На лестнице я столкнулась с Тамани и не удержалась от удивленного восклицания. Она остановилась и, ухмыляясь, заговорила:
— Тебя удивляет, что я здесь? Хм… уж я-то никого не забываю! Впрочем, Шерифа обрадовалась моему приходу. Я не предупреждала ее о том, что приду, я хотела навестить тебя — мне сказали, что тебе нездоровится… И вот, прождала тебя полдня.
— Я была у Мины, — соврала я с неловкой поспешностью.
— О, мне-то нет нужды рассказывать, где ты бываешь. Это меня не касается… Напротив, тут она подалась ко мне с видом сообщницы, от чего меня передернуло, — я считаю, что ты совершенно права, что ловишь момент, пока живешь у сестры. С мачехой твоей совсем другое дело. Настоящий жандарм… Уж там-то ты не могла бы возвращаться в такой поздний час, верно?
Ухмылка все так же кривила ее рот. Держась рукой за поручень, она раскачивалась, то отдаляясь, то приближаясь, и я непроизвольно вжималась в стену. Погас свет. Ни одна из нас не пошевелилась. Доходившие снаружи отблески освещали белую вуаль Тамани, оставлявшую открытым ее кирпично-красное лицо, крашеные рыжие патлы. Мне стало страшно.
— Знаешь, — зашептала она, — а я видела тебя под фонарем на углу… и вернулась, чтобы дождаться тебя и поговорить.
— Что ты хочешь от меня?
Собственный голос показался мне крикливым, неуверенным…
— Тише, тише!.. — примирительно забормотала она. Не бойся. Я желаю тебе только добра. — Потом властно спросила: — Кто он?
— Тебя это не касается.
— Ладно, ладно; я и так давно это знаю. Просто хотела услышать это от тебя. Это аль-Хадж-сын. Он попросил тебя в жены, а твоя мачеха ему отказала… Как видишь, мне все известно. Да-а, у тебя губа не дура. Выгодная партия, да и мужчина что надо. Для первого раза весьма неплохо… Вот только напрасно ты надеешься, что это приведет тебя к замужеству, напрасно… За это время столько всего может произойти!
— Оставь меня. Это не твое дело.
Я отодвинула ее, чтобы пройти. Она остановила меня, завладев моей рукой, и с едва заметной угрозой в голосе забормотала:
— Не нервничай! Да, мне говорили, что ты необщительна, дика… Но я считала тебя по крайней мере неглупой. Однако ты, кажется, не отдаешь себе отчета, что мне достаточно шепнуть пару слов, чтобы в твоем доме разразился скандал. Добрые люди узнают, что дочь Абделазиза ночами шастает по улицам с мужчиной… А в домах Алжира имя Абделазиза еще не совсем забыто. А родственники аль-Хаджа, его мать, сестры… Мне не составило бы никакого труда рассказать им о тебе прежде, чем ты вошла бы в эту семью… Ты думаешь, их сынок будет настолько тобою дорожить, что осмелится противостоять всей своей семье?
— Можешь рассказать все, мне это безразлично… Напротив, — сказала я, оживляясь, бросая ей вызов. — Напротив, я наконец испытаю удовольствие от того, что смогу встречаться с ним у всех на глазах!..
— Какая наивность! — Она почти ласково засмеялась, потом вдруг остановилась, посерьезнев. — Я уже много раз повторяла тебе, и мне горько видеть, что ты мне не доверяешь. Я хочу тебе добра, ты мне вроде дочери… То, что я говорила, — это было в шутку. Послушай-ка меня: когда ты вернешься домой, тебе понадобится выходить, встречаться с ним, ведь так? Я знаю, что это такое: когда ты молода, то забываешь об осторожности, не думаешь об опасности…
— Ну так что? — нахально перебила я.
— Ну так вот, если я найду для тебя возможность выходить из дому когда вздумается и совершенно безопасно…
— Как же это у тебя получится? — спросила я с неприязненным любопытством.
— Это неважно. Главное, я хочу помочь тебе.
— Спасибо, — сказала я. Но я не нуждаюсь в услугах сводни.
— Я могу повернуть и так, что ты не выйдешь.
Я пожала плечами.
— Это как тебе будет угодно.
— Когда-нибудь, рано или поздно, я все равно тебе понадоблюсь. Не сегодня, так…
— Зачем ты во что бы то ни стало хочешь мне пригодиться? — раздраженно перебила я.
— Это мое дело, — сказала она. — До свидания.
Она скрылась прежде, чем я успела разглядеть выражение ее лица.
* * *
Через два дня Шерифа вместе с мужем и детьми должна была уезжать в деревню, в дом свекра и свекрови. Она уже ворчала и вздыхала по поводу обыкновения ее мужа «запереться там на целый месяц». Я знала, что при нем она не осмелится высказаться на сей счет: то была единственная тема, при обсуждении которой Рашид мог заговорить тоном повелителя. Я, как могла, принялась ее утешать:
— Так будет лучше для детей… Правда-правда, Сакина уже мечтала вслух о том, как будет бегать по полю, зарываться в сено…
— Это верно, — нехотя согласилась Шерифа. — Зато я на это время буду лишена права выходить из дому. Даже в их великолепный фруктовый сад… Меня, дескать, могут увидеть работники! Наконец…
Салиму я сказала, чтобы он приходил под балкон часам к трем пополудни. Если в один из этих двух дней я смогу выйти, то спущусь. Назавтра, незадолго до назначенного часа, уже собираясь занять свой наблюдательный пост на балконе, я обратилась к Шерифе:
— Наверное, сегодня я выйду на улицу…
— Только не задерживайся, как вчера. Я так боялась, ведь Рашид мог вернуться раньше тебя.
— Да-да, я знаю, — улыбнувшись, ответила я.
Я собиралась продолжить, сказать ей, что Рашид сейчас просто светится от счастья, а когда человек счастлив, он любит всех вокруг. Но тут раздался звонок в дверь.
Когда из прихожей до меня донесся голос Леллы, которая здоровалась с Шерифой, вышедшей ей навстречу, я выскочила на балкон. Салим был там, но уже входила Лелла. Я возвратилась в комнату.
— Ты уже встаешь?
— Да, — буркнула я.
Ее взгляд пронзил меня. Никогда еще я не видела на ее лице такого жесткого выражения: у нее даже ноздри трепетали. Я повернулась к ней спиной и прижалась лбом к стеклянной двери, ведущей на балкон. Салим по-прежнему ждал меня.
Когда я снова обернусь к Лелле, когда уйдет Шерифа, в этой комнате разыграется сцена. А сцен я не люблю. Я чувствовала себя усталой. Тем временем Лелла продолжала разговор с Шерифой:
— Да, сегодня утром внизу было полно народу… Лла Айше снова сделалось плохо. Около нее суетилась Тамани… Мне пришлось спуститься… к счастью, все обошлось…
Тамани, подумала я, поворачиваясь… Интересно, к кому же ты все-таки спускалась: к Лла Айше или к Тамани?
* * *
— Тебе пора возвращаться домой, — начала она исподволь, не решаясь атаковать в лоб.
— Почему? — беспечным тоном спросила я. — Вот уедет Шерифа, и вернусь.
— Ну конечно, здесь тебе лучше! — усмехнулась она. Поколебавшись, она добавила бесцветным голосом: — Послушай, Далила, я хотела бы узнать, что ты делала вчера, с кем ты была на улице…
Ее взгляд искал моего. Я едва не поддалась. В эту минуту она была самим воплощением заботливой матери, требующей отчета от дочки. Я смотрела на нее и колебалась, готовая — да-да, Лелла, готовая признаться тебе во всем. Твердым голосом, стараясь скрыть свою слабость, я проговорила:
— Сейчас я тебе все расскажу…
— С кем ты была вчера вечером?
— С Салимом аль-Хаджем.
Я собиралась продолжить, но она… она вдруг побледнела, и взгляд ее стал таким же странно неподвижным, как тогда, когда она стояла у моей постели. Помрачнев, она почти выкрикнула тем пронзительным голосом, который я слышала всего два или три раза и который ненавижу:
— С кем?
— С Салимом аль-Хаджем. Его намерения известны тебе не хуже, чем мне…
Она уже не слушала меня. Она поднималась. Я же пристально смотрела на нее. Мне хотелось с усталым вздохом сказать ей: «Так, значит, ты не перестанешь мне лгать?»
Но она уже кричала, вопила, осыпала меня неизбежными упреками, забрасывала оскорбительными вопросами… в общем, пустила в ход весь свой набор комедиантки.
— С какого времени ты с ним встречаешься? Ведь это к нему ты направлялась, когда зачастила из дому? Значит, ты лгала нам… ты ходила на свидание к мужчине-ты, кому я бевоглядно доверяла, кому, как я считала, сумела привить чувство ответственности, долга… Ты, кого я надеялась видеть открытой, серьезной девушкой, а впоследствии — честной, добропорядочной женщиной…
Ее лживые речи я слушала спокойно. Чувствовала, чго сила на моей стороне.
— Да, я знаю его. Это к нему я ходила. Кто мешал тебе, знавшей, что я лгу, рассказать обо всем Фариду? Я никогда не боялась. Я сама предлагала тебе раскрыть ему глаза.
— Я хотела доверять тебе. Я думала, что речь идет о безобидных прогулках с Миной. Тем, что ничего не говорила Фариду, я давала тебе понять, что могу предоставить тебе немного свободы…
— Как видишь, произнесла я с ледяной иронией, — я не стала дожидаться, пока ты предоставишь мне «немного свободы». Я сама взяла ее. Свободу не дают, ее берут.
— Ты замарала себя, замарала нас!
