— Конечно, мама, — вдруг перешла она на английский. — В воскресенье я их привезу. — Свободной рукой она пощекотала его яички, пощупала отвердевший пенис. — Да не забуду, нет, конечно.
Гарри глянул на Мадонну, с осуждением во взгляде смотрящую на него с кухонной стены. Накрыл ладонью пальцы Келли, заставляя ее крепче стиснуть его пенис, и рывками задвигался на стуле. Оттянул ее сосок, стал выкручивать его, пока она не шлепнула его по руке. Гарри сознавал, что за стеной ее дочка смотрит телевизор. Вдыхая запах пота своей любовницы, он поцеловал ее плечо, шею, волосы. Она закончила говорить по телефону. Он содрогнулся и, подавляя стон, стал извергаться в ее руке. Келли положила телефон.
— Посмотри на меня, — прошипела она, показывая ему испачканную руку. — Ты свинья. — Потом ловко, будто выполняя рутинную домашнюю работу, схватила чистую ветошь, намочила ее под краном и вытерла ладони. Затем бросила ветошь ему.
— Кофе будешь?
— Непременно.
Он вытер пенис, вытер капельку спермы на джинсах и кинул тряпку ей. Келли выбросила ее в мусорное ведро.
— Утром звонил Вэн. У него сломалось оборудование. Ему нужны деньги.
Боже Всемогущий. Ну и утречко выдалось.
— Сколько?
— Пару штук. — Келли глянула на деньги, что он выложил на стол. — Спасибо, милый.
— Заткнись. Ты же знаешь, я обожаю свою ливанскую цыпочку.
Он схватил ее, посадил к себе на колени. Интересно, есть у него время еще раз возбудиться и заняться сексом? Он глянул на часы. Исключено. Келли выключила чайник и налила кипяток в чашки. Потом села напротив него, улыбаясь, почесала левую грудь под футболкой.
— Вэн не врет, Гарри. Ты же знаешь.
Она была права. Вьетнамец Вэн, старый школьный приятель Келли, записывал дома контрафактные DVD-диски. Оригиналы — в основном новые голливудские фильмы и порно — ему присылали из Шанхая или Сайгона. Вместе с Келли они, как некогда коммивояжеры, ходили по домам, устраивали рекламные показы и продавали «пиратские» копии. Это был хороший бизнес, приносивший стабильный доход. У Гарри с Сэнди был целый шкаф DVD-дисков, приобретенных у Вэна.
— У него же есть деньги.
— У него сейчас сложная ситуация. Как и во всей стране. Выручка маленькая на этой неделе.
Гарри улыбнулся:
— Со следующей партии мне двадцать процентов.
Келли отвечала, не раздумывая:
— Десять, а твои две штуки вернем на следующей неделе.
Гарри громко расхохотался. Келли палец в рот не клади. Он вспомнил свой разговор с Коном час назад: тот хлюпал, как щенок.
— По рукам. Деньги Вэну завезу после обеда.
— Спасибо, милый. Когда снова увидимся?
— Скоро. — Она ему не жена. У него нет перед ней никаких обязательств.
Он быстро выпил кофе, поцеловал любовницу в губы и бросил шоколадный батончик в постель Анджеле. Занятия в школе уже начались, и девочка, уверенная, что ее обман удался, сидела скрестив ноги на кровати и играла в куклы. Она крепко обняла его. От нее пахло так же, как от Рокко. Должно быть, пользуются одинаковым мылом, предположил Гарри. Посвистывая, он пошел к своей машине.
Когда он медленно кружил по окраине города, зазвонил его мобильный. На экране высветился домашний номер, и он решил не отвечать. Наверняка Сэнди хотела проверить, связался ли он с адвокатом. Гарри включил на всю громкость музыку на стерео и стал раскачиваться в такт мощному будоражащему ритму песни в стиле хип-хоп. Перед ним попытался втиснуться «Паджеро-Крузер» новой модели, он не уступил придурку ни дюйма. Рванул вперед и рассмеялся, увидев в боковом зеркале разъяренное лицо толстого старого пердуна. Снедаемый чувством вины, что было частым явлением после посещения Келли, он решил, что вечером по пути домой купит жене цветы. Сэнди права. Придется позвонить адвокату.
Поначалу секретарша отказалась его соединить:
— У господина Петриуса клиент.
— Скажите ему, что звонит Гарри Апостолу.
Секундная пауза.
— Вы хотите договориться о встрече?
Какое твое дело, мочалка?
— Эндрю знает, по какому вопросу.
Его фамильярность сделала свое дело. Едва он назвал своего друга по имени, скучный, надменный тон секретарши мгновенно изменился:
— Минуточку, сэр. Я доложу господину Петриусу.
Из своего офиса Гарри наблюдал, как его работники возятся с двумя автомобилями — с двухлетним «фордом» и BMW выпуска конца семидесятых. Из трех принадлежавших ему станций техобслуживания эту, в Хоторне, он любил больше всего. Ему нравилось само здание — прочное кирпичное сооружение в стиле ар-деко тридцатых годов. Тогда строили на века. Гараж находился на улочке, ответвлявшейся от Гленферри-роуд, и это означало, что ему не надо далеко ходить на обед. На Гленферри-роуд всегда было полно народу, и Гарри с удовольствием прогуливался по улице, заходил в кофейню «Турок», читал там газету, курил, болтал с Иржиком. Алтонский гараж находился в самом центре безобразного, убогого пригорода, и хотя он гордился масштабами своей мурабинской мастерской, та тоже стояла у отвратительной широкой автострады Нипин-хайвей, по которой в восемь рядов нескончаемым потоком неслись машины. А уж найти в округе приличный кофе — это исключено. Нет, он предпочитал Хоторн, даже запах его нравился. Над задней стеной гаража высился ряд эвкалиптов, посаженных у железнодорожного полотна, тянувшегося вдоль улицы. Воздух в Хоторне был чистый. Конечно, не такой чистый, как морской воздух в Сандрингхэме[51], совсем не такой бодрящий и свежий, как на балконе его дома, но в миллион раз лучше, чем зловоние соли и нечистот в Алтоне, намного здоровее, чем угар Мурабина. Когда Рокко вырастет, он закроет эту мастерскую и перестроит ее в жилой дом — в дом для Рокко. Его сын будет жить рядом с городом, неподалеку от центра деловой активности, в хорошем, безопасном, богатом пригороде. Это будет первый дом его сына, и за него ему не придется выплачивать кредит.
Из раздумий его вывел звучный голос Эндрю:
— Все еще стоит, псина?
— Твоими молитвами, стервец.
Эндрю орал, как на стадионе, когда до свистка остается три минуты, а твоя команда уступает сопернику один мяч. Гарри отставил телефон от уха.
— Хочешь увидеться со мной сегодня?
— Ага.
— Какие планы на обед?
— Встреча с тобой.
— То-то же, малака.
— Где?
— А ты где?
— В Хоторне.
Эндрю назвал паб в Ричмонде[52].
— Встречаемся в час.
— Спасибо, Андреа.
— Заткнись, Апостолу. Платишь ты. — Фыркнув, Эндрю повесил трубку.
Гарри тотчас же позвонил Сэнди:
— Прости, милая. За рулем был.
— Ты связался с адвокатом?
— Связался.
Он почти чувствовал, как она сияет от счастья. Сэнди любит белые розы. Значит, он купит ей белые розы.
Вместо роз он купил ей музыкальную шкатулку. Освободился в Хоторне раньше, чем ожидал, и решил минут пятнадцать прогуляться по Берк-роуд, разглядывая витрины. В одной из них он углядел инкрустированную серебром медную шкатулку с выгравированной золотом надписью, как он предположил, на арабском языке. Сэнди нравились всякие буддистские безделушки. Он вошел в магазинчик и показал продавщице на шкатулку.
— Красивая вещь, — восторженно произнесла девушка. Она подняла крышку. Внутренность шкатулки была обита бархатом цвета рубина. Едва продавщица открыла шкатулку, из нее полилась приятная восточная мелодия. Гарри ткнул пальцем в надпись:
— Вы знаете, что тут написано?
— Это на санскрите.
— И что это?
Он не стыдился своего невежества. Он знал, что образования ему не хватает, но не считал нужным скрывать это перед молодой продавщицей. У него были деньги, и это все, что имело значение.
— Древнеиндийский язык.
Девушка колебалась. Видимо, сама не понимала, о чем говорит.
— Вы знаете, что тут написано?
Продавщица прикусила нижнюю губу и виновато покачала головой.
Гарри улыбнулся ей и взял в руки шкатулку:
— Наверно, тут написано: «Иди в задницу, америкашка». Девушка беззвучно охнула, а потом вдруг прыснула со смеху. Гарри подмигнул ей:
— Заверни это для меня, лапочка, да покрасивее. Это — подарок для моей благоверной.
Эндрю пил пиво за стойкой бара, когда Гарри вошел в паб. Здесь недавно делали ремонт, но новые владельцы постарались сохранить оригинальный декор, и все новые дополнения тоже соответствовали стилю поздней Викторианской эпохи, в котором было построено само здание и созданы его интерьеры. Гарри быстро обвел взглядом зал. Хм… неплохо. Надо бы как-нибудь поужинать здесь с Сэнди. Он хлопнул Эндрю по спине. Адвокат, все еще в пиджаке и галстуке, обливался потом. Он был худ, словно богомол, и настолько высок, что, когда сидел на табурете, лоб его приходился вровень со лбом стоящего Гарри. Друзья обнялись, и Эндрю попросил у бармена еще бокал пива. Гарри движением руки показал, что пить не будет, но Эндрю проигнорировал его жест: