Комсорг Турдакин закатил речь, пришлось выслушать. Отметились и старосты групп. Лешка Логинов произнес: «За окончание учебы, за счастье!» и, посмотрев на свою избранницу, однокашницу Клаву Чепурину, вместе с ней поднял стакан.
Многократно усилились звон стаканов и гул голосов. Зал общался на громких тонах, парни окликали и перебивали друг друга. Олег с Гошей подкладывали Леночке что повкусней — зеленые салаты, куриную ножку. Смеясь, она велела им самим кушать. Пошли поздравить старосту с будущим законным браком: собрались же уезжать вместе! Еще Тиму Широкова с Тоней, эти тоже… Пока Олег поздравлял и записывал адрес уезжающего в Алтайский край Тимы, Леночка общалась с группой из четырех парней во главе с Феликсом Телицыным: они приглашали ее к своему столу, приготовили место, лучшее угощение — на тарелке красовалась гора привезенных с юга фруктов. Валдайские колокольцы Леночкиного смеха пробивались сквозь многоголосый гомон пирующих и звон посуды. Олег обернулся. Подошел к парням, паровозникам, скомандовал:
— Что это окружили? А ну, р-разойдись! Как будто она медом намазана!
Взявшись с Олегом за руку, Леночка прислонилась к его плечу и пуще прежнего залилась своим смехом. Феликс Телицын обратился к Олегу:
— Признайся, Олег: ведь я первый с ней познакомился, ну, признайся!
— Н-нет, я! Да что это меняет?
— Ну, давай, давай спросим! — Феликс горячился.
Не переставая смеяться, Леночка подтвердила, указав на Олега: он.
— В спортивной школе еще… — И залилась своими колокольцами.
Инцидент был исчерпан. Возвратились на место.
Мазов с супругой и директор Титов, опирающийся на тросточку, ушли рано, оставив выпускников на попечение дежурных преподавателей. Затянулись песни.
Ах, песни! Да под три баяна! «Расцветали яблони и груши…», «Синенький скромный платочек», «Студенточка — заря восточная…», «Под городом Горьким, где ясные зорьки…» Девушки, почти все, составляли хор техникума. Когда-то подполковник Мушат загорелся созданием мужского хора. И создал. И сейчас слышались и выделялись голоса запевал и солистов.
По знаку мастера Казина, вдруг все три баяна умолкли. Озорно встряхнул он головой — и все разом заиграли русскую плясовую. Кому было не лень, все вымахнули из-за стола: и Макс, и Глухов, и Валька Колесов, и Фарс Валишин, и чернобровый Казаков, и Мишка Быков… Парни тем временем стали уламывать Толю Койнова из седьмой группы, симпатичного плясуна. Он недолго ломался: встал, дождался зачина «Цыганочки» и потряс плечами и головой с упавшими на лоб волнистыми волосами. И пошел бацать и выколачивать! Парни и девушки поднялись, потянулись за ним…
Едва Койнов закончил, баяны заиграли татарскую: «Ике келен, келендаш, бырсы ялкау, бырсы яш…» Танцевать вышла Соня Маннапова. Закончила танец возле Олега Сибирцева. И поклонилась. Он поблагодарил, обнял ее. И, обернувшись к музыкантам, крикнул:
— «Барыню»!
Баянисты, медленно ускоряя темп и подлаживаясь друг к другу, заиграли. Шурочка Усачева вышла из-за стола, покинула своего Плешакова и уставила руки в бока. И тронулась. Невысокая ростом, отменно сложенная и большегрудая, она, расчищая себе пространство, стремительно понеслась прямо на зрителей — и те расступились. И она, пылая лицом и взмахивая руками, лихо подпрыгивая и поколачивая носками туфель друг о друга, летала по кругу, едва ли не вскрикивая.
Леночка заметила, как Олег восторженно следил за ее движениями и как у него горели глаза. Нет, не безразличен он к девушкам, нет… Она не хотела садиться за стол. Поглядев на Олега, Лена дала понять, что сейчас им надо бы на улицу, что там сейчас тихо и хорошо. И что им надо поговорить и побыть вдвоем… Вообще уйти надо, ну, совсем уйти…
На прощанье она подала Гоше руку, и они с Олегом шаг за шагом тихонько пошли. И проводили их до двери две подружки Шура Усачева и Соня Маннапова. В длинном коридоре догнал Феликс Телицын. Выглядел он грустным, был на вечере один, без девушки.
— Вы, что же, Олег, Лена? Вы уходите?
— Уходим, — сообщила Леночка.
— Уходим, — подтвердил и Олег.
— Совсем, что ли?! Да вы что?! Сейчас начинаются танцы, пляска. Я вас, ну, нет, не отпущу. Оставь, Олег, Леночку! Ты-то лежебока, мы знаем, но пусть она потанцует. Это ведь последние танцы, поймите! Последние!.. — подчеркнул он.
— Вот что, Феликс. Не будет тебе никакого последнего шанса, — Олег смеялся и говорил весело: — О Леночке ты забудь, выбирай себе другую девицу, у тебя их много.
Держась за него, Лена заходилась смехом, в расслаблении опиралась на его руку, хмель ли вступил ей в голову, но скорее знала, что заветным грузом своим доставляла Олегу несказанную радость. Помахала она Феликсу Телицыну, и Олег покивал. И поспешили к выходу…
— А че рано уходите? — в проходной спросил сторож дед Степан, убирая в сторону свою дымящуюся «козью ножку».
— Погулять да поговорить надо, — Олег доложил. И Леночка, обернувшись к деду сияющим лицом, утвердительно покивала.
— Что же, погуляйте, пока молодые. Поговорите. Поди есть вам о чем… — Вышел он и проводить, на крылечко. Вслед молодым посмотрел, возможно, вспомнил что-то свое, теперь уж далекое…
Олег говорил об отдельных эпизодах вечера, выставлял их больше в смешном виде. Она смеялась вначале от души, потом что-то изменилось, стала тихо улыбаться и больше молчала. Слушала, кивала, отзывалась на шутки и что-то держала в себе, что, казалось, рвалось из нее наружу.
— Я жалею, что не смогла прийти на твои соревнования. На твой бой с чемпионом. Много было о нем разговоров.
— А может, и хорошо, что не пришла.
— Ну, почему, почему?
— Поражение в боксе — это не то, что поражение в гимнастике: любимой девушке лучше этого не видеть.
— Я все равно жалею. То экзамены были, то подготовка, а то платье, это вот, — она себя потрогала с двух сторон, — шила. И всем классом фотографировались, и в кино ходили, и выпускной был тоже, и гуляли по городу почти до утра. И пели, и смеялись, и плакали. Все было.
— Были и объяснения? Объяснялись мальчишки?
— Ну, не так, чтобы… Да, впрочем, еще как! Сперва один: Сема Вайнштейн, признанный наш математик. Потом еще двое: Тагир и Олег тоже.
— И к кому больше лежит душа?
— Да все они хороши. А только душа почему-то лежит не к ним…
Последнее она буркнула как бы про себя.
— А понравился тебе наш вечер?
Она кивнула.
— А что больше запомнилось?
— Как девушка пела: «Мне минуло шестнадцать лет…». И еще как Шура танцевала. И как ты смотрел на нее…
Задержали шаг: пропустили двоих прохожих, прильнули друг к другу. Шли, держась за руки и прислонившись плечами. Она подобрала шаг, он отозвался беспричинным смехом. Вспомнил, как впервые увидел ее, выступающую в Доме офицеров, и как, встречаясь и проходя мимо, здоровался и оглядывался вслед. Как-то и она тоже оглянулась, и встретившись глазами, они рассмеялись… Потом она пришла в техникум…
Она догадалась, о чем он подумал:
— Нас тогда с Верой встретил Феликс как добрых знакомых. В коридоре еще. Помог снять одежду, сдал в гардероб, выдал номерки.
— И не отходил ни на шаг, — Олег продолжил ее воспоминания. — Баянист только возьмет аккорд — он уже протягивает к тебе руку. Так, что никому другому не подступиться…
— А ты подступился, подступился, — торопливо она заметила, ему вперебой. — Я тогда подумала, что ты сильный и смелый, как и положено хорошему боксеру… Мы с девчонками, знаешь, ходили болеть за тебя, — розоткровенничалась она.
— А я мечтал познакомиться бы поближе с такой. Пусть бы жила где-нибудь далеко, на окраине. И ходить бы, провожать ее…
— И как, удалось с такой познакомиться?
— Да, а только живет она не на такой уж окраине.
— Ну, все-таки… — Смех опять рассыпался валдайскими колокольцами.
Перебивая друг друга, вспоминали события, кажущиеся теперь такими далекими. Держась, как малые дети, за руки, прошли парк Якутова, откуда доносилась танцевальная музыка, потом авиационный институт, где также гремел студенческий бал и разгоряченная танцами молодежь у высокого крыльца покуривала и хохотала над свежими анекдотами. В этот вечер, кажется, никому не сиделось дома.
А вот и оперный театр. Ах, оперный! «Веселая вдова», «Корневильские колокола», «Щелкунчик», «Лебединое озеро». А «Кармен» — о-о! Были здесь выдающиеся певцы, которых приглашали в Москву, в Ленинград, потом они приезжали в Уфу на гастроли… Каждое посещение театра было событием… Приходили все учащиеся, начиная с первого курса. Чистились, гладились… Помнится, было это на втором курсе. После первого антракта рядом оказалась весьма разговорчивая пышечка Соня Маннапова. Подарила расческу, был у него день рождения. Но откуда узнала?..
