Гарри перекрестился. Помолился за души своих родителей. Они вырастили и выучили его, оставили ему вполне приличный стартовый капитал. В общем, сделали все, что могли, и даже больше.
Теперь у него почти не было времени заниматься ремонтом. Он проверил мобильник: два новых сообщения. Сейчас сам он редко возился с автомобилями, только если это были машины его давних постоянных клиентов. В мастерской в Алтоне заправляли Алекс и Кон, трое работали на него в Хоторне[50], еще трое — в новом гараже. В Мурабине рядом с мастерской он также открыл круглосуточный магазинчик товаров первой необходимости и нанял персонал из молодежи. А свое время он посвящал главным образом начислению зарплаты, отчислениям в пенсионный фонд, распределению заказов и оформлению поставок. Прежде ему всегда помогала Сэнди, но после рождения Рокко он настоял на том, чтобы она, если хочет, бросила работу. Год она просидела дома, а потом попросилась обратно, на неполный рабочий день. Он удовлетворил ее просьбу, а сам втайне гордился женой. Он любил свой новый дом, ему нравилось жить на побережье — об этом он мечтал с детства, — однако у него не было ни времени, ни желания общаться с богатенькими дамочками, что обитали с ним по соседству. Это все были никчемные женщины, щеголявшие искусственным загаром, нарисованными улыбками и силиконовыми сиськами. Он их не уважал. Они только и делали, что тратили деньги своих мужей на посиделки в кафе и ресторанах, нескончаемые покупки и личных тренеров. Гарри перегнулся на стуле, коснулся дерева. Благодарю тебя, Панагия, молча помолился он. За все благодарю.
Подозрения Сэнди оправдались. Что-то не так было в бухгалтерских книгах. Алекс утверждал, что бизнес не приходит в упадок, что за последний год, наоборот, заказов стало больше. Но на прибыли это не отражалось. Да, из-за драчки на Ближнем Востоке с ценами на бензин началась чехарда, и за последние два года они много средств вложили в переоборудование мастерской, но все это было учтено в сметах. Гарри услышал, как к мастерской подъехал автомобиль Кона. Он закурил, глянул на настенные часы. Циферблат зарос паутиной, в которой застряли три дохлые мухи.
Он услышал, как Кон поздоровался с Алексом. Увидев в конторе Гарри, парень от удивления остановился как вкопанный:
— Привет, босс.
Придурок сделал себе стрижку, как у английских футболистов: с боков коротко, в середине — заостренный пышный хохол, спереди — светлые пряди.
— Часы нужно протереть… — Гарри обвел взглядом помещение. — Да и вообще убраться здесь не мешало бы.
— Конечно, сегодня же наведу порядок. Как Сэнди? Как малыш?
— Сэнди в порядке, малыш тоже.
— Что привело тебя сюда?
Мобильник Гарри зажужжал и засигналил.
— Ответь.
— Забудь. Бумаги смотрю.
Кон сунул в рот сигарету и улыбнулся. Наглый малый.
— Какие-то проблемы?
— Да. Проблемы. Ты — моя проблема.
Улыбка исчезла с лица Кона, он затеребил сигарету.
— Не понимаю, о чем ты, — нервно произнес он.
Гарри молчал, пристально наблюдая за своим работником.
— Черт возьми, Гарри. Ты хочешь меня уволить? — Голос Кона дрогнул, сорвался, он заплакал. Гарри увидел у бензонасоса Алекса. Какая-то женщина — азиатка, молодая, стильная — вышла из алого автомобиля «Тойота Королла» и огляделась. В руках она сжимала гобеленовую сумочку с узором из розовых и желтых роз. Надменно задрав подбородок, она ждала, когда ее обслужат. Жди сколько угодно, дорогуша, Алексу ты до лампочки. Гарри не поворачивался к Кону, пока тот не перестал всхлипывать.
— Сядь.
Кон немедленно опустился на стул напротив него, вытер глаза и с волнением во взгляде уставился на босса.
— Что-то мне никак не сосчитать, насколько ты меня обул, пусти. Может, сам скажешь?
— Слушай, да, я совершил глупость. Но я все верну, Гарри, честно.
— Так на сколько?
Кон испуганно смотрел на него:
— Не знаю.
— Примерно.
— Двадцать тысяч?
Гарри присвистнул. Хороший ответ. Назови этот выродок цифру ниже, он бы его просто урыл.
— Значит, вдвое больше. Ты мне должен сорок штук.
Кон медленно кивнул. Развел руками:
— У меня нет таких денег, приятель.
— Куда делись?
Гарри знал, на что пошли эти деньги. На дурацкую ипотеку, что Кон выплачивал за дерьмовую квартиру в городе, на новый «пежо», на кокаин, таблетки и ужины для той глупой цацы, на которую он все пытался произвести впечатление. Кретин. На что он надеется?
— Не знаю. Не знаю, куда они делись. — Кон опять заплакал.
Он был безвольный говнюк, но Гарри стало жаль парня. Хотя не настолько, чтобы его простить. Гарри принял решение. Он даст парню шанс. Сэнди будет против, но ведь Кон даже не увиливал, не пытался лгать.
— Еженедельно ты будешь отдавать мне треть своей зарплаты. И с сегодняшнего дня начисляются штрафные санкции. По рукам?
Кон тяжело дышал. Говорить он не мог и поэтому просто кивнул.
— И еще, Кон. Попробуешь сбежать от меня или опять начнешь мухлевать, я сдам тебя в полицию. Но прежде повыбиваю тебе все зубы и засуну тебе в задницу отвертку. Ясно?
Слезы высохли на лице Кона. Он встал.
— Спасибо, Гарри. — Кон протянул ему руку, но Гарри отказался пожать ее:
— Убирайся, иди работай. Я не пожму тебе руку до тех пор, пока ты не расплатишься со мной до последнего цента. Я пожму тебе руку только тогда, когда ты станешь человеком.
На мгновение в глазах парня отразились жгучая ненависть и неприязнь. Он опустил голову:
— Конечно, босс.
Понурившись, он поплелся из конторы, как побитая собака, и приступил к работе рядом с Алексом.
Гарри проверил сообщения. Один его давний клиент, итальянец, просил посмотреть его машину. Поколебавшись, Гарри перезвонил ему и подтвердил, что в одиннадцать часов будет ждать господина Пачоли в Хоторне. В другом сообщении его просили позвонить Уорик Келли. Черт возьми, подумал он, я вполне мог бы убить время до окончания часа пик.
Он позвонил Келли. Трубку взяла ее младшая дочь Анджела.
— Мама дома?
— Как дела, дядя Гарри?
— Нормально. А у тебя, милая? Собираешься в школу?
— Я болею.
— По-настоящему?
— Да, живот болит, — недовольным тоном произнесла девочка, обидевшись на то, что он усомнился в правдивости ее слов.
— Значит, шоколадку не привезу. А то животик разболится еще больше.
Девочка долго не отвечала, и он улыбнулся сам себе.
— А я съем шоколад, когда мне станет лучше.
К телефону подошла Келли:
— Анджела заболела.
— Да, она сказала.
Он услышал, как девочка что-то выговаривает матери.
— Я еду.
Келли жила в квартире на Джилонг-роуд, и через десять минут он уже был там. Когда он позвонил в дверь, Келли разговаривала по телефону. Она впустила его, поцеловала, а сама все это время продолжала говорить по-арабски с кем-то на другом конце провода. Тон у нее был раздраженный, и он сделал вывод, что она беседует с матерью. Он прошел мимо нее в комнату девочки. Анджела, лежа в постели, смотрела по маленькому телевизору какую-то детскую передачу; рядом с ней на подушке лежал розовый плюшевый медвежонок. Дабы убедить его, будто она и в самом деле очень больна, девочка даже не подняла руки в знак приветствия. Он сел рядом с ней, поцеловал ее в макушку.
— Шоколадку привез?
— Да, но сейчас ты шоколад есть не будешь. Вид у тебя очень больной.
— Да, я очень больна. Положи в холодильник.
— Конечно, милая. — Он снова поцеловал ее и встал, собираясь уйти. Она села в кровати и спросила вдогонку:
— А что за шоколадка?
— «Черри райп».
— Ура! — радостно взвизгнула Анджела и потом, вспомнив, что она «болеет», с тихим стоном вновь легла на подушку. — Спасибо, дядя Гарри.
Келли, все еще болтавшая по телефону, беззвучно сказала ему, чтобы он садился. Он сел у небольшого кухонного стола, на котором лежали счета за воду, газ и телефон. Достал бумажник и выложил на стол сто пятьдесят долларов. Он оплачивал все ее счета, кроме телефонных. Из последних только разговоры по сотовому, который он ей подарил и которым она пользовалась только тогда, когда звонила ему. Келли была благоразумная женщина. Она всегда связывалась с ним только по мобильнику, никогда не компрометировала его перед женой. Сейчас он смотрел, как она ходит по квартире. Маленькая, с пышной задницей и большой низкой грудью. Смуглая и пухленькая, она была полной противоположностью Сэнди — высокой светленькой сербке. Этот контраст взволновал его. Келли поморщилась, глядя на него. Он бесцеремонно расстегнул молнию на джинсах и стал поглаживать свой пенис. Она бросила на него раздраженный взгляд, потом затворила дверь в детскую и подошла к нему.
— Конечно, мама, — вдруг перешла она на английский. — В воскресенье я их привезу. — Свободной рукой она пощекотала его яички, пощупала отвердевший пенис. — Да не забуду, нет, конечно.
