Оля осторожно, как сокровище, брала в руки коробочку с тенями, на крышке которой сверкала буковка L, увенчанная золотой короной.
Девушки склонились над палеткой в почтительном молчании. Яна протянула руку первой.
– Потрясающе, как играет свет!
– Я хочу такие!
– Это будет культовый продукт!
Младшие Таня и Маруся что-то строчили в своих блокнотах. Я держала ручку только для вида, не в силах вычленить суть из потока восторженных слов. Все равно дадут пресс-релиз.
– Ближе, ближе идти! Тебе надо писать!
Жаклин втолкнула меня в девичий круг, образовавшийся вокруг чудо-теней. Оля передала мне коробочку. Желтый и сиреневый. И что мне надо теперь сказать?
– Интересное сочетание.
Оля отняла палетку и водрузила на постамент. Для индустрии beauty я была потеряна. Девочки уже кружили вокруг помады ядовито-малинового цвета.
– Жаклин, это хит!
– А цвет!
– Какая текстура! Можно попробовать?
Яна мазнула помадой по руке. Ничего! Никакого следа!
– Ой, она пластиковая.
Обалдеть! А я думала, что сейчас проявится суперэффект!
– Это образец. Продукт «Цвет Африки» в разработке. К январю пришлем вам тестеры.
– Теперь ланч! Вьсе за мной!
Мы покидали цитадель французского шика с пакетами – маленькая упаковка духов «Mystery» и роскошный пресс-релиз, весом не меньше килограмма.
Ресторан оказался тайским, в Париже в моде тайская кухня. Острая еда, от которой счастливы были только двое – Жаклин и Поль. Девушки из России ковырялись в тарелках, мучаясь от голода и невозможности съесть предложенное. После самолета, бессонной ночи и шампанского это было худшее, что можно придумать. Принесли вино.
– Нет, только champagne!
Я смотрела, как официант наполняет мой бокал, и уже почти ощущала, как пузырьки раздирают горло и желудок.
Сумка завибрировала. Ух ты, Мишка Полозов! Я даже не думала, что он когда-нибудь позвонит. Любимый Полозов, подло брошенный мной. Я вскочила со стула и понеслась к выходу из ресторана.
– Алло, Мишка, ты?!
– Борисова, ты спишь там, что ли, в своем гламуре? Давай, приветствуй руководителя.
– Мишка, как же я рада!
Голос Полозова действовал как энерджайзер и как успокоительное одновременно. Теплый, родной, свойский.
– Хоть раз бы позвонила, чертова кукла! Некогда тебе, да, карьеру кроишь?
– Ругай, ругай меня, Полозов! Все равно тебя любить буду.
– Обещаешь? Когда?
– А ты зараза!
– Так, Борисова, в качестве залога нашей любви задание тебе. Реабилитируешься – женюсь.
– Не женишься. Ирка не допустит.
– А мы ей не скажем.
– Ну что там у тебя, что за задание?
Я была рада ему помочь – что угодно, только бы он меня простил за истеричный, неожиданный уход. И Мишка, кажется, уже простил. Какой он все-таки отличный!
– Интервью с Канторовичем надо доделать. Оно так и зависло. Других журналистов он не хочет. Требует тебя.
Это как лифт! Как будто ты едешь в скоростном лифте, который неожиданно падает в бездну. Я падала – с этим щекочущим чувством внутри, когда под тобой расходится земля.
Как я хочу его увидеть, поговорить! И Саша, значит, тоже?
Но… Но он же знает мой телефон. И ни разу не позвонил. Сколько времени прошло? Полтора месяца? Получается, что ему нужно интервью?
– Борисова, ты чего там затихла? Алле?
Господи, что же делать?
Я посмотрела на улицу через стеклянные двери ресторана. Кафе напротив, овощная лавка, остановка автобуса. Париж.
– Миш, я в Париже сейчас. У нас тут презентация.
– Заеб…сь! Как гламурно-то, Борисова! Тебе хоть телефон эти суки оплачивают?
Что за гад, прикрывается Мишкой, значит! Боится сам звонить. Чего он хочет, не понимаю.
– Не оплачивают. Миш, я приеду, позвоню тебе. Придумаем, как быть.
Мне нужна была передышка. Обдумать это, переварить.
– Что придумаем? Крутишь что-то опять? Учти, продинамишь меня снова – и мы с тобой развелись навсегда. Ладно, Борисова, развлекайся там.
– Миш, я позвоню. Пока.
В ресторан входила Настя. С пакетом из бутика Vertu. Черт, и как мне это переварить?!
Ведерникова упорно меня не узнавала. В гостинице, в ресторане, в такси. Это и к лучшему – я физически не способна поддерживать с ней диалог. Я вошла в номер и сняла наконец сапоги. Под зеркалом на консоли – бутылка шампанского и ваза с растопленным черным шоколадом, в котором плавала засахаренная груша. И графин с водой – ура! На шампанское было неприятно смотреть.
Половина группы поехала с Жаклин в музей L’Or.
– Кто хочет отель, можно отель. Кто хочет музей – за мной! В 5 часов все должны быть красивый! Очень красивый!
Более патриотично было ехать в музей, но я сломалась. До пяти оставалось два часа, и я выкинула белый флаг – отель. Вместе со мной в гостиницу поехали Настя, Яна и Маруся. Остальные решили биться за бюджеты Жаклин до последнего.
Настя. Она засела внутри, как заноза. В такси Настя болтала с Яной, а я молча смотрела в окно. Хорошо, что я не поддалась Мишке, вовремя притормозила. Настя была как красная тряпка, как сигнал стоп. Настя существовала, это невозможно отрицать! А значит, между мной и им… Не думать, не думать об этом!
Огромная кровать, душ, и вешалки в шкафу – с бархатными плечиками! Я рухнула на постель, даже не распаковывая чемодан. Хорошо было бы жить вот так в Париже, без всяких Жаклин, презентаций, шампанского, приходить и падать в такую кровать… Лежать здесь в одиночестве было тоскливо. Для такого номера нужны двое. И я тут же нырнула в глубину, на которую не позволяла себе опускаться все последние месяцы…
Мы бы позавтракали в кафе на бульваре Осман, потом он бы показал мне свой город, а я потащила бы его к памятным зарубкам, оставленным мной в Париже несколько лет назад – церковь Мадлен, сувенирная лавчонка на Риволи, в которой я купила браслет из старинных монеток, маленький пляж на Сене, в районе Нотр-Дама, где можно сидеть на матерчатых стульчиках и глядеть, как мимо проплывают туристы и машут нам, парижанам, рукой.
А потом мы бы пришли в этот номер, чтобы поваляться до ужина, и не вышли бы отсюда до утра. Только бы смотрели, как меняется контрастность за окном – сумерки постепенно загустевают в ночь, и потом снова на разбодяженном фоне утра проступает город…
Я вскочила. Через полчаса нужно быть внизу. Черт, черт! Ленкино платье выглядело ужасно – жеваное и мятое, промучившееся в чемодане целые сутки. Утюга не было.
Я набрала ресепшн.
– I need the iron, my room 234.
Портье любезно сообщил, что утюг в номере.
Я еще раз обежала комнату по кругу. Утюга не было. Конечно, лучше бы позвонить девчонкам, но я даже не знала их по фамилиям. Только Ведерникову. Но этот вариант исключен. Я набрала номер:
– Жаклин, это Алена из Gloss. Извините, что беспокою. Но у меня небольшая проблема.
– Что есть проблема?
– У меня в номере нет утюга. Можно взять ваш минут на десять?
– Твой номер есть утюг!
– Портье сказал то же самое. Но я не нашла, – я чувствовала себя бытовой идиоткой, неспособной решить простейший вопрос.
– И ты думаешь, компания L’Or сэкономить на твой утюг? У всех заказан утюг!
– Жаклин, клянусь, его нет!
– Я дать, я дать тебе утюг!
Она была в ярости.
Я поднялась на четвертый этаж. Жаклин стояла на пороге, замотанная в полотенце.
– Что ты хочешь?!
– Утюг! Жаклин, извините меня еще раз.
Она ушла в комнату и через минуту вернулась с прибором.
– Я сейчас верну.
– Оставь!
Двери лифта открылись, и я шагнула вперед – прямо на пожилую даму. Твидовый костюм, сумочка, бриллианты в ушах и туфельки на маленьком каблуке – воплощение потомственной буржуазности. Она в ужасе отшатнулась от утюга.
– Пардон, мадам, – кажется, я опять опозорилась.
Ровно в пять часов я стояла на ресепшн в черном атласном платье, подставив голую спину под кондиционеры. Редакторы красоты из «больших» журналов оделись ярко – Яна в красном платье, с зеленой меховой горжеткой вокруг шеи, Саша в зеленом бархатном пиджаке, украшенном красными вишенками, Оксана в парчовом золотом платье. Таня и Маруся тоже были в чем-то сверкающем. В черном – я одна. Ждали Настю и Жаклин.
Через минуту Жаклин вылетела из лифта и тут же поскользнулась на мраморном полу. Пытаясь удержаться, она взмахнула рукой, в которой держала меховую накидку, и задела пепельницу. Металлическая урна загрохотала по мрамору, разбрызгивая по глянцевой поверхности песок, перемешанный с окурками. Девочки ринулись на помощь. Яна поднимала Жаклин, Саша и Оксана отряхивали ее костюм – что-то невероятно элегантное в духе Шанель, черное с серым. Таня и Маруся водружали на место пепельницу и даже, кажется, поднимали окурки с пола. От скорости, с которой разворачивалась эта сцена, я явно тормозила – и стояла столбом, никак не участвуя в спасении патронессы. Нехорошо. Вдруг я увидела черную меховую накидку, которую до сих пор никто не подобрал. Я кинулась к норке, но столкнулась лбом с еще одним Бэтменом. Настя. Мы вместе поднесли накидку мадам Ано.
