, — продолжал он, обращаясь к дочери, — и через десять минут ты станет владелицей двух больших домов.
— Папа, да не нужны мне два больших дома!
— Продай их. Продай обратно ему, не сходя с места. Я все организую. И тогда, нет, ты только пойми, моя дорогая, — ты сразу разбогатеешь. Ты обеспечишь себе независимость на всю жизнь!
— Ой, папа, мне это не нравится. По-моему, это глупая затея.
— И по-моему, тоже, — сказала мать. Говоря, она резко дернула головой вверх и вниз, как клюющая курица. — Ты бы хоть себя постыдился, Майкл, предлагать такое! Это же твоя дочь!
Майк даже не взглянул на нее.
— Соглашайся! — с нажимом произнес он, глядя на дочь в упор. Соглашайся, давай! Я гарантирую, что ты выиграешь!
— Папа, он мне не нравится!
— Скорее, девочка, соглашайся!
Майк не давал ей опомниться. Он перегнулся вперед и твердыми блестящими глазами сверлил девушку. Ей было трудно сопротивляться.
— А если я проиграю?
— Я повторяю, что этого не произойдет. Я отвечаю.
— Ой, папа, ну неужели без этого никак?
— Я обеспечиваю твое будущее. Решай скорее. Ну так как же, Луиза? Да или нет?
Она еще поколебалась в последний раз и, беспомощно передернув плечиками, сказала:
— Ладно, если ты точно знаешь, что дело верное…
— Отлично, — воскликнул Майк, — отлично! Ставки сделаны!
— Да, — подтвердил Ричард Пратт, глядя на девушку. — Ставки сделаны.
Майк взял бутылку, отлил несколько капель к себе в бокал и возбужденно обежал вокруг стола, разливая остальным. Все смотрели на Ричарда Пратта, следя за выражением его лица, когда он медленно взял бокал правой рукой и поднял к носу. Ему было около пятидесяти, и его внешность нельзя было назвать приятной. Средоточием всего лица служил рот. Рот и губы. Полные, влажные губы профессионала-гурмана. Нижняя губа — отвисшая, вечно приоткрытая губа знатока, идеальной формы для соприкосновения с краем бокала или для приема лакомого кусочка. Как скважина, подумал я. Влажная замочная скважина.
Медленно он поднес бокал к носу. Кончик носа опустился в бокал и двинулся вдоль поверхности вина, деликатно принюхиваясь. Он круговым движением взболтал вино, чтобы вдохнуть букет. Его сосредоточенность достигла предела. Он прикрыл глаза, и верхняя половина туловища — голова, шея, грудная клетка — превратилась в некую разновидность гигантской, суперчувствительной нюхательной машины, предназначенной для приема, фильтрации и анализа сигналов от обоняющего носа.
Майк развалился на стуле, внешне беззаботно, а в действительности ловя каждое движение. Его жена, миссис Шофилд, сидела напротив прямо и скованно, с лицом, излучавшим неодобрение. Его дочь Луиза чуть отодвинула стул назад и в сторону. Она повернулась к Пратту и, как и ее отец, не отрывала от него глаз.
Процесс вдыхания занял не меньше минуты. Затем, не отрывая глаз и не двигая головой, Пратт отнял бокал от носа, поднес ко рту и набрал в рот почти половину содержимого. С ртом, полным вина, он медлил, определяя первый вкус, потом пропустил несколько капель в глотку, и, пока оно проходило, кадык двигался вверх и вниз. Большая часть вина осталась во рту. По-прежнему не глотая, он втянул тонкую струйку воздуха, смешавшегося с винными парами, и пропустил в легкие. Он задержал дыхание, выдохнул через нос и начал перекатывать вино языком, мять его и, наконец, стал жевать зубами, как будто ел хлеб.
Он вел свою роль серьезно и абсолютно невозмутимо. Он был великолепным актером.
— Хм, — сказал он, облизнув губы розовым языком. — Да. Прелюбопытнейшее винцо. Нежное и изящное, с чисто женским последействием.
Во рту у него скопилось столько слюны, что брызги вылетали вместе со словами на стол.
— Попробуем по методу исключения. Вы мне простите, может быть, излишнюю осторожность, но ставка очень уж высока. Порой случается, я иду на риск, отталкиваюсь обеими ногами и приземляюсь точно посреди вьющихся лоз. Однако на сей раз я не имею права рисковать, верно?
Он посмотрел на Майка и улыбнулся полными, влажными губами. Майк не улыбался.
