- Ого, Нинка! Молодчага, что пришла!
- Лежи-лежи, что ты, Жанк.
- Нинка, ну ты даешь! Всегда вот появляешься кстати, когда нужно, как добрый дух какой-то! А знаешь, у тебя сейчас такое же выражение, как тогда, помнишь, когда мы в школе контрошку у Генки списывали, вот у тебя сейчас такое же детективное лицо… Ну давай, давай, садись сюда, - Жанна подвинулась, освободив местечко на постели. – Да, кстати, как у тебя с работой-то?
- У меня порядок. А вот твои дела, чую, неважнец. Да?
Из-под копны волос, из-под рыжей челки, подстриженной так, что один ее конец совсем закрывал глаз, а другой едва задевал бровь, торчал лишь длинный нос, и впрямь «топориком», как говорила Нинкина мама.
- Борисов? – понимающе шепнула Нинка.
Глухо застучали об пол яблоки, посыпавшиеся из ее сетки.
- Кстати, сейчас будем есть плоды, - сказала Нинка и, согнув свою длинную фигуру, нескладно опустилась на четвереньки подбирать раскатившиеся по полу яблоки.
Потом они сидели, обнявшись, на койке, грызли «плоды» и выговаривались друг перед другом.
- Дурища! Жизни не знаешь! Идеалистка! Ну что твой Виктор Константинович, что он?
- Эх, если бы ты знала! Он та-ак рассказывает о войне Алой и Белой Розы! Он живет там, а не здесь, там, понимаешь? В эпохах!
- Да он же целлофановый пакет, твой Борисов. Вот, - Нинка щелкнула ногтем по пустому пакету из-под фруктов. – Оболочка, в которой одни твои бредни. Ты его сочинила.
- Он ведь никогда не любил, не знал женщину. Нет у него ни жены, ни любимой, никого-никого! А может, его возлюбленная это Жанна д’Арк, или Мария Стюарт, или… или…
Нинка печально почесала голову, пробормотала:
- Клинический случай.
«Ух ты, Борисов, профессор, заморочил голову девчонке… Нет, это я так не оставлю, - злилась про себя Нинка, - пусть я никакая не студентка, простой человек, но Жанка моя лучшая подруга. Нет, я сама пойду к
этому Борисову и объяснюсь! Поговорить с ним надо, надо нам поговорить. Только вот адрес… Ладно, узнаю у них в институте…»
Свой план она осуществила через два дня.
«А вот тот самый дом, где живет таинственный злодей Борисов…» Нина остановилась и задрала голову. «Тэк-с… Пятнадцать этажей, ого, вот это домище! Над крышей – кирпичный барьер с зубчатыми украшениями. Замок, да и только. Стены крепости. Неплохо устроилась Алая Роза».
Она вошла в подъезд. «Хм, где же лифт? Неужели в этой сорокаметровой башне нет подъемного сооружения?..» Но лифт был, и не один, а целых два. И они находились между первым и вторым этажами, будто нарочно спрятанные от чужого глаза. Борисов жил на десятом. Вот и его дверь в черном дерматине, прорезь глазка. Тоже что-то средневековое. «Ишь, куда Роза забралась, не слишком высоко, но и не низко. И с улицы пыль не долетает, и с чердака не дует. Хитрец. Все учел!» - подумала Нина и нажала на квадратик звонка.
Тишина. Нина прислушалась. Вроде бы движение какое-то за дверью. Будто в квартире кто-то на цыпочках к двери подошел. Даже послышалось ей, как похрустывают суставы чьих-то ступней. Она прильнула к глазку и – странно расширенный увидела в упор, выпуклый, как виноградина, зрачок. Ее, наверно, тоже заметили, из квартиры раздалось глуховато-осторожное:
- Кто там?
- Откройте, почта! – выпалила Нинка.
Дверь слегка приоткрылась, блеснула надетая изнутри цепочка.
- Здравствуйте, - сказала девушка в эту щель угрюмому белевшему там куску лица. «Странный субчик», - подумала она. И произнесла официальным тоном: - Извините, мне нужен товарищ Борисов.
Дверь открылась шире.
- Зачем он вам нужен? – сухо спросил человек.
Нина молча теребила ухо своей шапки.
- Простите, а что вам, собственно, надо? – хозяин подозрительно покосился на ее сумку.
«Боится, не бомба ли у меня там», - решила Нинка и нахально мотнула раз-другой своей хозяйственной сумой. А вслух сказала:
- Я и говорю, почта. Расписаться надо. Может, пригласите все-таки войти?
«Или он чокнутый, или скрывающийся под маской ученого рецидивист…»
- Проходите, - недовольно проворчал хозяин.
Нинка прошла в коридор, затворила за собой дверь. Хотела было защелкнуть замок, но хозяин быстро проговорил:
- Нет-нет.
Он стоял перед ней, вглядывался и ждал. «Как на допросе, - подумала она, - как будто я гестапо». Окинула его взглядом: высокий, сутулый, бледное с желтоватым налетом лицо, но черты красивые. Да он был бы, пожалуй, красивым, если б не угрюмый этот взгляд. Угрюмый и немного затравленный. «Наверно, когда расслабляется, когда думает о чем-то хорошем, он очень даже ничего, - подумала Нина. – А сейчас глаза-то у него жуткие какие, как ножи…»
Все так же молча он смотрел на нее. Пришлось заговорить первой:
- Я вот, понимаете, пришла поговорить с вами насчет одной… В общем, одна ваша студентка…
- Ах, вот оно что! – Борисов брезгливо поморщился. – Так я и знал…
Нинка слегка растерялась. «А что я такого сказала? Чего он знал?» Она пожала плечами и тупо уставилась сначала на пол, потом на свою нелепую громоздкую сумку. Сама себе она казалась такой же нелепой. Идиотское положение.
А тот все молчал, зло и уже как-то спокойно, свысока. Когда Нина снова взглянула на него, показалось, что Борисов похож на пойманного, но ловкого разведчика из детективного фильма, что вот сейчас он бросится к выходу, плечом высадит дверь и удерет.
- Ну и дела… - пробормотала она.
Борисов двинулся прямо на нее, тесня к выходу. Отчеканил:
- Я не знаю никаких ваших студенток. И говорить с вами не намерен. Оставьте эти свои штучки при себе.
- Ой, но я ведь не сказала еще… - спохватилась она. – Но Жанка… Послушайте. Ну послушайте же!
Она вцепилась в пальто, свисавшее с вешалки около двери. Хозяин грубо выталкивал ее из квартиры. Нина упиралась, крепко цеплялась за пальто и тараторила:
- Ой, ну постойте же… Она же в больнице!.. Из-за вас все, из-за вас… Вы такое натворили, это же убийство…
- Что?!
Борисов остановился.
- Что такое? – произнес он с нажимом на «такое». – Убийство?
Нинка смолкла. Кажется, опять сморозила что-то не то. И взглянуть на Борисова больше не решалась, только все сильнее тянула на себя свисающее с вешалки пальто. Хрясь-сь! – раздалось вдруг над головой. Будто что-то обломилось под самым потолком, и на нее обрушился ворох каких-то вещей.
- И-и! - с испугу взвизгнула она и плюхнулась на пол вместе с пальто, металлической вешалкой, шапкой, шарфами и глухо стукнувшимся о ее голову зонтиком.
- Кажется, вы собирались меня шантажировать? – долетел сверху
зловеще-иронический голос Борисова.
- Нет! – отчаянно выкрикнула она с пола. – Ведь она совсем еще ребенок!.. Ребенок же!
- Ого! – все так же произнес Борисов. – Убийство, ребенок… Не слишком ли много для первого раза?
- Чего? – Нинка выбралась из-под вороха одежд, села, почесала затылок и поджала под себя ноги.
- Интересно, - слегка паясничая, продолжал Борисов. – Кто же все-таки убийца и чей ребенок? Неужели во всех этих ужасных злодеяниях повинен я? Может, мне публично покаяться, а? Что вы предлагаете?
Нинка обалдело уставилась на Борисова. Она как-то плохо соображала, что делать дальше.
- Может, вы все-таки соизволите подняться с полу, мадам? – сказал он и галантно протянул ей руку. – Чтобы покинуть мое скромное жилище, вам сначала надо встать. Не на карачках же вы поползете отсюда?
Нинка загнула в рот свою рыжую прядь и пробормотала:
- Ну и ну! Клинический случай…
А Жанну в больнице опять навестили мама с бабушкой. Дни тотались, наступая друг на друга, а она не ощущала хода времени. А к соседке по палате, Лидии Семеновне, сын приходил даже, когда посещений не было, как-то ухитрялся. Жанка сразу его заприметила. Виктор. Вот и накануне: встала, чтобы расчесать волосы, а потом только прошла между койками к окну, глянула во двор – вот он, тут как тут. В дубленке нараспашку, в вязаном шарфе – один конец рулоном вокруг шеи, другой болтается чуть не до земли, - долговязый, тонкий, не идет, летит вприпрыжку меж белыми тополями. Все ближе к их корпусу. Глянул вверх на «свои» окна, заметил ее, Жанку, замахал большой ладонью, как ластой. Приветствует. Крикнул, улыбаясь, что-то. И Жанке вдруг свежо и радостно, будто она у выбитого окна на приятном таком сквозняке (пока Виктор еще бежит, пока она смотрит на него…) Что-то от взлетевшей птицы, осеннего ветра, косого паруса – во всей повадке его, Жанка не может определить, но чувствует это. Летит, летящий весь. И так всегда – даже когда стоит рядом или просто сидит в изголовье материнской койки.
- Лидия Семеновна! – позвала Жанна. – К вам.
Он всегда приходит неожиданно, в неприемные дни, и тетя Шура в строгом накрахмаленном халате, который никак не вяжется с ее затрапезным и опухшим рябоватым лицом, за рублевку проводит его в палату.
Жанка вышла в коридор навстречу. С дальнего конца, с оглядкой прикрыв за собой дверь, парень быстро зашагал к палате. Длинный, на ходу приглаживает короткие темные волосы. А лицо у него круглое, глаза – удлиненные и светлые. Вот поравнялся с ней в коридоре, остановился.
