Федя написал на снегу букву «Д» и признался:
— Из уважительности спрашиваю. С вашей мамой не знаком.
— Мама в порядке, спасибо, — сказал тонколицый и снова затопал ножкой. Водитель вездехода выпрыгнул из кабины, закурил. Водитель был молодой, прыщавый, с редкими усиками щеточкой, серая вязаная шапка лихо сдвинута набок.
В окошке появилась любопытная Катина мордашка. Сокольничий шутливо погрозил ей пальцем, и мордашка исчезла.
— Вы себе ничего не отморозите? — спросил тонколицый с раздражением.
— Мы, потомки сибиряков, люди морозоустойчивые. — Сокольничий добродушно усмехнулся, дописал букву «Я» и неторопливо, степенно застегнул ширинку. — Вот, пожалуй, и всё. Пройдемте в сени… м-м…
— Владилен Антуанович, — представился тонколицый и шмыгнул носом.
— Давайте водочки тяпнем, Владилен Антуанович, — задушевно предложил Федя, впуская тонколицего в дом. — Вид у вас неважнецкий.
— Это несущественно! — бросил тонколицый, цепко оглядывая комнату. — Где хозяин дома?
— Туточки мы! — С доброй улыбкой на румяном лице в комнату вошел Ионыч. Он вел за руку Катеньку. На Катеньке было новенькое платье в цветочек и добротная теплая шаль. Девочка недоверчиво глядела на тонколицего и жалась к волосатой руке Ионыча.
— Здравствуйте. — Владилен Антуанович протянул Ионычу руку.
Ионыч поклонился тонколицему:
— Пожалуйте к столу!
— Да я как бы…
— У нас, сибиряков, все дела решаются за столом, почтенный Владилен Антуанович, — сказал Федя.
С тонколицего почти насильно стащили шапку и шубу и усадили за стол. Владилен Антуанович с сомнением посмотрел на стакан, заполненный мутной жидкостью. На дне стакана, словно водоросли, колыхались хлебные крошки.
— Что это? — визгливо поинтересовался тонколицый.
— Это, мил человек, божественная амброзия, о который вы так много слышали, — заявил Ионыч, подмигивая.
— Я на службе, мне нельзя, — неуверенно сказал Владилен Антуанович.
— Ну что вы такое говорите! — воскликнул Ионыч и незаметно толкнул Катеньку в бок. Девочка двинулась к тонколицему с тарелкой свежеиспеченных пирожков в дрожащих руках.
— Угощайтесь, дяденька! — сказала Катенька и мило покраснела.
— Лапочка наша! — Сокольничий едва не прослезился.
— С чем пирожки? — смягчившись, спросил Владилен Антуанович.
— С картошечкой и капусткой, — сказала девочка. — И с яблочным повидлом тоже есть, вот эти, румяненькие…
Тонколицый взял пирожок и надкусил. Задумчиво щурясь, пожевал. Вид у него был как у математика, в уме решающего сложную задачу.
— Пирожок удался на славу, спасибо, девочка, — сказал тонколицый и повернулся к Ионычу. — Так вот, я по делу…
— А водочки! Водочки-то! — Ионыч засуетился, подвинул тонколицему стакан мутной жидкости.
— Да какая же это «водочка»? — удивился тонколицый. — Самогон паршивый.
— Зря вы так. — Ионыч обиженно засопел. — Интеллигентный вроде человек, а такое говорите… Мы для вас старались, Катенька пирожки пекла, я выпивку доставал немыслимыми путями…
— Очень немыслимыми! — эхом отозвался сокольничий.
— Хорошо-хорошо! — Владилен Антуанович взял стакан и отхлебнул. Скривился, просипел сквозь зубы:
— А теперь давайте поговорим о деле.
— Точно девку нашу забрать хочет, — шепнул Ионыч Феде и громко спросил: — А как же огурчик?
— Огурчик?
— Катенька, девочка моя, принеси дяде огурчики, — вежливо попросил Ионыч, незаметно щипая девочку за шею. Катенька помчалась на кухню. В комнате стало очень тихо. Владилен Антуанович нервно топал миниатюрной ножкой по деревянному полу. Тикали настенные часы. Наконец, в комнате появилась Катенька. Пыхтя от усердия, она тащила десятилитровую банку. Федя кинулся девочке на помощь, но Ионыч удержал его за рукав и сам забрал банку у Катеньки.
— Спасибо, родная, — сказал Ионыч. — Тяжело было?
— Что вы, дяденька, совсем нет. — Катенька сделала реверанс.
У девочки дрожали коленки.
— Какая милая девочка! — Сокольничий потер рукавом заблестевшие глаза.
— Не обманывай взрослых, лапонька! — сказал Ионыч и погладил Катеньку по голове. — Если тяжело, всегда зови на помощь.
— Хорошо, дяденька, — прошептала девочка.
— Я как бы… — начал тонколицый.
Ионыч насадил огурчик на вилку и сунул пупырчатый овощ в раскрытый рот Владилена Антуановича. Удивленный Владилен Антуанович смачно захрумкал.
Ионыч, Федя и Катенька напряженно смотрели на сосредоточенно жующего тонколицего. Владилен Антуанович тщательно прожевал огурец, достал из кармана надушенный шелковый платочек, промокнул губы.
— Ну как? — с придыханием спросил Ионыч.
— Недурственно. — Тонколицый нахмурился. — Однако ж пора перейти к делу.
— А еще огурчика? — Ионыч метнулся к банке.
— Избавьте! — воскликнул Владилен Антуанович, соскакивая со стула. Ионыч замер с вилкой в руке. — Довольно!
Тонколицый засунул платок в карман поглубже и нервно облизал губы.
— Стало известно, что возле вашего дома, уважаемые, две недели назад потерпел крушение непознанный летающий объект, в простонародье — летучая тарелка. Так ли это? Если так, проведите меня к нему. Я хочу немедленно осмотреть вышеуказанную летучую тарелку.
Федя удивленно крякнул и с надеждой посмотрел на Ионыча. Лицо Ионыча скрывала тень.
Сокольничий радостно спросил:
— Так вы не за девочкой нашей?
— За кем? — Тонколицый удивленно посмотрел на сокольничего.
Федя прикусил язык. Катенька встала на цыпочки и шепнула сокольничему на ухо:
— Дяденька, радость-то какая! Не за мной Владилен Антуанович!
Сокольничий легонько сжал девочкину руку: теперь, мол, всё отлично будет.
— Так что? — Тонколицый, не отрываясь, смотрел на Федю. — Могу я взглянуть на объект?
Ионыч тяжело, словно противотанковое орудие, развернулся и исчез в соседней комнате. Только занавески колыхнулись.
— А куда он? — спросил Владилен Антуанович у Феди. Сокольничий пожал плечами. Ионыч чем-то тарахтел и шуршал — словно что-то искал. Владилен Антуанович заложил руки за спину, качнулся на пятках.
Притопнул ножкой:
— Объект в соседней комнате? Он маленький?
— Небольшой, — уклончиво ответил Федя.
— А что он? Как вообще?
— Тепло любит, — признался Федя. — Если зеленая лампочка горит, значит, хорошо: нужная температура достигнута. Мы его горячей водичкой поливаем.
— Горячей водичкой? А внутри объекта что? — Владилен Антуанович сделал страшное лицо и прошептал: — Или кто?
— Я почем знаю.
— Что, даже не пытались заглянуть?
— Не пытались. Как упала тарелочка, так и лежит под окном.
— Снаружи или внутри?
— Снаружи.
— Если снаружи, тогда что этот ваш Ионыч ищет в…
Ионыч приставил ствол к затылку тонколицего и нажал на спусковой крючок. Полголовы Владилена Антуановича в мгновение ока словно безумный великан отъел. Занавески щедро взбрызнуло темной кровью. Катенька замерла, побелевшими глазами разглядывая шатающийся, притопывающий сапожком труп тонколицего. Девочке показалось, что губы Владилена Антуановича шевелятся, силясь что-то произнести, но только безуспешно царапают воздух. Это длилось ничтожную долю секунды. Тонколицый стал заваливаться прямо на Катеньку. Лишившийся дара речи сокольничий схватил девочку под мышки и оттащил подальше к окну.
Ионыч вышел наружу. Водитель вездехода успел достать пистолет и направил оружие на Ионыча, пытаясь справиться с дрожащей рукой. Ионыч тщательно прицелился, прищурив левый глаз. Водитель выстрелил и промазал. Ионыч выстрелил и попал — не зря целился. Водитель выронил пистолет и схватился за бок. Пошатнулся, сделал шаг вперед и два назад, поскользнулся, упал, проломив тонкую корку снега, и стал проваливаться в холодную белую кашу.
Ионыч подошел к водителю, на ходу перезаряжая ружьишко.
Водитель поднял покрасневшие глаза на Ионыча, спросил, старательно глядя мимо ствола:
— Чем стрелял?
— Жаканом, — сказал Ионыч.
— Больно, — пожаловался водитель. — И обидно как-то. Девке своей сказал, что сегодня пораньше вернусь, в кабак свожу. Годовщина у нас… год как встречаемся.
— Цены у вас, говорят, подскочили, — помолчав, сказал Ионыч.
— Да не так что бы сильно, — сказал водитель. Он погружался в снег всё глубже и глубже. — Бухло, например, вообще не подорожало.
— Это хорошо, — сказал Ионыч. — Ты из Лермонтовки?
— Угу.
— А шеф твой? Владилен Антуанович?
— Они вчерась в Лермонтовку прилетели из Толстой-сити… Важная персона!
Помолчали.
— А че… че ваще случилось? — спросил водитель. — Чего с Владиленом Антуановичем не поделили-то?
