– Ольга, я прошу вас сегодня пообедать с нами, – помолчав, сказала хозяйка. – Бесплатно. Ведь я все равно приготовила обед и на вас.
Тон, которым это было сказано, сочувствие на ее добром круглом лице – все это не позволяло сомневаться в ее искренности.
– Но я боюсь опоздать по объявлению… – проговорила Ольга, краснея.
– Чтобы не опоздать, надо быстро ходить, – улыбнулась хозяйка. – А для этого надо хорошенько поесть. Пойдемте, пойдемте!
Что оставалось делать? Только поблагодарить эту добрую женщину. И впредь выходить из дому задолго до обеда, чтобы не злоупотреблять ее добротой.
Хозяйка магазина готового платья спросила сразу же после Ольгиного «здравствуйте»:
– Иностранка?
– Русская, – кивнула Ольга.
– Нет, – отрезала та.
– Что – нет? – на всякий случай спросила Ольга.
Хотя и без вопросов все было понятно. Сколько она перевидала уже таких хозяек с тех пор, как, отчаявшись найти место гувернантки, стала предлагать свои услуги во всех лавках подряд!
– Работы для тебя нет, – ответила хозяйка.
– Потому что я русская? – невесело усмехнулась Ольга.
– Потому что у тебя вместо паспорта бумажка. У нас для своих работы не хватает, а тут еще вы. Что вам здесь надо? Сидели бы дома.
– Меня увезли из России, когда я была ребенком, – сказала Ольга. – Мои родители дворяне. Они не могли оставаться на родине после революции.
«Зачем я все это говорю, кому?» – мелькнуло при этом у нее в голове.
– Вас никто не заставлял делать революцию, – отчеканила хозяйка. – Я не беру иностранок. Уходи.
Ольга ненавидела себя за то, что после этих слов продолжает стоять на пороге лавки. Как нищенка. Впрочем, почему «как»? Она и есть нищенка, и ей следует смирять свою гордость.
– Может быть, хотя бы на время? – с трудом проговорила она. – Я буду стараться, вы увидите!
– Я и так вижу, – усмехнулась хозяйка. – Ты из благородных, продавщицей никогда не работала. Ищи работу по себе.
Дверь лавки захлопнулась. Ольга медленно побрела по улице. Но дойти ей удалось только до ближайшей уличной скамьи – потом ноги у нее подкосились, и она едва успела присесть.
Как нарочно, скамья стояла напротив кондитерской, в витрине которой были выставлены бесчисленные пирожные.
– Мама, я хочу вон то! – воскликнула маленькая девочка, проходя мимо лавки.
– Солнышко мое, сейчас же купим! – обрадовалась мама.
Дверь кондитерской открылась, выпустив на улицу запахи свежей сдобы, от которых Ольга едва не потеряла сознание. Она поспешно поднялась со скамьи и почти побежала прочь.
Она постаралась проскользнуть в пансион незаметно. Ведь сегодня надо уплатить за комнату, а она не только уплатить не может, но даже пообещать, что сделает это в ближайшее время… Стыд, стыд какой! Закрыть бы поскорее за собою дверь, скрыться от всех, скрыться от этого жгучего стыда…
Но скрыться не получилось. И не только потому, что от стыда не скроешься, но и по более простой причине: едва успев открыть дверь своей комнаты, Ольга потеряла сознание.
Как ни легко стало ее тело за месяц почти полного голода, но звук его падения оказался все же довольно громким.
Первой прибежала на этот звук хозяйка, за ней – Иосиф Шварцман.
– Скорее! – крикнула она ему. – Звоните врачу!
Иосиф бросился было к телефону, висящему в коридоре, но остановился.
– Врачу надо будет заплатить, – сказал он. – У нее есть деньги?
Держа у себя на коленях Ольгину голову, хозяйка потянулась к ее сумочке, открыла… И тут же закрыла снова.
– О боже, что это я! – сказала она. – В чужой сумочке роюсь. Я и так знаю, что денег у нее нет.
– Но что же делать? – растерянно проговорил Иосиф. И тут же лицо его просияло. – Я позову Незнамова! – воскликнул он. – Все-таки сосед. Может быть, хотя бы осмотрит бесплатно.
С Алексеем Незнамовым Иосиф столкнулся в коридоре: тот как раз возвращался с работы.
– Легки на помине! – воскликнул Иосиф. – Вовремя вы.
– А что случилось? – невозмутимо поинтересовался Незнамов.
Невозмутимость была, пожалуй, самым заметным его качеством. Трудно было представить такое событие, которое могло бы ее нарушить.
– Соседка в обморок упала, Ольга Васильцова, – сообщил Иосиф. – Может, у нее с сердцем плохо?
– А где она?
– У себя. То есть на полу. Вы не посмотрите?
Не отвечая, Незнамов пошел по коридору.
Ольга по-прежнему лежала на пороге своей комнаты.
– Я помогу вам ее перенести, – заверил Иосиф.
– Благодарю. В этом нет необходимости, – ответил Незнамов.
– Она умерла?! – с ужасом спросил Шварцман.
По лицу Незнамова впервые мелькнула улыбка.
– Я имею в виду, что сам могу ее поднять, – ответил он.
Перенеся Ольгу на кровать, Незнамов сел рядом на стул, расстегнул пуговицы ее платья, послушал сердцебиение. Потом оттянул ее веки, посмотрел в глаза.
Хозяйка, Иосиф и только что прибежавшая Мария сгрудились у него за спиной.
– Необходим укол, – сказал Незнамов, вставая. – Побудьте с ней, я принесу шприц.
Пока он ходил за шприцем, хозяйка и Мария раздели Ольгу и прикрыли одеялом. Она по-прежнему была неподвижна, как мертвая. И только когда Незнамов ввел лекарство ей в вену, веки у нее дрогнули.
– Что это за лекарство? – почтительно глядя на доктора, спросила хозяйка.
– Это просто глюкоза, – ответил тот. – У нее истощение, физическое и нервное. Сейчас она придет в себя, и ей надо будет поесть. Распорядитесь, чтобы обед принесли сюда. Включите в мой счет.
– Господин Незнамов, вы благородный человек! – с чувством произнесла хозяйка.
– Поскорее, пожалуйста, – поторопил он.
Сознание возвращалось к Ольге медленно, какими-то странными обрывками, похожими на озерца.
Из первого такого озерца смотрели на нее глаза мужчины – внимательно и сочувственно.
Во втором озерце была вода. Увидев ее, Ольга поняла, что ей страшно хочется пить. И сразу же, как только она это поняла, вода оказалась у самых ее губ.
– Пейте, – услышала она. – И не волнуйтесь. Все хорошо.
Это не могло быть правдой. Но это было сказано так, что не поверить было невозможно. И вопреки всему Ольга поверила словам, произнесенным едва знакомым ей голосом.
– Да… – с трудом выговорила она. –
Да-да…
Голова ее приподнялась, поддерживаемая рукой, совсем уж незнакомой, но такой надежной, что хотелось подчиняться каждому движению этой руки.
Ольга и подчинилась. Покачивалась вода в стакане, мерцало в полусознании лицо мужчины над нею, снова покачивалась вода, утоляя жажду…
Вода в колодце покачивалась – так, как будто земля сотрясалась каким-то неведомым существом. Любка даже испугалась: может, кто-нибудь спрятался в колодце, может, не опускать туда ведро? Она огляделась. Вечер, и чистое поле, и облака над этим полем, и кроме нее и Ванги нет никого кругом…
«Что за глупости!» – сердито подумала она и с нарочитым грохотом опустила ведро в воду.
– Ты не сердись на мою сестру, – вдруг услышала Любка. – Она не видит тебя.
Любка оглянулась на Вангу, присевшую рядом с колодцем на траву, покрытую белыми цветами-звездочками, и удивленно спросила:
– Ты чего, Ванга?
– Можно, спрошу тебя? – не глядя в ее сторону, произнесла Ванга.
Вид у нее был такой, что Любка замерла. Ванга явно говорила не с нею. Но с кем же тогда?
– Что мне делать с моими видениями? – спросила Ванга.
Она сама была похожа сейчас на видение; облик ее переменился так, что этого нельзя было не заметить.
Прислушавшись к чему-то – или к кому-то? – Ванга сказала:
– Мне трудно с ними жить. Но раз ты говоришь, что это надо, я постараюсь. – И добавила, снова прислушавшись: – Хорошо. Нарву.
Любка взглянула на ведро, стоящее рядом с нею у колодца. Вода в нем снова заколыхалась.
– Ванга! – воскликнула Любка. – Ты что?! Ты с кем говорила сейчас?
– Это был всадник. – Лицо Ванги дышало спокойствием и счастьем. – Он светился весь, сиял, как ясный месяц. Огромный всадник на огромном белом коне.
– Всадник?.. – растерянно повторила Любка. – А… что он тебе говорил?
– Он сказал, что теперь всегда будет мне помогать. И еще он велел мне нарвать звездной травы. Вот этой, с белыми звездочками, – пояснила она, касаясь рукою травяных звездочек так, словно видела их. – Звездной травы. Сказал, что она поможет мне лечить болезни.
– А у тебя-то самой голова не болит? – опасливо спросила Любка.
– Нет, – улыбнулась Ванга. – Не бойся, голова моя здорова. Просто… Все во мне переменилось.
А что переменилось, как переменилось? Этого Любка понять не могла. Вздохнув, она принялась собирать вместе с Вангой звездную траву, на которую будто бы указал всадник. То и дело Любка поглядывала на небо. Может, гроза собирается, вот сестра и приняла гром за стук копыт?
Но небо было ясным, и таким же ясным было лицо Ванги.
– Войдите, Алексей Сергеевич, – сказала Ольга.
